– Эй, ты как?! Как звать тебя? Жив? – наклонившись к нему, спросил Костя.
– Бабки – Шраму…, – успел сказать парень и потерял сознание.
– Мужики! Есть живой! Давай сюда.
Пока искали на чём поднять полуживого пассажира, которого, очевидно, волной от взрыва выбросило из девятки, Костя постоянно был рядом. Он догадывался, какая сумма могла быть в кейсе, если парень вне себя помнил только об этом. Первая мысль, которая пришла в голову Косте: «Деньги надо вернуть заявленному хозяину». Достаточно легко он отстегнул замок наручников и забрал кейс. Уложив пострадавшего в подъехавшую машину «скорой помощи», он посмотрел документы в кармане парня: «Геннадий Борисович Чащин». Эд и моряки помогали грузить, а теперь смотрели на Костю. Они спешили. Костя взглянул на них и свалившийся на его голову дипломат с неизвестной суммой денег: выбор был в пользу флота.
Кот повез моряков дальше. Оставшиеся километры пути прошли без приключений. К счастью, успели они вовремя. Запрыгнули на ходу в отправляющийся вагон. Костя, проводив гостей в таком экстриме, не выпуская из рук дипломата, поехал на поиски пресловутого Шрама.
Всю обратную дорогу он рассуждал о превратностях судьбы. Странная штука – жизнь. Ещё вечером, в драке, он сам был готов задушить любого из этих подонков. А пару часов назад, по воле судьбы, эти парни расстались с белым светом. И виноваты в этом были сами. Зачем пошли на такой сложный обгон? Куда спешили?
Костя никогда не был в числе бандитов, а сейчас ехал к ним по доброй воле. Мог бы стать миллионером тут же, но сердцем и разумом понимал – кейс надо вернуть. «Даже такое чужое брать нельзя», – учила бабка. Однажды в детстве он видел, как карманник случайно обронил или специально бросил в очереди сворованный кошелёк. Костя, не зная, что делать, подобрал чужую пропажу и принёс домой. Потом, они вместе с бабкой отнесли её в ближайшее отделение милиции. Мальчик был огорчён какое-то время, но бабка на всю жизнь одной фразой поставила всё на свои места. Каким был в детстве, таким и вырос.
Странно, что этот Гена Чащин не участвовал в драке. Крепкий парень, из одной команды. Если бы кейс был в руках у кого-то из тех скотов, что домогались Ленки, он сам подтолкнул бы его в обрыв. А этот?
Задача была простая: найти бармена и через него узнать подробнее про кемеровскую группировку. Дозвонился быстро. Косте не назначали время и место встречи, стрелок не забивали, а просто спросили по телефону, где он находится. Через полчаса его сопровождали двое дюжих парней в помещение своего офиса.
– Ветхов? Монументалист? – спросил, не поздоровавшись, высокий мужчина в зеленом свитере крупной вязки.
– Можно и так, – ответил Костя и посмотрел немного правее. В глубине кабинета сидел пожилой, но ещё крепкий человек со шрамом через всю левую щеку. Темная рваная линия уродовала его от виска до края нижней губы. Тот самый случай, когда шрам пугал окружающих, а не украшал мужчину.
– Проходи, садись, – неожиданно спокойно пригласил обладатель шрама и кивнул на дипломат с наручником. – Сам отстегнешь или помочь?
– Сам, – Костя поставил на стол кейс и открыл замки.
К нему мгновенно подошел длинный. Он пересчитал пачки, внимательно посмотрел на все упаковки. Шрам и Костя наблюдали его профессиональную работу с хрустящими, зелёными купюрами. Похоже, что он всю жизнь занимался этим ремеслом, работал кассиром или бухгалтером.
– Ну?
– Всё на месте!
– Теперь расскажи, как было дело, – Шрам обратился к Косте. Тот рассказал события ночи, но не стал упоминать о драке в ресторане. Четыре глаза буравили его насквозь, оба бандита слушали молча. Выждав некоторое время, длинный сухо переспросил:
– Три трупа. Лихо. Жаль парней. И Генчик. Он выжил?
– Не знаю. В «Скорой» он ещё дышал, – Костя старался отражать настроение присутствующих, сохраняя такой же лаконичный тон и манеры бесцеремонных гостей.
– Почему про драку в кабаке ничего не сказал?
– Она к аварии не имеет отношения, – нахмурился Кот, но вслух не сказал: «Значит, бармен или мент стуканули. Хотя, город небольшой, кто угодно мог рассказать».
– Почему махаловка вышла?
– Шерше ля фам…
– Из-за бабы значит, – заговорил Шрам. – Это дело молодое… А почему лимон не забрал? По времени был бы уже на подлете к Канарам с такой кучей бабла.
– Не мои.
– Правильный, значит, скульптор. Слышали о тебе. Хорошие памятники братве ставишь. Может, и мне отгрохаешь?
– Как время придёт.
– А моим пацанам, что в машине сгорели, поставишь?
Желваки быстро заходили на скулах мужчины. Он, собираясь с духом, сделал паузу, а потом резко ответил.
– Нет.
– Я хорошо заплачу, – он кивнул на дипломат, – есть из чего.
– Нет.
– Почему? – Шрам мгновенно побагровел от злости и дерзкого заявления скульптора, открыто компрометирующего его в глазах своих «подчинённых». Пристально и внимательно на него посмотрел, неловко и зло понимая всю сложность ситуации, в которой он по его вине оказался.Долговязый в свитере выглядел удивленным и искренне не догонял, почему «монументалист» отказывался от денег за работу. Причем, не криминальную.
– Мы дрались из-за моей девушки, – Костя сознательно сделал ударение на «моей». – Им памятник поставить не смогу…
…Дверь в купе приоткрылась. Вошел Аркадий. Костя повернулся на бок, и сон мгновенно завертел все превратности судьбы в ночной, дорожной колыбели, возвращая его из прошлых воспоминаний о первой и, как оказалось, последней встрече с Генчиком. Он сладко, как в детстве, убаюкивал и уносил путника в неведанное будущее.
Глава 19. Бухта любви
Трудно найти такого скульптора, который не рисовал бы своё будущее произведение в графических набросках, эскизах и схемах. Для многих умельцев почти невозможно создать в объёме то, что прежде не родится в плоскости. Костя относился к числу тех немногих мастеров, чьё воображение рисовало за них. В любом подсобном материале: лесной коряге, камне, глине он видел что-нибудь необычное. В своих детских работах, ещё не умея толком рисовать, он просто отсекал не нужное, и в результате создавал новый, неповторимый образ. В институте его научили разнообразной технике со многими использующимися в работе скульптора материалами. Но любимым занятием всегда оставался поиск композиции или фигуры, которая создавалась в воображении, а затем уже в работе форма просто освобождалась от лишнего, сковывающего материала.
Легко сказать – просто освобождалась. Для этого надо, как минимум, увидеть то, что рвётся на свободу. Потом суметь убрать, сточить, аккуратно срезать оковы бесполезного. Первый раз он остро почувствовал свою способность к подобному творчеству в раннем детстве. Ему попал в руки кусок пластиглаза – небольшая пластмассовая болванка, излучающая на солнце необыкновенный внутренний свет. Профессиональной заготовкой трудно было величать эту искусственную штуковину из прозрачного материала в форме куба с размером 10 на 10 сантиметров.
