А дело в том, что Иван Иванович своим письмом обесценивал победу Екатерины. Шувалов придает перевороту случайный характер, более того, он позволил себе насмешку, и с кем – с самим Вольтером! С самой первой минуты своего правления Екатерина взялась доказывать миру, что она законно заняла это место, что сам справедливый и ликующий народ отдал ей престол, отнятый у идиота мужа. А тут на тебе! Понятно, почему Иван Иванович 14 лет прожил за границей.
А что пишет Валишевский? Он не то чтобы недолюбливал Ивана Ивановича Шувалова, но он не отдает должного ему места в истории, пишет о нем с некоторой «снисходительностью». «Меня спросят, как я согласую свою оценку личности Шувалова с широким размахом его просветительской деятельности. Полагаю, ему благоприятствовала судьба. Жизнь порождает иногда одни обстоятельства, возвышающие человека, и другие, уничтожающие его. На вершине, куда вознесла его прихоть женщины, временщику оставалось лишь отдаться течению, увлекавшего его в страну к горизонтам сравнительной свободы и света, в том великом дне, который занимался в России на краю цивилизованного мира, ему дано было подготовить бледную, но полную обетований зарю для восходящего солнца – Ломоносова». Ну, знаете, Казимир Феликсович, это как посмотреть. Бирон тоже ходил в фаворитах, но он не университеты организовывал, а казни.
Не преминул Валишевский и сообщить отзывы о Шувалове иностранных посланников. Бретейль (1760), после беседы с Шуваловым: «Камергер не обнаружил в этом разговоре того ума, о котором мне говорили. Я нахожу его легкомысленным, в сущности мало образованным, но стремящемся показаться таковым». Австрийский посол д’Аржанто пишет в 1761 году: «Это человек среднего калибра, и главный его талант заключается в том, что он скрывает свои недостатки под личиной рвения, деятельности и любви к родине, о которой он имеет до смешного высокое мнение». Все эти посланники, естественно, хотели, чтобы Шувалов повлиял на императрицу в их собственных интересах, и неудачу списывали на незначительность собеседника. «Он ничего не понимает в делах!» – воскликнул в сердцах Эстергази. А может, он как раз понимал, просто действовал в интересах России, о которой был «до смешного высокого мнения».
Так в чем же необычность этого фаворита? Официально он не занимал никакой значительной должности при дворе. Камергер – это все, так его и звали. Камергером он стал в 1757 году. Тогда же вице-канцлер Воронцов представил государыне проект. По этому проекту Иван Иванович получал графский титул, становился сенатором и владельцем 10 000 крестьянский душ. Шувалов отказался. Он и так был богат, а чины его не интересовали. Вот его слова: «Могу сказать, что рожден без самолюбия безмерного, без желания к богатству, честям и знатности».
Но жить-то фавориту где-то надо? И это должно быть подобающее его положению помещение. В 1749 году началось строительство дворца для Шувалова. Место нашли рядом с Аничковым дворцом, в котором обитал Алексей Григорьевич Разумовский. Территориальная близость двух любовников императрицы никого не смущала, таковы были нравы. Екатерина не оставила без внимания новый дворец Шувалова и довольно едко написала о нем в своих «Записках»: «Принца Саксонского поместили в доме камергера Ивана Шувалова, который был только что отделан и в который домохозяин вложил весь свой вкус, несмотря на что дом был устроен без вкуса и довольно плохо, но, впрочем, очень богато. В нем было много картин, но большей частью – копии, одну комнату отделали чинаровым деревом, но так как чинара не блестит, то ее покрыли лаком и через это комната стала желтой, но очень неприятного желтого цвета; отсюда вышло то, что ее сочли некрасивой и, чтобы этому пособить, ее покрыли очень тяжелой и богатой резьбой, которую посеребрили. Снаружи этот дом, большой сам по себе, походил своими украшениями на манжетки из алансонского кружева, так много было в нем резьбы». В бытность свою в этом доме Ив. Ив. Шувалов приобрел славу мецената. Конечно, были среди его картин и копии, какая коллекция обходится без копий, но были там и полотна Тициана, Рубенса, Тинторетто, Веласкеса, со временем они станут основой коллекции Эрмитажа. В доме также была роскошная библиотека.
Отношение императрицы к Шувалову понятно. Каждой немолодой женщине приятно рядом иметь молодого человека, модно одетого красавца, при этом умника и хорошего собеседника. И любовь там была. Любовь приходит и в сорок, и в пятьдесят лет, и Шувалов отвечал взаимностью, недаром он потом так и не женился. А после смерти Елизаветы ему было всего тридцать четыре года.
Но, видимо, основой их отношений было взаимное доверие. Почти все годы фавора Иван Иванович фактически являлся связующим звеном между правительством и императрицей. Он был вхож к ней в любое время, все, касаемо государственных дел, было обговорено, а потому он готовил указы, встречался с иностранными посланниками. Последним он стал заниматься тогда, когда Бестужев был близок к опале и все дела по сношениям с Францией попали в руки Воронцова и Шувалова. А Иван Иванович очень любил Францию.
Свидетельством тому была его активная помощь в написании труда Вольтера под названием «История Петра Великого». Вольтер еще в 1745 году задумал стать почетным членом Российской академии – тут и жажда славы, почестей и денег, наконец. Великий писатель стал хлопотать через посланника д’Аламбера. Вольтер был избран. Тут же он предложил Российской академии написать книгу о Петре I, с условием, что ему предоставят необходимые документы и материалы. Этому воспротивился Бестужев. При чем здесь французы? Уж если писать про Петра Великого, то это должен сделать русский автор. Вольтер даже собрался посетить Петербург, но Кирилл Разумовский, президент академии, воспротивился этому.
В 1757 году Иван Иванович Шувалов уладил это дело. Вольтер стал писать историю Петра. Но где взять необходимые для работы материалы? Шувалов обратился к Ломоносову. «К сему делу, по правде, г. Вольтера никто не может быть способнее, только о двух обстоятельствах несколько подумать должно, – отвечал в письме Ломоносов. – Первое, что он человек опасный и подал в рассуждение высоких особ худые примеры своего характера. Второе, хотя довольно может получить от нас записок, однако перевод их на язык, ему знакомый, великого труда и времени требует». Далее Ломоносов пишет, что делать надо все быстро ввиду «престарелых лет Вольтеровых» и по толковому плану.
Вольтер потребовал историю дипломатических отношений при Петре. На этот раз Шувалов обратился к Мюллеру. Историк ответил, что это сложно, если весь материал изложить, то «надо написать громадную историю в фолиантах, что, кажется, не по гению г. Вольтера». Кроме того, посольские дела, если они писаны недавно, есть вещь секретная. Шувалов стал фактическим цензором высылаемого Вольтеру материала.
В 1759 году вышла первая часть «Истории Петра Великого», она не понравилась русским читателям. Коли взялся за такой ответственный труд, так пиши подробно и внятно. Вольтеру посылали материалы и о самозванцах, и о стрелецких бунтах, также о житии царей Михаила, Алексея и Федора, а автор все сократил и много места отвел своему личному мнению и пространным рассуждениям. С.М. Соловьев пишет, что книга эта, «несмотря на все ее недостатки», была нужна Европе и России и «стоила тех шуб, которые были отправлены ее автору». Фридрих II (а ведь уже шла война) писал Вольтеру с раздражением: «Скажите мне, пожалуйста, с чего это вы вздумали писать историю волков и медведей сибирских? И что вы еще можете рассказать о царе, чего нет в жизни Карла XII? Я не буду читать историю этих варваров, мне бы даже хотелось вовсе не знать, что они живут на нашем полушарии». «История Карла XII» уже была написана Вольтером. Фридриха можно понять, он натерпелся от русских и при Гросс-Егерсдорфе, и при Цорндорфе. Но Вольтера это только забавляло. Он был очень рад, что получил благодарность за свой труд от самой императрицы Елизаветы.
Теперь переходим к главным делам Ив. Ив. Шувалова. В 1775 году в Москве Ломоносовым при самом активном содействии Шувалова был основан университет. Фразу можно переиначить: «Шувалов основал университет при огромном содействии Ломоносова». Отношения этих двух людей, при их столь разном социальном положении, смело можно обозначить словом «дружба». Шувалов преклонялся перед гением Ломоносова, как мог, способствовал продвижению его идей, защищал в борьбе «с немцами», помогал деньгами и выручал в скандальных ситуациях, в которые попадал наш великий ученый и поэт из-за своего буйного характера.
Ломоносов горд, непокорен, обидчив. Приведу в пример его письмо к Шувалову, оно мне нравится и по стилю, и по содержанию, потому что отлично характеризует их отношения. «Никто в жизни меня больше не изобидил, как ваше превосходительство. Призвали вы меня сегодня к себе. Я думал, может быть какое-нибудь обрадование будет по моим справедливым прошениям. Вдруг слышу: “Помирись с Сумароковым”, то есть сделай смех и позор. Свяжись с таким человеком, который ничего другого не говорит, как только всех бранит, себя хвалит и бедное свое ритмичество выше всего человеческого знания ставит. Я забываю все его озлобления и мстить не хочу никоим образом, и Бог не дал мне злобного сердца; только дружиться и обходиться с ним никоим образом не могу, испытав через многие случаи и зная, каково в крапиву… Не хотя вас оскорбить отказом при многих кавалерах, показал я вам послушание, только вас уверяю, что в последний раз… Будь он человек знающий и искусный, пусть делает он пользу отечеству, я по малому таланту так же готов стараться, а с таким человеком обхождения иметь не могу и не хочу, который все прочие знания порочит, которых в духу не смыслит. И сие есть истинное мое мнение, кое без всякие страсти ныне вам представляю. Не токмо у стола знатных господ или у каких земских владетелей дураком быть не хочу, но ниже у самого Господа Бога, который мне дал смысл, пока разве отнимет…»
