— Напомни мне, чтобы я это сделала. Нет, распоряжение отменяется. Кому нужна машинная почтительность?
— Никому, — ответил Пень, не имевший программы для обработки риторических вопросов.
Чи вылезла из койки и собралась в город: взяла рацию и магнитофон, а на пояс повесила элегантный, как и положено леди, стреляющий иглами револьвер.
— Оставайся на вахте, как обычно, — сказала она компьютеру и вышла из корабля.
Пень умиротворенно загудел. Оставаться на вахте означало выполнять команды, отдавались ли они голосом, по радио или условным кодом, только членов команды, хоть в его банк памяти теперь и был заложен катандарский язык, а Чи подключила наружные микрофоны: вдруг ей понадобится, находясь снаружи, узнать у компьютера показания приборов.
Как только Чи ступила на трап, замок шлюза позади нее защелкнулся. Люк, находящийся непосредственно рядом с опорами, всегда оставался открытым на случай тревоги. Опасности, что внутрь заберутся туземцы и что-нибудь испортят, практически не было: от этого их удерживал страх перед чужеземцами, да и вел люк всего лишь в пустой трюм, дверь из которого на палубу компьютер не открыл бы никому, кроме членов экипажа. Чи всегда гордилась своей предусмотрительностью.
Алое солнце глазам Чи представлялось более светлым и ярким, чем глазам Фолкейна или Адзеля. Тем не менее ландшафт был виден ей неотчетливо. Чи выругалась: незамеченный сучок запутался в мехе — а ведь на расчесывание его она потратила целый час. И сухой воздух впитывал влагу с ее носа так же быстро, как впитывал виски Фолкейн по возвращении из затянувшегося путешествия; и ветер был холоден, как сердце ван Рийна; и запахи растительности отдавали креозотом и горгонцолой[10]. Ах, если бы вновь оказаться в Та-чи-чин-пи, Живом-доме-под-небом, уютном жилище на вершине дерева, благоухающем лесными ароматами! И зачем только она покинула Цинтию?
Из-за денег, конечно. И как раз сейчас перспективы быстро их заработать представлялись неутешительными. Чи распушила хвост и зашипела.
Часовые у ворот подняли мечи к клювам в качестве приветствия. Как только Чи прошла мимо, они схватились за амулеты и начали шептать заклинания. Хотя чужеземцы пока что не принесли несчастья и даже имелся шанс получить от них большую выгоду, от демонов, как известно, ничего хорошего ждать не приходится.
Чи не удивилась бы и не обиделась, если бы узнала об этом. Она уже давно заметила глубочайший консерватизм и подозрительность икрананкцев. Этим и объяснялось, что у них до сих пор не было науки, несмотря на невероятную древность их расы. Цинтианке пока что не удалось найти объяснение этому феномену.
Чи плавным шагом шла между плетеных хижин. У порога одной из них сидела туземка и кормила своего малыша. В этом икрананкцы были схожи с цинтианами: ни те ни другие не были млекопитающими, и их детеныши сразу начинали питаться твердой пищей (губы цинтиан не были приспособлены к тому, чтобы сосать). Но на этом сходство и кончалось. Жительницы Икрананки были миниатюрны, незаметны, покорны. Цинтианки же, которым приходилось таскать своих детенышей на спине, — для их расы ветви деревьев в бесконечных лесах стали привычной средой обитания, — были крупнее самцов и столь же свирепы, как и хищники. Счет родства у цинтиан ведется по материнской линии, полиандрия весьма распространена, а некоторые культуры являют собой отчетливо выраженный матриархат. Чи относила высокий уровень развития своей расы за счет этого.
Цинтианка вошла в дверь просторной хижины, где разместился Гудженги. Посол императора сидел за столом вместе со своим хозяином, комендантом местного гарнизона, Лалнаком. Они играли в какую-то игру, заключавшуюся в бросании цветных палочек в клетки расчерченной доски.
Чи вскочила на стол и уселась там, едва не опрокинув хлипкое плетеное сооружение.
— Что это? — спросила она.
Лалнак нахмурился. Гудженги, успевший привыкнуть к ее бесцеремонности, ответил:
— Это называется акрител. — Из объяснений выяснилось, что игра имеет довольно сложные правила, но в основном суть ее сводится к заключению пари о том, как упадут палочки относительно клеток. — Очень популярная игра, — добавил Гудженги.
— Ты собираешься делать ставку или нет? — буркнул Лалнак.
— Конечно, конечно. Только не торопи меня. — Гудженги поправил очки и начал внимательно изучать расположение уже находящихся на доске палочек. Чем менее вероятная комбинация выпадет, тем больше он выиграет; но если ему не удастся кинуть палочки необходимым образом, то и проигрыш будет соответственно велик — Кажется, мне сегодня везет, — сказал он, кивая на горку монет перед собой. — Пожалуй, можно попробовать… — и он выбрал палочки и сделал ставку.
— Тут следует не предполагать, — вмешалась Чи, — а знать.
Лалнак вытаращил на нее глаза.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Речь не о фактическом расположении палочек, конечно, — объяснила Чи, — а о том, каков шанс: достаточно ли велика вероятность выигрыша, чтобы делать большую ставку.
— Как, во имя всеразрушающих демонов, это можно рассчитать? — спросил Гудженги.
— Кидай, будь ты проклят! — выкрикнул Лалнак.
Гудженги встряхнул пригоршню палочек и бросил их на доску. Выпала нужная комбинация.
— Аррр… — прорычал Лалнак. — Я вылетаю из игры! — Он пододвинул свои последние монеты через стол к Гудженги.
Гудженги пересчитал деньги.
— Но ты должен мне больше, — сказал он.
Лалнак выругался и полез в висящий на шее кошель. Выудив оттуда что-то, он бросил перед Гудженги матово-белый диск.
— Это ты возьмешь? Рангакорская работа. Я хранил его на счастье. Но сегодня демоны сильнее талисмана.
Гудженги протер очки и начал рассматривать диск. Чи тоже присмотрелась. Это была медаль тонкой работы, с гирляндой, изображенной на аверсе, и горным ландшафтом на реверсе. Но с части поверхности серебро стерлось.
— Да это же посеребренная бронза, — сказала она.
— Это одно из их искусств, — ответил Гудженги. — Они погружают металл в ванну, и… я не знаю, что там происходит. У рагнакорцев сильная магия. Я однажды был в их посольстве, и мне дали подержать две медные проволочки, торчащие из коробки. Так что-то укусило меня, а они смеялись. — Гудженги вспомнил о своем достоинстве. — Так или иначе, вещи, подобные этой, высоко ценятся за свою магическую силу. Это еще одна причина того, почему завоевание Рангакоры столь желательно.
— Мы могли бы завоевать ее для вас, — напомнила Чи. — И, между прочим, мы готовы продать вам сколько угодно посеребренной бронзы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
