Мне пока везет, со мной ничего такого не происходит. Я следую на машине за серебристой «ауди» сержанта Зэйлер. Я проехала мимо нее, направляясь к полицейскому участку, как раз на встречу с ней. Она неслась в обратном направлении на приличной скорости. Я развернулась через две полосы, устроив затор на обеих сторонах улицы, и помчалась следом.
Кажется, сержант меня до сих пор не заметила, хотя я сижу у нее на хвосте от самого центра. В Спиллинге грузовики тебя не обгоняют и обзор не загораживают. Большинство водителей, по-моему, тарахтят потихоньку куда-нибудь в антикварную лавку или на ярмарку ремесел. Торопится только сержант Зэйлер.
И я – поскольку не должна ее потерять. Я стараюсь держаться впритык к ней, если она кого-нибудь обгонит, я тоже успею проскочить.
На второй круговой развязке в конце Хайстрит она сворачивает налево. Эта дорога на Силсфорд, длинная и темная из-за нависающих деревьев с обеих сторон. Я кручу ручку радиоприемника, выискивая что-нибудь громкое, чтобы не оставаться наедине со своими мыслями. Сержант Зэйлер снова поворачивает, на этот раз вправо. Я не отстаю. Мы едем по улочке с коттеджами из красного кирпича. Все дома чуть в стороне от дороги, с двориком перед террасой. Красивые дома; фасады некоторых покрашены в яркие цвета: изумрудный, желтый, сиреневый.
Вдоль тротуаров стоят машины, свободных мест почти нет. Сержант Зэйлер небрежно паркуется примерно в центре улицы и выскакивает из «ауди». Я вижу ее лицо, она явно плакала. Меня осеняет: Зэйлер приехала сюда не по работе. Она здесь живет, у нее что-то случилось, и она в неурочный час вернулась домой.
Она хлопает дверцей и, не подумав запереть машину, открывает красную деревянную калитку. Я сижу в машине посреди улицы, в нескольких метрах от нее, но она меня не замечает. Кажется, она вообще ничего вокруг не замечает.
И что мне теперь делать? Если у нее что-то серьезное случилось, семейная беда какая-нибудь, то она не станет со мной разговаривать. И к кому мне обращаться? К детективу Уотерхаусу? Он ни за что не отвезет меня к тебе в больницу, какую бы информацию я ни пообещала ему взамен. Его неприязнь я чувствую каждый раз, когда мы оказываемся рядом.
Нелепые мысли. Сержант Зэйлер – офицер полиции, ответственный за твое дело. У меня есть новые факты, которые она наверняка захочет услышать, даже если у нее горе.
Я паркуюсь на свободном пятачке и возвращаюсь к ее калитке. Дом меньше моего. Как ни странно, я чувствую себя виноватой. Мне казалось, у нее должно быть шикарное жилье – как-никак представитель власти. Хотя я и не всегда подчиняюсь ее власти. Сейчас точно не стану – если она откажется везти меня к тебе. Я не меняюсь, Роберт. Мне важен только ты. Как всегда.
Позвонив в дверь, я не получаю ответа. Сержант Зэйлер не знает, что я приехала вслед за ней и видела, как она вошла в дом. Звоню снова и долго не отрываю палец от звонка.
– Убирайтесь к чертям, – вопит она. – Плевать, кто вы! Оставьте меня в покое!
Я опять звоню. Через несколько секунд вижу сквозь матовое стекло двери ее силуэт. Она открывает и, узнав меня, съеживается. Я не тот человек, которого ей сейчас приятно обнаружить на пороге своего дома. А мне все равно. Отныне мне плевать на чувства людей, и я намерена наслаждаться этим ощущением. Как твоя жена. У меня с ней куда больше общего, чем у тебя, верно, Роберт?
– Наоми… Что вы здесь делаете? – Глаза у Чарли опухшие и полны слез, нос красный.
– Я хотела встретиться с вами. Увидела, как вы уезжаете из участка, и поехала следом. – Ее несчастный вид я будто не замечаю и, по-моему, поступаю правильно.
– Я не на работе, – говорит она.
– Вижу.
– Нет. В смысле… Я сейчас не работаю. Так что придется подождать. – Она пытается закрыть дверь, но я выставляю руку.
– Нельзя ждать. Это важно.
– Тогда найдите констебля Уотерхауса и обратитесь к нему. – Она наваливается всем телом на дверь. Я делаю шаг вперед и оказываюсь в прихожей. – Бешеная! Убирайтесь из моего дома!
– Мне необходимо вам кое-что сказать. Я знаю, что увидела в окно гостиной Роберта и почему у меня был приступ паники.
– Скажите Саймону Уотерхаусу.
– Еще я знаю, почему Джульетта так себя ведет, почему ничего вам не говорит, почему ей все равно, обвинят ее в попытке убийства Роберта или нет.
– Наоми… – Сержант Зэйлер отступает от двери. – Когда я вернусь на работу… пока не знаю, когда это произойдет… то отдам дело Роберта Хейворта. Извините и не принимайте на свой счет, но я не могу больше с вами разговаривать. Не хочу больше ни видеть вас, ни слышать. Теперь вы наконец уйдете?
От ужаса у меня сжимается сердце.
– Что случилось? Роберт?… Он жив?
– Он в том же состоянии. Прошу вас, уходите. Саймон Уотерхаус вас…
– Саймон Уотерхаус смотрит на меня как на марсианку! Прогоните меня сейчас – ни слова не скажу ни ему, ни кому другому. И никто не узнает правду.
Зэйлер выталкивает меня на двор и уже готова захлопнуть дверь у меня перед носом.
– Джульетта не имеет отношения к изнасилованиям! – кричу я. – Если это и бизнес, то она ни при чем!
Зэйлер смотрит на меня. Ждет.
– В том театре было окно! – Я задыхаюсь, глотаю слова. – Я его видела, когда лежала привязанная к кровати. И видела, что было снаружи. Окно находилось совсем близко от меня. Мне сегодня приснился кошмар, и я вспомнила, что увидела за окном. То есть, конечно, я знала, что окно было, – но и только. Я не понимала, что еще что-то видела. Наверное, где-то в подсознании…
– Что вы увидели за окном? – спрашивает сержант Зэйлер.
Я чуть не взвыла от облегчения.
– Небольшой домик. Вроде бунгало. – Я делаю паузу, чтобы наполнить легкие.
– В стране тысячи бунгало. Театр может быть где угодно.
– Нет. Этот домик особенный. Но не в этом дело, – тороплюсь я договорить, пока Зэйлер не передумала. – Я еще раз видела это бунгало. В смысле – уже после той ночи, когда на меня напали. Я увидела его через окно гостиной Роберта. В шкафчике со стеклянными дверцами, среди других глиняных домиков Джульетты. Тот же самый. В окне театра я видела именно его. Он сложен из кирпичей, похожих на камни, если вы понимаете… Кирпичи такого же цвета, как природный камень, и не гладкие. Выглядят шероховатыми на ощупь. Трудно объяснить. Деревянные части выкрашены в темно-синий цвет. Голубая входная дверь с арочным верхним краем…
– … и три окошка над дверью, тоже с арочным верхом?
Я киваю. Не спрашиваю, откуда она знает, – все равно не ответит.
Чарли Зэйлер сдергивает куртку с крючка в прихожей и вынимает из кармана ключи.
– Поехали, – говорит она.
Какое-то время мы едем в молчании. Никто не задает вопросов, никто не отвечает. Слишком много надо сказать, с чего начнем? Добрались до Хай-стрит, свернули налево и мимо бара «Старая часовня» выехали на Чепел-лейн.
Я не хочу тут быть. Тебя здесь нет.
– Свозите меня еще раз к Роберту в больницу, – прошу я.
– Забудьте, – говорит сержант Зэйлер.
– У вас неприятности из-за того, что вы меня к нему провели? Вы поэтому расстроены? Проблемы на работе?
Она смеется. Дом номер три по Чепел-лейн по-прежнему повернут спиной к улице. У меня возникла странная мысль: будто минуту-другую назад твой дом, открытый и гостеприимный, смотрел на мир и отвернулся, только увидев меня. Я знаю, кто ты. Оставь меня.
Сержант Зэйлер паркуется скверно, колесо «ауди» втыкается в бордюр.
– Придется вам показать мне этот глиняный домик, – говорит она. – Мы должны знать, действительно он там или вы фантазируете. Уверены, что паника не повторится?
– Да. Я боялась осознать, что вижу, поэтому мозг и противился. Вчера ночью я справилась с паникой. Видели бы вы мое постельное белье, его точно из бассейна достали.
– Что ж, тогда пойдем.
Мы огибаем твой дом. С понедельника ничего не изменилось – все тот же запущенный сад и тот же впечатляющий вид. Как часто ты стоял здесь на жухлой траве, среди обломков своей семейной жизни, и мечтал сбежать туда, в этот прекрасный пейзаж, такой близкий и такой недоступный?
Я направляюсь к окну. Сержант Зэйлер останавливается рядом, и я показываю ей шкафчик у стены. Домик с голубой дверью с полукруглым верхом стоит на второй полке снизу.
– Тот, который рядом со свечой. – Я смотрю на него, потрясенная не меньше, чем если бы его там не оказалось. Должно быть, внезапное осознание, что ты добился чего-то важного, легко спутать с удивлением.
Кивнув, Чарли Зэйлер прислоняется к стене, вынимает из кармана пачку сигарет, закуривает. У нее побелели губы, да и все лицо какое-то серое. Это глиняное бунгало ей о чем-то говорит, но я боюсь спросить.
Я собираюсь повторить просьбу свозить меня к тебе, когда она произносит: «Наоми…» Выражение ее лица сулит мне новое потрясение.
– Я знаю, где находится это… этот дом. Сейчас я собираюсь сесть в машину и отправиться туда. Человек, который вас изнасиловал, будет там, и я добьюсь от него признания, даже если для этого придется клещами выдирать у него ногти один за другим.
