— Если бы ты знала, как я боялась этого! Вот то единственное хорошее, что дал мне этот разрыв между нами. Но я всегда помнила, что однажды должна вернуться и покончить с этим. Я сказала тебе все, что мне известно, но смотри, Кэйти: если это так важно для тебя, то можно разузнать и остальное — что сталось с ним.
— Нет, — ответила я. — Я рада, что ты мне столько поведала, но я бы не стала заходить дальше. Честное слово.
Это была правда. Я чувствовала одно лишь облегчение, словно развеялся смутный кошмар, изводивший меня со времени приезда в Розовый коттедж. И первые десять минут разговора я гадала, так уж ли я хочу услышать, что моим отцом был какой-нибудь женатый человек с репутацией и карьерой, которых мог лишиться, или же какой-нибудь заезжий шофер, которому было наплевать на ответственность и ребенка. И, словно яркое солнце, разогнавшее туман, пришло понимание: все это неважно.
Я улыбнулась матери и повторила вслух:
— Это совсем неважно. Думаю, что вы с бабушкой и дедушкой оказались правы. У меня не могло быть лучшего дома или родственников, чем те, что были, вот только тебя недоставало.
Тут полились слезы, а с ними начались поцелуи, и наконец — заключительное успокоение взволнованных чувств. Это продолжалось минуту или две, потом мама, придя в себя, добралась до косметички и принялась устранять ущерб, а я отошла к камину — заняться огнем и незаметно вытереть глаза.
Все еще стоя у очага на коленях, я наблюдала за ней некоторое время, потом неуверенно сказала:
— Извини, но, послушай, мы не можем все так оставить. Почему ты сказала, что забыла, кто это был, хотя ты, похоже, все отлично помнишь? Мы решили, что ничего не станем предпринимать, но, в самом деле, это единственное, что я имею право знать. Кто он был?
Мать откинулась назад к спинке стула; глаза ее заискрились лукавством, смущением и безудержным весельем, и лицо словно ожило:
— Я просто имела в виду, — сказала она, — что не помню его имени.
— Лилиас!
— В самом деле! Но это было так давно, и почему-то казалось, что это всего лишь сон. Я помню, что он был хорош собой, просто прелесть, и что он немного заикался, когда волновался. Еще у него был красный спортивный автомобиль с медной выхлопной трубой и полосой через капот, а все — и я в том числе — звали его Кроличек, но я думаю, нет, я уверена, что его имя было Джордж.
Секунд пять полной тишины, и я рассмеялась.
Вряд ли соответствующая реакция, и вполне вероятно, что смех, подытоживший мои поиски, звучал чуть истерически, но то был неплохой конец, а я быстро привыкала к мысли, что я дочь собственной матери. И потому я рассмеялась — с облегчением, и еще потому, что это было забавно. «Относись к жизни легко».
Лилиас смотрела на меня, приоткрыв рот, потом хихикнула, и нежданно все стало хорошо, просто чудесно, а утраченные годы, украденные тетей Бетси, минули и ушли, а будущее принадлежало нам. Америка, Стратбег, Розовый коттедж — неважно. Оно принадлежало нам.
Мама выпрямилась, снова промокая глаза:
— Ой, Кэйти, маленькая моя, как я тебя люблю! Безобразие, меня аж икота разобрала. Дай-ка мне марафет навести, и что ты скажешь на то, чтобы позвать в дом бедного тактичного Ларри и твоего симпатичного Дэйви? И ради всего святого: есть ли в этом доме чайник и чай?
Глава 26
Нашлось и то и другое. Я поставила чайник на огонь и отыскала несколько чашек, а Дэйви тем временем придвинул стулья к очагу и поставил перед ним табуретку в качестве столика. Потом он прошел вслед за мной в заднюю кухню, где я торопливо расставила цветы в молочные бутылки и запихнула пару оставшихся кусочков хлеба в древний тостер.
— Все в порядке? — только и спросил он. Я кивнула.
— Я приехал чисто случайно. Ты не против?
— Конечно, нет.
— Он, кажется, симпатичный дядька, этот американец. С ним легко общаться. У него вроде бы большое дело, недвижимость продает. Называется «Риэл эстэйт». Об его фирме и говорили, да еще о машинах. Он арендовал «армстронг-сиддли» и здорово им доволен. Я думал, тебе это любопытно будет.
— Про «армстронг-сиддли»?
— Не глупи. Ты знаешь, о чем я.
— Да, я знаю. Все в порядке, Дэйви, и я тоже. Все прошло хорошо. Он все же медлил:
— Кэйти?
— М-м?
Первые два ломтика выскочили из тостера, я положила в тостер вторую пару и начала смазывать маслом первую.
— Что ты скажешь на то, чтобы мне пойти домой сказать моим: дескать, Лилиас приехала и все в порядке? Мама поговорила с тобой днем и теперь мечется как кошка по раскаленной крыше, гадает, правда ли это. Никак не может поверить.
Держа в руке нож, я остановилась, чтобы обдумать эту мысль:
— А почему бы не позвать их сюда? Уже поздно, и я сомневаюсь, что Ларри и Лилиас собираются приглашать в гости сегодня вечером кого-то еще, а завтра утром они уезжают на север. Послушай, спроси у них. Думаю, это будет здорово.
Это также поможет, невольно подумала я, пока из тостера продолжали выпрыгивать куски хлеба, которые я смазывала маслом; поможет облегчить ношу и разделить бремя, то есть «лишить ситуацию излишней напряженности и снизить накал эмоций».
Пока дожаривались два последних кусочка, я отнесла в кухню цветы и поставила их на каминную полку. Я увидела, как Лилиас, читающая письма, изъятые у «Незримого Гостя», смеясь, устроила что-то вроде церемонии предания их пламени. Но пока бумага чернела и, превращаясь в струйки дыма, улетала вверх по дымоходу, я со своего места у каминной полки видела отблески огня на ее щеках, словно это блестели слезы. Она поймала мой взгляд, улыбнувшись, стряхнула с ладоней пыль и произнесла:
— Так! От прошлого мы избавились, милая Кэйти, и самое время выпить за будущее. И непременно английского чаю!
Наконец с чаем и тостами — тостами, которые я бы приготовила себе на завтрак, — трое из нас уселись у огня, убедительно делая вид, что наслаждаемся уютом, и поведали друг другу остаток истории — те ее части, о которых можно было упомянуть при Ларри.
Моя история шла первой. Бабушка рассказала Лилиас о моей юности и о том, что она знала про наш с Джоном брак и про его конец апрельской ночью над Па-де-Кале. Я предположила, что впоследствии моя мать пожелает узнать больше об этих головокружительных месяцах, но сейчас ее интересовали более спокойные темы: моя жизнь после этого, лондонская работа, мое тамошнее жилье и мои друзья и что я думаю о Тодхолле, куда я — как Ларри в Хексэм — приехала «в поисках своих корней».
Отсюда мы вернулись к Розовому коттеджу, и мне пришлось поведать о моем детективном хождении от дома к дому и о наших с Дэйви стараниях разгадать тайну. Лил, наполовину взгрустнув, наполовину развеселившись, засыпала меня вопросами про деревню и про упомянутых мною ее обитателей, и тем бессознательно подтвердила слова Ларри о ее тоске по дому. Слушая вполуха, словно сказку, он улыбался, глядя на свою жену и — как я заметила — так и не отхлебнув своего чая.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
