уничтожить ее. Ну разве не иронично? Разве в том, как он бесконечно использовал других в качестве орудия планомерного разрушения своей прогнившей душонки, не заключалась печальная истина того, как он жалок? Каллум не считал себя кем-то выдающимся и не ошибался, а ведь те, кто прав в подобных вещах, не обретают внезапно силу.
Мозг этой операции – вовсе не Каллум.
– Чего ты хотела от Далтона? – выдавила Париса, задыхаясь от возмущения или от жгучего чувства, что ее провели.
– Того же, чего и ты, – ответила Рэйна.
Не секса. Не любви. Не преданности. Все это у Рэйны и так было, и без всего этого она могла обойтись.
Нет, Рэйне нужна была тайна. Загадка. «Будь ты проклята», – подумала Париса, а потом еще злобней пожелала того же себе. Когда это кто-то не стремился хоть что-нибудь у нее отобрать? Она же сама привлекла внимание к Далтону, выбрав его.
Рэйна побарабанила пальцами по книге, и Париса перевела на нее взгляд.
«Бытие». С ней же ходил и Далтон. Вот чем он занимался в своих исследованиях.
– Мне кажется, ты не права насчет архивов, – заметила Рэйна.
Париса внутренне вспыхнула, раскаленная добела. Такие бурные чувства были ей несвойственны. Она вообще была человеком уравновешенным, спокойным, практичным, сосредоточенным. Толковых соперников она уважала. И Рэйну за эту игру зауважала еще больше.
Но при этом Парисе хотелось ее придушить.
– Осторожнее, – посмеиваясь, предупредил Рэйну Каллум и бросил взгляд на Парису. – Еще наживешь себе врага.
Рэйна пожала плечами и, прихватив книгу, встала. По пути в коридор она остановилась в дверях.
– Не завидуй мне, Париса, – издевательски прошептала Рэйна ей на ухо. – Бойся меня.
Руки Парисы покрылись мурашками, а во рту разлился медновато-сладкий привкус. Она будто услышала эхо, идеально вторившее ее собственному голосу. Классно исполнено. Если бы еще Рэйна понимала, во что ввязывается, бросая Парисе вызов. Подумаешь, обманула разок. Войну-то не выиграла.
Да и потом, от Парисы не укрылось, как тяжело они обе дышат.
«К чему это, как думаешь, – мысленно ответила она, – то, что я все не иду у тебя из головы?»
К радости Парисы, на лице Рэйны промелькнула тень ненависти. Не говоря больше ни слова, Рэйна ушла, а Париса обернулась к Каллуму. Тот посмеивался, поднеся к губам бокал.
– Значит, – сказала Париса, пока он пил, – ты от того, кто не любил тебя как надо, переметнулся к той, кто тебя не любит вообще? – Скрестив руки на груди, она посмотрела, как Каллум поднимает с пола бутылку. – Каковы ощущения?
– Да как обычно, – ответил Каллум, наливая себе еще, чуть ли не до краев, и прикрывая глаза. – А теперь садись и пей со мной, – сделав глоток, поманил он к себе Парису, – либо катись отсюда.
Сначала Париса подумала, что такое предложение должно вызвать только отвращение.
Хотя Каллум выбрал вино отличного урожая.
Она выхватила бутылку у него из рук и уселась рядом.
– Просто к твоему сведению, – сказала она, – в этот раз я позволила тебе безнаказанно использовать на мне свои силы. Но если ты снова без моего ведома попытаешься на меня повлиять, я приложу все свои немаленькие таланты к тому, чтобы ты очень горько пожалел и не переставал жалеть до конца своей коротенькой жизни.
С этими словами она сделала большой глоток прямо из горлышка.
– Охотно верю, – признался Каллум, отпив из бокала и подняв его: – Salud.
Париса подняла бутылку.
– Будем.
Из коридора донеслись чьи-то шаги. Кто-то встал у порога раскрашенной комнаты; Париса с Каллумом переглянулись и, поняв, кто это, пожали плечами.
– Есть соображения, что у него на уме? – спросила Париса, указывая вслед незримо удаляющемуся Тристану Кейну.
– Своих нет, а у тебя?
– Нет.
Некоторое время они, выпивая, размышляли молча.
– Ладно, – сказал наконец Каллум, поднимаясь с дивана, – я спать. Завтра продолжим?
На этом их краткое перемирие завершилось. Следующий ход был за Парисой, если она вдруг пожелала бы отомстить.
Как утомительно. Ей ведь еще надо проучить Рэйну.
– Нет, поступай как знаешь. Только меня не впутывай.
Каллум, похоже, не удивился.
– Точно?
– Да.
– Разрешены даже самые низкие подлости?
Париса фыркнула:
– Хочешь уничтожить мир? На здоровье. Вряд ли останешься сильно доволен.
– Уничтожить мир? Нет, – покачал головой Каллум. – Если не станет других, что будет со мной? Не так уж и сильно я себя ненавижу.
Оба мрачно улыбнулись.
– Ну так забирай мир себе. Иссуши его, если тебе так больше нравится. – Париса пожала плечами. – Может, тогда Роудс вернется остановить тебя.
– Ха, – грубо усмехнулся Каллум. – Боже, ну и скука бы вышла. – Снова покачав головой, он поставил бокал на столик. – Доброй ночи, Париса.
Каллум ушел, а Париса некоторое время смотрела на стреляющие угли в камине.
– Santé, – тихонько пробормотала она, выпивая за здоровье Каллума.
И за то, чтобы он не пережил ее.
V
Двойственность
Либби
Либби проснулась, лежа лицом на линолеуме в клеточку: квадратики кричаще-бирюзового цвета и серого, который когда-то был пепельно-белым. Щека пульсировала болью, что неудивительно, учитывая, как Либби, должно быть, встретилась с полом. Во рту и горле саднило от сухости, а лимфатические узлы опухли.
– Элизабет, – позвал женский голос, – как вы там?
Выходит, не сработало. Не то чтобы Либби на это рассчитывала. Она хмуро взглянула на механические часы на стене – 8:13 вечера.
Отлично, чудесно. Ее вырубило на целых десять минут, вот откуда в голосе библиотекарши легкая паника. Либби наверняка не первая злоупотребила ресурсами библиотеки, но вряд ли кто-то до нее совершал нечто столь же невероятное.
– Всё… – хрипло проговорила Либби, – всё хорошо.
Она медленно, с усилием села. Суставы ныли, в голове гудело, а в желудке протестующе урчало. Одежда насквозь пропиталась потом, а по штанинам расползалось постыдное пятно.
Такова расплата за то, что Либби чисто по-Вароновски решилась на аферу, провернуть которую в одиночку ей было точно не под силу. Чудо, что все не окончилось куда хуже, учитывая степень риска: она запросто могла ослепнуть, поджечь все здание или вовсе больше не проснуться.
«Дура», – мысленно обругала себя Либби. Во-первых, перевернула вверх дном архив: кругом лежали разбросанные и порванные в клочья папки и коробки. На опаленном полу чернело пятно, и удалить его Либби не смогла бы, даже собери она все свои силы. Стол, на котором остались бесполезные вычисления, напоминал саму Либби: превратился в развалину. Несмотря на малые шансы (явный знак от вселенной), она все еще думала, что дело несложное; не то чтобы прямо легкое, но решение могло найтись интуитивно – вроде взрыва, помогшего вырваться из запутанных сетей Эзры. Всегда оставалась возможность, пусть и
