– У него железная хватка, мистер Моул. Однажды он судью буквально заставил присудить миллион за причиненный ущерб. И только потому, что одна баба запихнула в кран большой палец ноги и он там застрял.
Мистер Барвелл посоветовал мне урегулировать дело в досудебном порядке, пока мои расходы не зашкалили. Я согласился подумать, но это печальный день для британского правосудия. Статуя в Центральном уголовном суде должна покраснеть от стыда.
В приемной секретарша Барвелла протянула мне счет для немедленной оплаты. Подтекст был такой: если я не заплачу, то меня не выпустят. Барвелл теперь держит охранников, чтобы они призывали к порядку ненадежных клиентов и отбирали у них банки с пивом.
Выписал чек на 250 фунтов. После чего спросил:
– Вы случайно не знаете, какое наказание положено за убийство лебедя?
Секретарша обожгла меня взглядом:
– Не знаю, но, скорее всего, либо виселица, либо пожизненное заключение.
Стоило мне выйти на улицу, как позвонила Георгина. Как же я обрадовался! С ней связалась Нетта, сообщила, что Маргаритка раздавлена новостью, а отец весь вчерашний день провел в глазной травматологии Королевской больницы.
Спросил у Георгины, по-прежнему ли мы вместе.
– Хотела бы я сказать «нет», – ответила она, – Ади, но, боюсь, я по тебе с ума схожу.
Предложил после работы приехать к ней на Болдуин-стрит.
– Я не там, дорогой, – сказала Георгина. – Я в Париже, занимаюсь рекламой отеля.
Мы коротко поговорили о войне, которая должна начаться завтра.
– Французы не верят, что Америка и Британия готовятся бомбить Ирак, – заметила Георгина. И спросила, тревожусь ли я за Гленна.
– Очень, – ответил я.
Но если честно, дорогой дневник, с недавних пор мальчик пребывает далеко во второй половине списка моих тревог.
Позвонила Маргаритка. Она в больнице с подозрением на выкидыш.
– Я прочла твое письмо, и чрево мое сжалось.
Она сама пришла в отделение неотложной помощи. Умоляла ничего не говорить родителям.
Под конец разрыдалась:
– Я не вынесу, если потеряю нашего ребенка, а ты, Адриан?
– Я тоже, – вздохнул я. – Сейчас приеду. Ты где?
Телефон отключился, прежде чем она ответила. Тотчас набрал 1471, но автоответчик сообщил, что информация об этом номере не предоставляется. Ожидая, когда она перезвонит, я нервно вышагивал по комнате и в красках представлял, как у Маргаритки происходит выкидыш.
Через полчаса начал обзванивать больницы Ковентри и Бирмингема – но никто по имени Маргаритка Крокус или даже Маргаритка Моул туда не поступал. Тогда я позвонил в гостиницу «Вид на Кольцевую дорогу» и спросил, не знают ли они, в какую больницу положили Маргаритку. Портье не очень хорошо говорил по-английски и не смог мне помочь.
Я разделся и лег спать, но сон не шел. Сэр Гилгуд всю ночь издавал звуки, похожие на вопли расстроенной трубы, а крысы вольготно бегали по моему футону.
Четверг, 20 марта
Сегодня началась война с Ираком.
Только что слышал по радио, как американский военный пообещал, что война начнется с массированной бомбардировки Багдада, а операция «Шок и трепет» заставит мир вздрогнуть.
Рано утром позвонила Маргаритка – ее выписали. Ребенок «пока» в безопасности, но она должна пребывать в полном покое и не волноваться. Попросила забрать ее из родильного отделения городской больницы Бирмингема.
– Ты ведь не бросишь меня, о мой дорогой?
Лишь выехав на шоссе М6, я вспомнил, что мелодия песни «Не бросай меня, о мой дорогой» является заставкой к передаче «Ровно в полдень». Остальную часть пути никак не мог избавиться от прилипчивого мотива.
По магистрали М6 я ехал, зажатый между двумя фурами. Перестроиться на скоростную полосу я себе не мог позволить, поскольку не был уверен, что способен усмирить нервы и машину.
С дороги позвонил в магазин мистеру Карлтон-Хейесу и сказал, что не приду сегодня на работу, вкратце объяснив почему. Он знает о моем страхе перед шоссе М6 и посоветовал дышать глубже, если вдруг почувствую приближение паники.
Я полагал, что заберу Маргаритку из палаты, помогу донести вещи и т. д. Но к моему удивлению, бедняжка стояла у главного входа в родильное отделение, совершенно одна и под пронизывающим ветром, в бежевом анораке, на котором трепыхался пропуск участника выставки в Национальном выставочном центре. Вещи сиротливо ютились у ее ног.
Дорогой дневник, меня до глубины души шокировало равнодушие больничного персонала. Два дня назад у Маргаритки едва не случился выкидыш! Я рвался подать официальную жалобу, но Маргаритка разволновалась:
– Я хочу поскорее уехать из этого ужасного места, Адриан. Мне тут пришлось так тяжело.
Сказал, что подам официальную жалобу, когда вернусь в Лестер, но она попросила:
– Обещай, что не будешь ничего писать. Я бы предпочла забыть обо всем, что я здесь пережила.
Я развернул машину, Маргаритка села на переднее сиденье и сложила руки на животе, защищая нашего ребенка. От такого зрелища даже суровые боги пустили бы слезу.
Когда мы выехали на шоссе, Маргаритка сказала:
– По-моему, мне лучше отключить сознание, когда ты ведешь машину по М6.
С этими словами она дернула за рычаг, опуская спинку сиденья, сняла очки и заснула.
В состоянии покоя лицо у нее вполне милое.
Затренькал мобильник. Это была Георгина из Парижа. «Мне не нужны двухкамерные стекло-пакеты», – громко произнес я и отключил телефон.
Маргаритка проснулась, когда мы были почти у цели, и тут же заговорила о свадьбе. Я взял себя в руки и сказал:
– Маргаритка, мы не женимся.
Не знаю, как я умудрился избежать серьезного столкновения на скользкой дороге. Нелегко вести машину, когда маленькие железные кулачки колотят тебя по голове, плечам и спине.
До Биби-на-Уолде мы все-таки добрались целые и невредимые, и я отвел Маргаритку в дом. Нетта и Роджер Мидлтон сидели в гостиной перед смехотворно маленьким телевизором и смотрели, как над Багдадом разворачивается операция «Шок и трепет».
Когда поток причитаний и нападок немного иссяк, я ушел, пообещав заехать завтра. До двери меня проводил Роджер Мидлтон. Я полюбопытствовал, навсегда ли он переехал.
– Ты загубил такой замечательный план, – ответил он. – Нетта и Майкл собирались продать дом после замужества Маргаритки. А теперь тут черт-те чего творится.
Сказал, что мне очень жаль. Похоже, в последнее время я только и делаю, что извиняюсь.
Дома, рискуя навлечь гнев Миа Фокс, первым делом включил развлекательный центр. По квартире покатился гулкий грохот бомбардировки. На полке зазвенели бокалы. Я ощущал под ногами ударные волны от разрывов бомб. Экран заполнили огромные оранжевые взрывы, столь выразительные на фоне черного багдадского неба. Я и правда был в шоке и по-настоящему трепетал. Приходилось постоянно напоминать себе, что это не голливудский блокбастер, что все это происходит в реальном времени и с реальными людьми. Я подумал о маленьких иракских детях, они, наверное, в ужасе. Что говорят им их мамы и папы? Интересно, смотрит ли телевизор мистер Блэр со своей семьей? И что он скажет своим детям о бомбах, падающих на Ирак?
Позвонил Георгине. Она была пьяна и пробормотала что-то о двухкамерных стеклопакетах, потом сказала:
– Я в гостиничном номере, смотрю, как горит Багдад. Ты по-прежнему считаешь Тони Блэра душкой-политиком?
Ответил, что позвоню завтра, когда она протрезвеет.
Пятница, 21 марта
По маленькому радиоприемнику в магазине услышал новость: над Кувейтом потерпел катастрофу вертолет, погибло восемь британских и четыре американских военнослужащих.
Спустя несколько секунд позвонила Шарон:
– Если с Тленном что-то случится, они же сообщат ближайшим родственникам?
Заверил, что если Гленна ранят, армейское начальство незамедлительно известит ближайших родственников.
Вечером после работы оказался втянут в ссору между Неттой, Майклом и Роджером Мидлтоном. Похоже, никто не желает взять на себя заботу о беременной Маргаритке и будущем ребенке. Все трое винят меня в том, что я испортил им жизнь. Чуть не дал слабину и не предложил Маргаритке пожить у меня на Крысиной верфи, но, слава богу, удержался.
Поднялся наверх к Маргаритке. На цыпочках, чтобы не потревожить ее. Она сидела в кровати, поедала органический шоколадный батончик, листала журнал «Хелло!» и вполглаза смотрела по переносному телевизору кадры «Шока и трепета».
Я сказал, что мне жаль детей в Багдаде, а Маргаритка ответила:
– Не поддавайся, Адриан. Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц. Они еще будут нам благодарны, когда пойдут голосовать на избирательные участки, как при нормальной демократии.
Поинтересовался ее самочувствием.
– Ужасно, – пожаловалась она, – но у мамы все беременности протекали тяжело.
Спросил, показалась ли она врачу.
