ГЛАВА 32
Даниэлла прошла в комнату матери, сердце билось в горле. Что они сделали, пока ее не было?
Свет не горел. Шторы были сдвинуты так, что она не видела свою ладонь перед лицом, как и хоть что-нибудь в комнате. В воздухе знакомо пахло старым вином и плесенью. Но зловещая тишина была новым.
— Мама? — шепнула она.
Тихий шорох был ответом, показал, что кто-то еще был в комнате с ней.
Даниэлла сглотнула. Она впервые за долгое время боялась. По-настоящему. Не монстров или кошмаров, а того, что могла потерять.
— Мама? — повторила она. — Это я. Даниэлла.
Ткань зашуршала снова, а потом она услышала тихий стон.
Если ее мама смогла издать лишь этот звук, то все было хуже, чем она думала. Даниэлла прошла к окну.
Она сжала штору и потянула с такой силой, что ткань сорвалась сверху. Свет залил комнату, ослепил ее на миг. Она подняла руку, чтобы защитить глаза, глубоко вдохнула и приготовилась к тому, что ее ждало.
Даниэлла развернулась. Пыль покрывала мебель толстым слоем. Никто давно не убирал у королевы. Тарелки с гнилыми фруктами и мясом стояли горой у кровати, еда просыпалась на пол. Некоторые тарелки были пустыми, другие — облеплены мухами, которые взлетели, когда Даниэлла подошла. Их раздраженное гудение заглушало слабое дыхание ее матери.
Королева лежала под грудой одеял, только так она могла согреться. Кто знал, как долго она была тут, во тьме, в обществе только мух.
Руки Даниэллы дрожали от гнева. Она хотела сжать ими шею отца и давить, пока он не посинеет. Она хотела услышать, как он молит о пощаде, и не дать ему этого.
— Мама, — сказала она. — Что они с тобой сделали?
Ее мать повернулась к ней и открыла глаза. Ее лицо было как скелет, под кожей у губ виднелись зубы. Она зловеще напоминала лицо ее отца.
— Даниэлла, — прошептала мама. — Но ты мертва.
— Нет. Пока не мертва.
— Мне сказали, что тебя убили монстры, — ее мама вытянула руку из-под покрывал и потянулась к ней. — Ты пришла забрать меня?
Слезы обжигали ее глаза.
— Да, мама. Мы уйдем вместе.
— Уверена? — прошептала ее мама. — Я не знала, что уже мое время.
— Твое время? — а потом Даниэлла поняла, что говорила ее мать.
Королева верила, что дочь была мертва, и что Даниэлла пришла к ней перед смертью. От этой мысли ей хотелось сжаться в комок. Эта женщина укачивала ее перед сном. Она убеждала дочь, что кошмары можно одолеть.
И королева хотела умереть. Хотела, но никто ее не отпускал. Даже призрак дочери.
Слезы полились по щекам Даниэллы. Она опустилась на колени и взяла маму за руку.
— Нет, мама. Я же сказала. Я не мертва.
— Но ты у монстров, — ее мать искала в ее взгляде ответы, которые могла понять. — Твой отец сказал, что монстры напали. Они пришли на твою свадьбу, и он дал им забрать тебя у меня.
— Это не монстры, — Даниэлла склонилась ближе, пытаясь успокоить маму. — Они хотели, чтобы я была счастлива с ними. Ты знаешь отца лучше нас. Ты знаешь, что я должна была уйти отсюда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Монстры опасны, Даниэлла. Они напали на нас обеих.
— Потому что они знали о людях только войну. Я встретила одного. Я говорила с ним, и мы… подружились. Мама, они не такие, как мы думали.
Ее мать опустила руку.
— Тогда ты не моя дочь.
Слова ударили Даниэллу в сердце. Как ее мать, единственный человек в замке, который понимал ее, могла желать отказаться от нее?
Даниэлла убрала руку с кровати.
— Ты научила меня, что не все такое, каким кажется на первый взгляд. Ты рассказывала, что плохих можно спасти.
— Я рассказывала, потому что хотела, чтобы твой отец был лучше, — ее мать закашлялась в ладонь, звучала слабо. — Но я не хотела, чтобы ты лежала с монстрами.
— Я бы никогда этого не сделала, — хотя она думала об этом. — Они хорошие, мама. Не монстры.
— Почему тогда ты не осталась с ними? — ее мать посмотрела на нее. — Почему вернулась в мрачный замок?
— За тобой? — прошептала Даниэлла. — Я хотела вернуться и спасти тебя.
Что-то мелькнуло в глазах ее матери. Тьма, как у Дианы, темный червь в душе.
— Не всех можно спасти, дочь. Некоторые должны сгореть за все, что мы сделали.
Она склонилась, стараясь передать отчаяние ситуации.
— Я не знаю, что ты сделала, мама. Я не знаю, что сделал отец. Я знаю лишь то, что мне рассказали Жути. Но я не знаю, правда ли это. Как я могу тебе помочь, если не понимаю, что произошло?
Голос прозвучал из тьмы.
— Я могу помочь с этим.
Кровь текла из-под кровати, пропитывая ее штаны, тянулась под тарелками вокруг нее.
— Алхимик, — прорычала она.
Он вышел из-за полога кровати ее матери. Не этот напал на нее, но он выглядел очень похоже. Трепещущий капюшон. Странная тьма, скрывающая лицо. Все это было знакомо, словно она снова была в пещере.
— Здравствуй, принцесса, — сказал он.
— Тебе тут не рады.
— Наоборот. Мне тут рады. Да, Ваше величество? — он погладил ладонью лоб ее матери. Королева прильнула к его руке.
Даниэллу мутило. Как ее мама могла наслаждаться прикосновением мужчины, оставляющего след крови?
Она медленно выдохнула, досчитала до десяти и ответила:
— Что ты тут делаешь?
— Думала, мы были глупыми и не поняли бы, куда Император тебя отправит? — алхимик рассмеялся. — Нет, милая. Мы знаем Жутей лучше, чем они знают себя.
— Не верю.
— И не нужно. Мне плевать, веришь ли ты. Но теперь мы в одном месте, — он указал на кресла у не горящего камина. — Присядем? Я долго тебя искал.
Она должна была убежать так быстро, как могли унести ноги. Из-за алхимиков Рафаэль отправил ее сюда. Он думал, тут она будет защищена, но это было не так. Она могла бежать далеко, но они догоняли ее.
— Принцесса, не совершай глупостей. Я хочу только ответы, — сказал алхимик, его голос был хриплым. — Ты хочешь знать, что случилось с твоими родителями и Жутями?
Да, но она видела ловушку. Даниэлла встала, отряхнула колени и подошла к креслам. Она села и указала на кресло перед собой.
— Присоединись. И хватит путать слова. У меня нет времени на истории и нет терпения для ответов.
Алхимик рассмеялся.
— Похожа на свою Жуть?
Она склонила голову.
— Сочту это за комплимент.
— Но это не был комплимент.
Алхимик сел напротив нее, а потом сделал то, чего она не ожидала. Он опустил капюшон. Его ладони были тоньше, чем у ее матери. Татуировки покрывали кости, но больше всего пугало его лицо.
Плоти почти не осталось. Раны на лбу кровоточили на его лицо. Он улыбался беззубой темной улыбкой, что отличалась от зубов, которые она помнила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она заерзала, дыша ртом, чтобы успокоиться.
— Когда Жути пришли на мою церемонию, он угрожал моему отцу рассказать всем, что он сделал с моей матерью. О чем он говорил?
— Ты не любишь просто болтать, да?
— Отвечай.
