Н. Д. Он расплатился за вас.
Дж. Х. Заплатил за кассету, соскреб меня с пола, проводил домой, успокоил – и меня, и родителей. Боже, как им не терпелось сбыть меня с рук. Почему, думаешь, я так быстро вышла за Роберта?
Н. Д. Я считала, у вас был бурный роман.
Дж. Х. Да, но от чего буря разыгралась? Я тебе скажу. Мои родители не хотели обо мне заботиться, а Роберт хотел. Случай сумасшествия в семье его не пугал.
Н. Д. Разве вы его не любили?
Дж. Х. Еще как любила, черт возьми! Говорю же, я превратилась в полную развалину. Плюнула на себя, самой себе доказала как дважды два четыре, что я совершенное ничтожество. Но появился Роберт и объяснил, что я ошибаюсь: вовсе я не ничтожество, просто у меня плохая полоса. Он сказал, что какое-то время мне нужна поддержка. Что некоторые люди не созданы для работы, а я уже достигла большего, чем многие за всю жизнь. Он обещал заботиться обо мне.
Н. Д. Под достижением он имел в виду ваши жуткие глиняные домики? Я их видела. В вашей гостиной. В шкафчике со стеклянными дверцами.
Дж. Х. И?…
Н. Д. Ничего. Просто сообщаю, что видела. Из-за работы у вас случился нервный срыв, и все же у вас полная гостиная этих домиков. Не напоминают о плохих временах?
(Долгая пауза)
с. З. Миссис Хейворт?
Дж. Х. Не встревайте, сержант. (Пауза.) В моей жизни были взлеты и падения, но хочу ли я стереть ее из памяти? Нет. Можете считать меня тщеславной, но свидетельство моего существования для меня важно. Присутствующие не против? Я, видите ли, хочу быть уверена, что не напридумывала мою долбаную жизнь.
Н. Д. Я вас понимаю.
Дж. Х. Ах, какое ты мне доставила удовольствие! Не уверена, что жажду понимания от женщины, которая стаскивает трусы перед первым встречным на станции техобслуживания. Я слышала, что многие жертвы изнасилования бросаются в разгул. А все потому, что чувствуют себя никудышными. Готовы отдаться любому.
Н. Д. Роберт – не любой.
Дж. Х. (Смеется.) О да! Вот уж правда так правда!
Н. Д. Вы поняли, какой он, и потому полюбили?
Дж. Х. Нет. Зато теперь я многое о нем знаю. Теперь я знаток Роберта. А ты, готова поспорить, не в курсе даже, где он вырос. Что тебе известно о его детстве?
Н. Д. Я уже говорила: он не видится с родными, у него три сестры…
Дж. Х. Вырос Роберт в деревушке под названием Оксенхоуп. Знала? Это в Йоркшире. Буквально в двух шагах от родины Бронте. Ты что считаешь шедевром – «Джейн Эйр» или «Грозовой перевал»?
Н. Д. Роберт изнасиловал женщину из Йоркшира. Пруденс Келви.
Дж. Х. Знаю. По крайней мере, так полиция думает.
Н. Д. А вы? Он это сделал или нет?
Дж. Х. Ты бы порасспросила Роберта о семействе Бронте. Если он, конечно, станет говорить с тобой. Или вообще заговорит. Роберта всю жизнь тянет к неудачникам. В детстве у него постер висел в комнате, с портретом Брэнвелла Бронте[20] – тунеядца и пьяницы. Странно, согласна? Учитывая, что сам Роберт такой трудяга.
Н. Д. На что вы намекаете?
Дж. Х. Обо всем этом он рассказал мне только после свадьбы. А до тех пор хранил в тайне, как барышни невинность в старые добрые времена. Полагаю, ты заметила склонность моего мужа оттягивать удовольствие. Что еще? Мать была местной шлюхой, отец связался с «Национальным фронтом»[21]. Ушел из семьи к другой женщине. Роберту было шесть, его это здорово подкосило. Мать любила отца, хотя он и вышвырнул ее как мусор, а когда еще жил с ней, использовал вместо боксерской груши. А Роберт ей на фиг не нужен был, хотя он ее боготворил. Для нее он был пустое место. Она или орала на него, или не замечала. От нищеты она волей-неволей перестала ложиться подо все, что носит штаны, и занялась делом. Чем именно, как думаешь?
Н. Д. Мастерила из глины всякую пакость?
Дж. Х. (Смеется.) Нет, однако заделалась бизнес-леди. Собственную фирму основала, прямо как ты и я. Только слегка в другой области. Секс по телефону. Представь, очень даже неплохо зарабатывала. Даже хватило на шикарную частную школу для детишек. Гиглсвик. Слыхала?
Н. Д. Нет.
Дж. Х. Отец никогда не любил Роберта. Навесил ярлык тупицы. Считал неуправляемым. Вечно клял за то, что мать его обхитрила и родила второго, никому не нужного сына. Ну и мать обвинила Роберта в том, что из-за него она осталась без мужа. Короче, Роберт был черной овцой в стаде. Экзамены провалил, несмотря на вложенные в образование денежки, и в итоге оказался на кухне деревенской забегаловки «Стейк и Кебаб». Может, потому и отождествляет себя с Брэнвеллом Бронте.
Н. Д. Вы все это выдумали? Роберт мне никогда ничего такого не рассказывал. С какой стати я должна вам верить?
Дж. Х. А у тебя выбора нет: либо информация от меня, либо никакой. Бедная, бедная Наоми. Сердце мое обливается кровью.
Н. Д. За что вы меня так ненавидите?
Дж. Х. За то, что ты собиралась увести моего мужа, а у меня больше ничего не было.
Н. Д. Неправда. Если Роберт умрет, у вас и не будет ничего.
Дж. Х. (Смеется.) Ошибочка. Я использовала прошедшее время: ничего не было. Теперь все прекрасно. Теперь у меня есть нечто более важное, чем Роберт.
Н. Д. И что же это?
Дж. Х. Раскинь мозгами. Подсказка: у тебя этого нет.
Н. Д. Вам известно, кто меня изнасиловал?
Дж. Х. (Смеется.) Да. Но его имени я тебе не назову.
Глава двадцать первая
08/04/06
– Бронте родом из Хейворта, – сказал Саймон. – И фамилия Роберта – Хейворт.
– Знаю. – Чарли пришла в голову та же мысль.
– А знаешь, за кого вышла замуж Шарлота Бронте?
Чарли покачала головой. Это один из тех фактов, что известны Саймону, но не большинству нормальных людей.
– Его звали Артур Белл Николс. Помнишь сестру Хейворта, Лотти Николс, – единственную, о которой Роберт сообщил Наоми?
– Боже… Три сестры! По словам Джульетты, их нет в живых.
– Похоже, Хейворт очень далеко зашел в своем отождествлении с Брэнвеллом Бронте, – мрачно сказал Саймон. – А как быть с его фамилией? Думаешь, совпадение?
Чарли повторила ему вчерашний свой ответ Наоми Дженкинс:
– Я не верю в совпадения. Гиббс сейчас разбирается с деревней Оксенхоуп и школой в Гиглсвике, так что скоро получим что-нибудь конкретное. Неудивительно, что мы ничего не раскопали на Лотти Николс, черт бы ее побрал.
– Не нравятся мне их беседы. – Саймон поболтал холодные остатки чая в пластиковой чашке. – Двух ненормальных женщин Хейворта. Меня от обеих воротит.
Они сидели в буфете полицейского участка, помещении с голыми и слепыми, без окон, стенами и сломанным «одноруким бандитом» в углу. Обоих не радовала ни обстановка, ни слабый, едва теплый чай. Такое дело обсудить бы в «Рыжей корове», за кружкой хорошего пива, однако Снеговик высказал Чарли пожелание, чтобы его детективы работали на работе, а не смывались посреди рабочего дня в сомнительные заведения и не распивали пиво, усадив на колени полуголых танцовщиц.
– Сэр! В «Рыжей корове» у себя на коленях можно обнаружить только фирменную красную салфетку! – возразила Чарли.
– На работе положено работать, а не доставлять радость вкусовым рецепторам! – отчеканил Пруст. – Заглянуть в наш буфет на чай с сэндвичем – максимум, что я себе позволяю вот уже двадцать лет подряд. И никто не слышал моих жалоб!
«Неужели. А что я слышу сейчас?»
Снеговик пребывал в отвратительном расположении духа. Чарли сообщила ему расценки самого дешевого изготовителя солнечных часов, которого смогла найти, – бывшего каменотеса из Уилтшира. Увы, часы, о которых мечтал Пруст, даже у этого мастера обошлись бы в две тысячи фунтов. Суперинтендант Бэрроу запретил такие траты категорически: бюджет ограничен, есть вещи и поважнее – хотя бы починка «однорукого бандита».
– Знаешь, что мне предложил этот кретин? – разорялся Пруст. – В «Садовом центре» рядом с его домом, видишь ли, солнечные часы продаются дешевле двух фунтов. Позволил купить, если мне очень хочется. И плевать ему, что часы стоячие! Плевать, что эти штуковины время не показывают! Неужели я не упомянул об этом ключевом моменте, сержант? Так вот: Бэрроу не видит разницы между декоративными часами, которые годятся только для украшения, и настоящими, которые должны показывать солнечное время! Бестолочь.
Чарли услышала, как Саймон произнес:
– Пруст…
Ничего себе! Как будто подслушивает его мысли.
– Что Пруст?
– Я поговорю об этом с ним. По-моему, мы поступаем неэтично. Бросаем Наоми Дженкинс в клетку к Джульетте Хейворт. Используем как приманку.
