Северная башня привлекла внимание бандитов по двум признакам. Во-первых потому, что именно там находилась самая разветвленная сеть подвалов, отлично сохранившихся до наших времен. Ведь раньше эти подвалы использовали как винный погреб. Там была отличная вентиляция, подходящий климат и все условия, чтобы устроить химическую лабораторию. Во-вторых, из-за ее отдаленности. Ведь Северная башня была единственным местом в замке, имеющим другой вход. И этот вход выходил на прямую дорогу к каньону. Если поставить заграждения между теми проходами, которые ведут к другим частям замка, то Северная башня превращается почти в отдельное строение. Таким образом, это был идеальный вариант для замыслов бандитов. Тетя Лида открыто писала о том, что в химической лаборатории, устроенной в башне замка (вернее, в подвалах) занимаются переработкой радиоактивных веществ без необходимых средств защиты и это производство уничтожает вокруг все живое: и растения, и людей. По мнению тети Лиды, Горянский занимался оружейным плутонием и ураном. Он получал какое-то сырье, производил из него уран и продавал за границу, в ту страну, о которой ей однажды проболтался бандит, пытавшийся склонить ее на их сторону. Она считала, что этот переработанный уран очень опасен не только для той местности, в которой его производят, но и для той страны, которая его покупает, опасен из-за нарушения техники безопасности и повышенной радиоактивности, возникшей в результате несовершенного производства.
Надо отдать ей справедливость в том, что она почти угадала. В своем письме, как факт, она приводила ужасное состояние белых цветов и ускоренное старение всех постоянных жителей поселка. Она не могла знать о фальшивом уране и о радиоактивном неизвестном отходе, который они прячут в каньоне. Но и те сведения, которые ей удалось получить, были слишком серьезны, чтобы Горянский мог оставить ее в живых.
Почему она так открыто писала именно об уране и оружейном плутонии? Однажды, когда она прохаживалась в окрестностях Северной башни (а тетя Лида вела свое собственное расследование), ее окликнул один их охранников производства Горянского. Этот охранник сидел в одной зоне вместе с ее дочерью, у них завязалось даже что-то вроде тюремного романа. Дочь все время показывала ему фотографию мамы, говорила, что она живет в N., и он узнал тетю Лиду. Он сказал, что любил ее дочь, хотел разыскать, когда его выпустили, но узнал, что она умерла от туберкулеза. Горянский освободил его досрочно, взял к себе на работу. Этот охранник и рассказал тете Лиде о том, что производство в башне очень плохое, опасное для жизни и он думает отсюда сбежать. На вопрос тети Лиды, что же там такое, он сказал, что в башне незаконно и без защиты производят радиационный уран и плутоний, который потом используют для производства оружия и что на торговле этим ураном их босс уже сделал миллиарды долларов.
Больше тетя Лида никогда не видела этого охранника. В своем письме она написала о том, что, очевидно, их беседу кто-то увидел, поэтому Горянский его убрал. Возможно, его даже пытали перед смертью. Она не исключала возможность, что Горянский узнал, что женщина получила информацию об истинном смысле „химического производства“. Откровенность бандита с секретаршей Алексеева была достаточной причиной для того, чтобы она стала второй жертвой. Тетя Лида написала обо всем этом. Она заканчивала письмо просьбой разобраться в незаконной деятельности депутата Горянского, прекратить его торговлю ураном и спасти от гибели поселок. Вернее, поселок и небольшой городок рядом, ведь опасность распространялась и на него. Это выстраданное письмо постигла плачевная участь. Но судьба женщины стала еще более плачевной. Я предполагаю, что, когда Горянский принял решение убрать с дороги Алексеева, он решил избавиться и от секретарши. Думаю, что следили за ними обоими. Но, на следующее утро после убийства Алексеева, секретаршу выпустили в город. Бандиты не знали, что тетя Лида написала письмо в посольство. Но они знали, что она второй посвященный, после Алексеева.
Когда она вернулась домой, ее убрали, но все-таки эта поездка не давала Горянскому покоя. И тогда ему пришла в голову идея со статьей. Он придумал, как объяснить исчезновение директора музея так, чтобы ни у кого не возникло вопросов. И даже если секретарша успела кому-то сболтнуть, то его идея закроет всем рот и погасит любую шумиху. Через пресс-центр своего подставного политика Горянский заказал статью. Эту статью и состряпал Сопиков. После этого Горянский успокоился – теперь всем официально было известно, куда исчез директор музея. Вот, собственно, и все. Хотя нет, не все.
Договор об аренде, тот самый договор, по моей просьбе скопированный в музее, находится вместе с остальными бумагами и тоже является доказательством преступления. Особенно, если проследить место работы заместителя директора музея (или новой секретарши, как она сама себя называет) и узнать, какую карьеру она успела сделать под руководством Горянского. Он продумал даже такой хитрый ход: поставить на руководящие должности в музее своих людей, которые прикроют в случае необходимости.
Еще, наверное, надо сказать о том, что когда я читала письмо тети Лиды, мне несколько раз становилось очень страшно. У нее не было тех фактов, которые есть у меня, большей частью она руководствовалась своей интуицией, но поражало то, насколько ее догадки были верны. Особенно та догадка, что уран, который продавал Горянский, не был обыкновенным ураном.
Об уране, плутонии и страшном отходе я узнала из двух источников: из записок Виктора, который вел свое расследование, и из рассказа уборщицы, которая подслушивала разговоры ученых, нанятых Горянским для выяснения обстоятельств трагедии в мастерской завода. Я обманулась в продюсере своего канала, наивно предположив, что он не имеет никаких отношений с Горянским. Поймав его на первой лжи, я выяснила, что контрольный пакет акций канала давно принадлежит Горянскому, а продюсер – марионетка, которая пляшет под его дудку. Какой была первая ложь? Наш разговор, когда он проговорился, что Горянский торгует металлом! Про слухи об этом.
Но дело в том, что о Горянском никогда не было таких слухов (я выяснила это из достоверного источника – у Сопикова, который не мог не знать). Никто не знал о торговле металлом даже в нелепых обвинениях! Всем окружающим Горянский был известен лишь как удачливый торговец и все считали, что он занимается торговлей – продает мебель, оборудование, автомобили и т. д. Продюсер просто проговорился мне о том, о чем мог знать только приближенный Горянского. Очевидно, позже он понял, что сболтнул лишнее и срочно послал по моему следу убийцу, чтобы закрыть мне рот и реабилитироваться в глазах Горянского. Но было уже поздно. Что же касается автоперевозок, то это было только моей догадкой. Я не сомневалась, что Горянский открыто возьмет водителей с грузовиком для перевозки контейнера – у него хватало наглости ничего не скрывать. А зачем ему было таиться, если он давно привык к безнаказанности? Если прикрываясь другими людьми (к примеру, тем известным политиком, в пресс-центре которого официально числится журналист Сопиков), он привык распоряжаться властью, диктовать всем свои законы и чувствовать себя огромной силой – страшной потому, что она тайная. Он считал, что любое преступление сойдет ему с рук. Он не знал, что я найду те самые главные доказательства. В письме мне рассказал о них человек, которого я люблю. Цилиндр я раскопала раненной рукой сама.
Возможно, после того, как я вытащила его на поверхность, руки у меня больше не будет. Но будут прекрасные белые цветы, умершие при жизни. Я не знаю, как они называются. Не успела узнать. Цветы, подтверждающие искренность человеческой любви… После них родятся новые и, возможно, они будут жить. В маленьком и красивом, больше не проклятом поселке»
Когда я закончила говорить, что-то очень болезненное, очень терпкое заныло под разломанным ногтем. Я увидела белый цветок, попавший каким-то чудом под ноготь. Белый цветок. «Флер д' оранж» в сердце замка… Так с иронией назвал эти цветы тот, кого я люблю. Он знал старинную легенду о том, что в день свадьбы именно этими цветами раньше украшались местные невесты. Свадебный цветок. Символ света. Символ искренности, который дарят невестам. Что происходило дальше и как – я не помню. Только я хватала цветы в охапку, бросая в его уничтоженное лицо, расправляясь со счастьем, которого меня лишили. Он был весь осыпан цветочным дождем. Так, как будто цветы падали с живых деревьев… С настоящих деревьев, которые никогда не приносили мертвых плодов.
Я успокоилась, почувствовав новый приступ боли. Мне по-прежнему было легко. В глубине кто-то громко и отчетливо сказал: «Вас найдут. Все ведь знают – вы должны вернуться до захода солнца. Вас найдут. Он не умрет. Все будет хорошо. Посмотри – заходит солнце».
