Но говорить громко было нельзя, а когда они бежали, и вовсе нужно было беречь дыхание — и тогда, в часы тишины, Алине казалось, что вся жизнь состоит из пробирания по каким-то непроходимым местам с перерывами на бои, и что до портала они не доберутся никогда. И что им обязательно не повезет, и придется-таки рисковать и оставаться на день в этой траве.
Так и вышло.
Незадолго до рассвета, когда они все уже валились с ног, а принцесса спала на ходу, Тротт долетел до леса над обрывом и вернулся.
— Еще горит, — сказал он. — Лес почти уничтожен. Придется прятаться.
— Как будто в первый раз, — вымотанно повторила Алина. Ей уже было все равно, где лечь спать — но они еще все вместе плели шалашики подальше от полос, проложенных охонгами для водопоя, набирали воду в фляги, перекусывали тем, что осталось в сумках, намазывались мазью, данной им тимавеш, чтобы отбить нюх у инсектоидов, и, наконец, залегли в убежищах, чтобы переждать этот долгий день.
* * *
Пятая принцесса дома Рудлог лежала в илистой жиже на боку, подложив под ухо крыло и прислушиваясь к происходящему вокруг. Сквозь высокую траву пробивалось слепящее солнце, плескала близкая река, звенел гнус, лез в рот и нос так, что снова пришлось замотать их тканью.
— Почему нас не кусает мошкара? — шепотом спросила Алина у лорда Тротта. Тихо-тихо, чтобы никто снаружи не услышал. — Я только что сообразила, что меня ни разу не укусили тут. И вас ведь тоже нет, да? И Четери? — она кинула взгляд за плечо Тротта, туда, где в траве скрывался дракон. — Это из-за нашей крови? Потому что мы из другого мира?
Тротт повернул к ней голову: он лежал на спине, подложив под затылок крылья, полускрытый полосой травы и измазанный настолько, что Алине просто не хотелось думать, как же грязна она сама и как воняет гарью и рыбно-тинным илом.
— У меня другого объяснения нет, — тихо сказал он. Из-за грязи и тряпки на лице зеленые глаза выделялись особенно ярко.
Сквозь траву она заметила на его лбу бисеринки пота и сразу ощутила, насколько пересохли ее губы. Облизнула — потому что было ужасно жарко и душно. Речной ил нагрелся за время, которое они отсыпались, и охлаждению не способствовал. И плеск близкой реки сводил с ума — так хотелось окунуться, смыть грязь. Но нельзя. До темноты нельзя. И воду в флягах надо беречь — набрать до вечера не получится.
Оставалось только лежать, ждать захода солнца, дремать, подавлять все еще прорывающийся кашель, слушать, не появятся ли враги — и иногда прерывать сонное оцепенение вот такими ничего не значащими разговорами. Просто чтобы окончательно не отупеть.
— Мы столько шли, бежали, летели, карабкались по горам, — пробормотала она хрипло, — а тяжелее всего лежать так, когда от тебя ничего не зависит. Ощущение, что мы уже вечность тут, а всего полдня прошло.
— Предпочитаете бежать? — усмехнулся он.
— Нет, — Алина мотнула головой, и волосы, запачканные напрочь, шлепнули ее по лбу. Подумала и призналась: — Хотя вы правы, лучше бежать.
— Нам еще предстоит побегать, — напомнил он спокойно.
— Не сомневаюсь, — со вздохом проговорила она. Потерла грязный лоб грязной же рукой, выругалась.
— Что за выражения, ваше высочество? — очень профессорским тоном поинтересовался Тротт. Она покосилась на него — глаза были чуть сощурены от улыбки.
Все же они действительно все немного сошли с ума, раз могут подшучивать друг над другом в такие моменты. И болтать о всякой ерунде.
— Леди Тротт, — огрызнулась она наставительно. — У вас научилась. Или вы, профессор, думаете, что вежливо молчите, когда отрубаете лорхам головы?
Он хмыкнул, глаза сощурились еще больше — и она замолчала, глядя в них — такими красивыми они ей показались.
— Вы похожи на трубочиста, — проговорил он после паузы, протянул руку сквозь траву и вытер потек грязи с ее лба. Ну как вытер — размазал. А затем закашлялся тихо, глухо.
Принцесса перехватила его ладонь и сжала, не отпуская.
— Прочитайте мне еще какую-нибудь лекцию, — попросила она, закрывая глаза.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Слишком общий запрос, Алина.
— По магмоделям.
— Уже лучше. Но я верю в конкретизацию.
— Давайте ту, с которой вы меня выбросили. Должна же я получить компенсацию.
Она была уверена, что под тряпкой он улыбается.
— А вы мстительны.
— Люблю, когда вы язвите, — призналась она, вновь открывая глаза.
Он опять усмехнулся.
— А мне очень импонирует ваша настойчивость.
— Но сейчас бы вы меня не выбросили?
Он помолчал. Крутанул плечами.
— Я бы предложил вам индивидуальные занятия, Алина.
Принцесса тихонько засмеялась.
— Это потому что вы поняли, что от меня не отвязаться?
— Потому что вы умны. И выносливы, — серьезно ответил он. — Ваш ум гибок, вы не умеете сдаваться и в вас достаточно силы, чтобы двигаться вперед даже после множества неудач.
Я вижу, что если бы поставил вам научную задачу, вы бы не ленились, не выполняли ее поверхностно, ради звания, а занялись бы действительно глубинными исследованиями. Я ценю таких людей.
— Вы ведь понимаете, что когда вы меня хвалите, я пугаюсь? — со смешком поинтересовалась Алина.
— Сейчас мне не верится, что вы меня боитесь. Или когда-то боялись, — иронично заметил лорд Макс.
— Ужасно, — она придвинулась чуть ближе, насколько позволяла стена сплетённой травы, разделяющей их. — До дрожи в коленках.
Он снова закашлялся.
— Правда, — продолжила Алина, веселясь и одновременно ужасаясь несоответствию тона этого разговора месту, где он происходит, — сейчас уже ума не приложу, почему. Вы ведь такой милый, профессор!
— Боги, — покачал он головой в притворном изумлении, — да вы и правда отчаянно осмелели.
Тон его был ледяным, и она снова засмеялась — а потом вытребовала-таки свою лекцию. Потому что можно было смеяться, шутить, ввязываться в перепалки, просто болтать — но знание о том, что в нескольких сотнях метров от них начинаются загоны охонгов, и что в любой момент в ненадежном убежище беглецов могут обнаружить, никуда не девалось. И нужно было делать хоть что-то, чтобы не свихнуться от страха и тревожного ожидания.
Лекция была на середине, когда лорд Макс замолчал, а потом раздалось тихое птичье посвистывание от Чета. А затем и Алина услышала чавканье многих лап по грязи и сжалась в ожидании.
Гигантские тха-охонги со всадниками на спинах медленно проходили справа, слева, над ней, входили в воду, толпились у берега, опуская в реку гигантские морды и зачерпывая туда воду жвалами. Иномиряне гортанно переговаривались на своем языке, и она вычленяла знакомые слова:
Тха-нор-арх убит…
Говорят, ему в новом мире попался колдун сильнее него… армия, которую вел Итхир-Кас, разбита…
Кто теперь возьмет власть здесь?
Какая разница, если мы будем уже в новом мире? Важно, кто будет править там.
Да… кто из тха-норов займет трон?
Алина лежала на спине, слушая, глядя во все глаза — и все же чуть не пропустила, когда огромная задняя лапа тха-охонга опустилась прямо на ее шалашик, едва не прошив ей крыло. Принцесса успела дернуться вправо, ближе к Тротту — и замерла там, прижатая травой, почти раздавленная, вдавленная в грязь, которая уже поднялась выше уровня ушей, залепив их и поднималась выше. А Алина не могла пошевелиться, глядя на хитиновое брюхо инсектоида и слыша, как нервно, тяжело дышит рядом Тротт.
Только бы они с Четери не рванулись сейчас помогать ей! Иначе погибнут оба — разве можно победить целое стадо гигантов?
Раздалось шуршание. Алина скосила глаза — лорд Макс достал нож и неслышно, почти незаметно срезал траву между ними, чтобы высвободить ей голову. Дышать стало легче. Но до тела добраться он не мог.
Сверху все говорили, а принцесса смотрела на колоннообразную лапу рядом с собой, в каких-то трех десятках сантиметров возвышающуюся в небо, на движения инсектоида, и понимала, что стоит ему совсем немного покачнуться, сместиться, и ее просто раздавят.
