Мосин благополучно добрел до мусорных контейнеров. Выбросил мусор, выкурил еще папироску. Поежился от влажного ледяного ветра, поддувающего под телогрейку, и пошел домой.
И все…
Не вспомнил бы он никогда ни о бабке этой противной. Ни о дамочке, что в гости к ней напросилась после того, как с мужиком с четвертого этажа повздорила. Забыл бы и не вспоминал никогда, если бы не тот приставучий мент, повадившийся к нему в дом вечерами.
И все что-то подрывал под него, все что-то пытался выведать. Только Мосин намертво стоял. И жене с дочкой строго-настрого приказал не болтать лишнего. Дома, мол, отец был весь вечер. Никуда не выходил, сидел и смотрел телевизор после того, как поужинал. Жена, правда, покосилась в его сторону пару дней после того, как о смерти старухи узнала. Но Мосин не отреагировал никак, она и присмирела, и с вопросами не лезла к нему.
Будет знать, как квартиру обменивать! Нашла тоже райончик подходящий! Что ни день, то происшествия! То банк под носом ограбят. То старуху в квартире прибьют. То девку эту, что в гости к старухе вечером напросилась, убили будто бы.
Он, правда, точно не знал, так, слышал треп бабий во дворе. Что бывшую жену Генки Сошкина убили. Генкой Сошкиным оказался тот самый парень, который думать не захотел, а посоветовал лошади это сделать. Вот и получалось, что…
А что получалось? А ничего! Его дело вовсе сторона, ни на какие вопросы он отвечать не станет. И против себя свидетельствовать тоже. Ведь только рот открой, что он в тот вечер мусор вышел вынести и на девку ту нарвался, сразу на него убийство старухи повесят. Не на нее же?! Нет, конечно…
Звонок в дверь был даже не неожиданным. Он был страшным для него. Не иначе снова по его душу явился тот противный мент. А кому еще-то? Дочка на дне рождении у друзей, сказала, что там и заночует, ехать-то через весь город. Да и ключи свои у нее имелись. Жена в ночную смену ушла. В гости к ним никто не захаживал. Да и время больно для гостей неподходящее, десятый час ночи.
– Кто?! – рявкнул Мосин из-за двери, поигрывая в руке тяжелой фарфоровой кружкой. – Чё надо?!
Чай он пил до того, как звонок в дверь раздался. Крепкий горячий чай с шоколадными пряниками, которые он страсть как любил.
– Степан Васильевич? – окликнул из-за двери незнакомый мужской голос. – Я Карпов. Глеб Карпов, зять покойной вашей соседки.
– И чё?!
Мосину сделалось плохо. Вот оно, начинается! Сначала мент сам к нему приставал, теперь по его следу родню погибшей бабки пустил. Сейчас станет ныть и канючить, в глаза смотреть и в душе ковыряться.
Карпова этого Мосин из окна не раз видел. Только, правда, не понял пока про него ничего. Сначала все с женой и сыном в гости к теще ездил. Раз в неделю всегда. А теперь, после того как тещи не стало, он вдруг на третьем этаже у девки молодой и холостой поселился. Непонятно как-то…
– Разговор есть! – проявлял настойчивость из-за двери Карпов. – Впустите, Степан Васильевич, я недолго.
Мосин с сожалением заглянул в кружку. Поблаженничать теперь с шоколадными пряниками не удастся, да и чай остыл. Прохладный он не пил.
– Ну! – открыв дверь, Степан Васильевич глянул на Глеба недобро. – Что за разговор-то?
– Можно войти? – Карпов сделал шаг вперед. – Не на лестнице же говорить станем!
– Вошел уже! – фыркнул со злостью Мосин и шагнул в сторону.
В комнату он гостя не повел. Много чести. Это менту он хамить не мог да дверь перед носом закрывать, а этот и в кухне на табуретке хорош будет.
– Вы меня, ради бога, извините. Я ведь не только к вам, ко всем в подъезде хожу.
– С целью?
Мосин поставил чашку в раковину, но мыть не стал, не привык спиной к незнакомым людям стоять. Сел напротив Карпова за стол, одобрительно отметив, что тот лапищи на стол не кладет, на коленках их держит. Оно и правильно. Люди есть за стол, между прочим, садятся. Хлеб на него кладут!
А этот мент, гад щербатый, как зашел, сразу кепку свою вонючую на стол швырнул. Типа, что хочет, то и ворочает. И курил в доме нещадно. Мосин потом еле выветрил вонь от его сигарет дешевых.
– Тещу мою убили, Наталью Ивановну, если вы знаете, – пояснил Карпов.
– А ты теперь убиваешься по теще-то? – с недоверчивым смешком поинтересовался Мосин. – От того, что по теще убиваешься, к ее соседке и переехал?
– Ну, ты, блин… – Глеб не хотел, а рассмеялся, и головой замотал, и руку неожиданно протянул Мосину. – Ну, ты молоток, мужик!
Мосин пожал протянутую ладонь осторожно. Брататься, что ли, с ним от удачной шутки?! Еще чего!
– Убиваться мне по ней нечего, – вдруг признался откровенно Глеб. – Сука старая мне всю кровь выпила!
– О как! – присвистнул Мосин, глянув на Карпова исподлобья чуть внимательнее.
Вроде не врал. Морда будто порядочная, глаза не шальные, не прячет их. Да и кто станет врать-то таким образом. Сам себя будто подставляет.
И словно услыхав его мысли на свой счет, Глеб без утайки сказал:
– Так и после смерти своей неожиданной она продолжает кровь из меня пить, Степан Васильевич, тонкой соломинкой.
– Как это? – спросил просто так, не дурак, догадался, куда тот клонит.
– А так, что меня обвиняют в ее смерти! Будто это я ее в сердцах приложил! – воскликнул Карпов с горечью. – Я в тот вечер как раз тут отирался.
– К соседке? – догадливо хмыкнул Мосин.
– К ней приезжал.
– Кто же тебя срисовал-то? – внезапно заинтересовался Степан Васильевич.
– Срисовал-то… А Гена Сошкин, тот, что этажом ниже тебя живет. В подъезде на выходе мы с ним столкнулись. Вот он и…
– И заложил тебя, – закончил за Карпова Мосин. – Красавец! А может, это он и приложил бабушку? Сам приложил, а на тебя свалил?
– У него мотива нет, а у меня был. Да еще какой! – Глеб поскреб подбородок. – Вот и хожу теперь, как дурак, по квартирам, ищу возможных свидетелей.
– Свидетелей чего?
Мосин нахмурился, задумавшись.
С одной стороны, мужик вроде нормальный, Карпов этот. И помочь можно. А с другой – как бы себе во вред благодеяния свои не обернуть.
– Понимаешь, Васильич. – Глеб шлепнул себя по коленкам. – Никто ничего не видел! Меня так увидали, а больше никого! Но кого-то эта старая фря впустила к себе. Замок взломан не был. Соседи слышали, как теща сама кому-то открыла дверь и с кем-то разговаривала, даже по имени будто бы окликала. А кого?!
– А как она померла-то? – Мосин спрятал взгляд, принявшись рассматривать свои заскорузлые ладони. – Как убили-то тещу твою?
– Ее сильно по голове ударили тяжелым тупым предметом, и она померла от потери крови. Старая все же. Молодая, может, и выжила бы. Никто ничего не слыхал! И это в воскресенье, когда все дома, – продолжал сокрушаться Глеб, не забывая внимательно поглядывать на Мосина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
