— Включая миссис Спенсер?
— Ее здесь не было.
— Где миссис Спенсер? — спросил Кристиан. — Возможно, она сможет помочь мне.
— Не уверен, сэр, — сказал Сэм Скеллоу. Неудивительно, что Скеллоу так сдержанны, ведь он вел себя здесь ужасно. Вероятно, миссис Спенсер прибежала к ним в слезах.
Кристиан снова посмотрел на дом, задаваясь вопросом, поможет ли делу, если он сообщит этим людям, что Доркас Хилл — его жена, но он назвался другим имеем. Целую вечность придется доказывать, что это титул, а сейчас необходимо срочно найти Силкоков.
— Спасибо, джентльмены. Я оставлю записку.
Вернувшись к лошади, он достал из седельной сумки бумагу и карандаш. Вряд ли это будет изящное послание. Он просто написал, чтобы миссис Хилл срочно связалась с поверенным семьи Хиллов, и сообщил адрес главного лондонского адвоката Торна.
Свернув письмо, Кристиан отдал его пожилому мужчине. Потом вспомнил о Силкоках.
— Здесь не было ничего подозрительного?
— Мм… было кое-что, сэр, — сказал старший Скеллоу. — Бекки, молодая служанка, говорит, что видела на улице пару, разглядывающую этот дом. Она вытирала пыль наверху и увидела их, но они ее не заметили. Представительная пара, по ее словам. Но здесь не бывает праздных зевак, сэр. «Фроггат и Скеллоу» — это не красивая церковь или что-нибудь в этом роде.
— Да, — согласился Кристиан.
Силкоки были здесь.
Они не спрашивали об Абигейл или Доркас Фроггат. Они приехали сюда, составили план и возвратились ночью, чтобы сжечь.
Сила собственного гнева изумила Кристиана, но Доркас — его жена. Любое оскорбление, нанесенное ей, оскорбляло и его. И у него было ощущение… Такое ощущение, что жертвой должна была стать Кэт Хантер.
Он помнил, как разъяренные Силкоки преследовали ее, увеличивали награду за поимку, но Доркас и Кэт — две женщины, которые по-разному оскорбили Силкоков с разницей в десять лет.
Младший Скеллоу нарушил молчание:
— Вы думаете, что пара могла иметь к этому отношение, сэр? Но почему?
Кристиан не имел здравого объяснения и, кроме того, не хотел, чтобы этими злодеями занялись Скеллоу или закон. Силкоки теперь его личные враги, и он сам ими займется.
— Это могло быть делом рук конкурентов? — сменил он тему.
Сэмьюэл Скеллоу ответил с полной уверенностью, но, как ни странно, на скверном французском языке:
— Преуспеть через честность. Это наш девиз.
Попрощавшись, Кристиан с Барлиманом уехали.
— Скверное дело, сэр.
— Очень. Нужно как можно скорее найти этих Силкоков.
Они направились сначала в «Ангел», но там об американцах не знали. Кристиан и Барлиман, расставшись, объезжали городские гостиницы.
Барлиман взял след в «Голове борова».
— Провели тут две ночи, сэр, и вчера утром каретой уехали в Лондон, — доложил он Кристиану.
— В Лондон? Они выяснили, что Доркас там? При дворе она была бы лягушкой среди роз.
— В Лондоне множество мест и кроме Сент-Джеймсского дворца, сэр.
— Верно. У нее там могут быть родственники. Черт побери, досадно будет узнать, что она все время была в Лондоне.
Барлиман мудро воздержался от комментариев.
— Следуем за Силкоками, сэр, или наведем справки здесь?
— И то и другое. Я отправлюсь в Лондон за Силкоками. А ты здесь узнай все, что можно, особенно связи Доркас в Лондоне. Шли любую полезную информацию на адрес Иторна. Возвращайся самое позднее через три дня.
— Следите за своим нравом, сэр. Вы не можете просто так убить их.
— Я должен ждать, пока они убьют мою жену?
Кристиан пошел за билетом на первую же карету в Лондон.
Глава 20
Маркиз ехал быстро, но путь до его лондонского дома занял целых два дня, тем более что он остался на ночь у графа Хантерсдауна, чтобы встретиться с местными джентльменами и обсудить политические вопросы.
Каро была поражена, узнав, что леди Хантерсдаун не только итальянка, но и внебрачная дочь маркиза. Должно быть, он был очень молод, когда она появилась на свет, но не моложе бедного Джека Хилла. Графиня была три месяца замужем и беременна.
Они ужинали в будуаре Петры, оставив джентльменов их делам, и быстро подружились. Но до откровенности не дошли. Каро чувствовала, что Петра, рассказывая о путешествии из Италии в Англию, к отцу, о многом умалчивает.
Лорд Ротгар самым кратким образом объяснил присутствие Каро, за что она была благодарна. Он сказал, что она едет в Лондон навестить Диану и выяснить некоторые обстоятельства своего первого брака, которые задерживают заключение второго. Ее черная одежда — это результат неудачного столкновения ее дорожного сундука и телеги с навозом.
Лорд и леди Хантерсдаун смотрели недоверчиво, но вопросов не задавали.
Петра охотно снабдила гостью необходимым. Каро была рада, что не появится в Лондоне неказистой вдовой.
— Мой ребенок родится через несколько месяцев после Дианиного, — с чудесным акцентом сказала Петра, разливая ароматный кофе, — что даст обществу повод поговорить.
— Вас это не беспокоит? — спросила Каро.
— О нет. Я нахожу это весьма забавным!
— Кофе замечательный.
— Само собой разумеется. Что объединяет меня с отцом и мужем, так это любовь к превосходному кофе. Эта ужасная Фаулер была бы решительно недовольна.
— Кофе? Я не знала, что она и это не одобряет.
— Она все не одобряет! — с красноречивым жестом сказала Петра. — Она использует мое существование как пример неестественного зла аристократии. Робин хотел убить ее, но отец говорит, что от этого будет больше вреда, чем пользы, и с нею нужно разобраться другим способом.
Каро чуть пожалела леди Фаулер.
— Ваш муж на самом деле не убил бы эту женщину?
— Вероятно, нет. Но разве он не убил бы мужчину, который сказал бы то же самое? Не будь я беременна, я бы ее вызвала. Я в бешенстве, что он отдал ей тысячу гиней.
Каро ничего не понимала.
— Ваш муж дал тысячу гиней «Фонду моральных реформ лондонского общества» леди Фаулер? Женщине, которую он хотел убить?
— Не начни она клеветать, он бы не захотел ее убить. Он дал ей деньги из-за глупейшего пари. Нет, не совсем пари. Из-за глупой клятвы не жениться, пока им не стукнет тридцать. Он и два друга. Они так серьезно к этому отнеслись, что установили штраф в тысячу гиней, который надо отдать на самое нестоящее дело. Бедный Робин был так расстроен, что остальные позволили ему сделать это анонимно.
— Как… странно, — сказала Каро в полной растерянности. — Но фонд леди Фаулер недостойным делом ведь не назовешь?
