об инфантильности человека вперемешку с острым желанием привлечь к себе внимание.
Долговязый парнишка лет четырнадцати или пятнадцати запнулся о свою же ногу и, выругавшись, попытался удержать равновесие, неуклюже и размашисто переставляя нижние конечности. Однако удалось ему это не лучше, чем канатоходцу, которому во время выполнения трюка на один конец шеста закинули бы увесистую автомобильную шину, и он с грохотом распластался по полу, выпустив из рук поднос, содержимое которого разметалось и расплескалось во все стороны. Кто-то от неожиданности ахнул, а кто-то загоготал на всю столовую. Двое парней помогли ему подняться, один из которых следом по-дружески шлепнул по плечу.
Досмотрев представление, Лера продолжила разговор, сменив при этом тему:
– Сегодня училка по шизике (так некоторые называли одну из школьных преподавательниц по физике, у которой были явные проблемы с контролем эмоций) сказала нам, что вторую школу закрывают и со следующей четверти всех учеников из нее переведут сюда, в нашу школу. А вам об этом говорили?
– Не-а, впервые слышу, – мотнул головой Максим и откусил от пирожка с вишней.
– Такие дела, – вздохнула Лера. – Где-то плюс сто двадцать новых тел. И это не считая первоклашек, которые могли бы пройти инициацию по расставанию со свободой на девять или одиннадцать лет во второй школе.
Максим присвистнул.
– Ну очуметь! И этот сброд натолкают и в наши с твоим классы тоже? Да там же одни нищие гопники и неучи, которые если и посещают школу, то только чтобы пожрать в столовой, потому что дома есть нечего! – Казалось, он всерьез расстроился, скорчив недовольную гримасу. Но тут же хохотнул, запрокинув голову. – Как бы в нашей школе не воцарилась анархия!
– Как пить дать, подкинут нам кого-нибудь. Но что в этом смешного?
– Да так, просто… просто вспомнил фильм «Синяя весна». Смотрела?
– Нет.
– Посмотри как-нибудь. Не уверен, что он придется тебе по вкусу, ты ведь подобное, кажется, никогда не видела. Хотя новое интересное для себя часто можно найти только в процессе. Можем даже потом совместный просмотр устроить.
– Окей, – сказала она, вздохнув.
Вскоре он прикончил завтрак и теперь ждал, когда Лера допьет свой кофе.
– Ах да, – вдруг произнесла она, словно вспомнив о чем-то важном.
Приподнявшись со стула и нависнув над столешницей, Максим игриво, вполголоса изрек:
– Весь внимание.
– Только попробуй положить глаз на какую-нибудь новенькую. – Указательным пальцем она коснулась кончика его носа. А затем наставила на него зубцы вилки. – Прикончу вас обоих.
Свалившись обратно, он ответил:
– Тебя это тоже касается.
Оставив подносы с посудой на столе, они вышли из столовой.
Как Максим и предсказывал, дискотека, где отмечали заключительную часть дня рождения Лериной подруги, оказалась полным дерьмом.
* * *
Благополучно окончив десятый класс, парочка вышла на летние каникулы. «Еще один год в гребаной школе – и здравствуй, взрослая жизнь!» – потягиваясь, отметил Максим теплым июньским вечером, лежа с Лерой в одной постели в номере старой доброй гостиницы. Жизнь для них двоих только начиналась: они окончат школу, вернутся в Москву, поступят в вузы, потом получат дипломы, по своим специальностям устроятся на престижную высокооплачиваемую работу; своя квартира, свадьба, путешествие, дети. И дальше у них все будет прекрасно, Максим был уверен в этом. Заложив руки за голову, он мечтал о счастливом будущем, вперив взгляд в выбеленный потолок, по поверхности которого проплывали полупрозрачные образы из его гипотетический взрослой жизни. В этот момент он был юношей, полным сил и амбиций. Он был бессмертным.
По окончании полового акта, в процессе каждого из которых и Лера, и Максим старательно доводили друг друга до оргазма, девушка, как правило, почти сразу засыпала, положив голову на плечо своему суперпринцу (так она его называла). В такие минуты ей не хотелось ни о чем думать. Зато прошлой ночью, перед тем, как провалиться в сон в родной постели своей комнаты, ее голова была забита мыслями, аналогичными думам Максима: об их совместном будущем. Также она думала и о том, что благодаря ему уже многие месяцы не прикасается к алкоголю; тогда же осознала, что ей в принципе не следовало начинать злоупотреблять спиртным в столь юные годы, а мнимая возможность стать взрослой не принесла ровным счетом никакой пользы, не считая краткосрочной эйфории и полной – телесной и психической – расслабленности. В любом случае теперь ей достаточно позвонить Максиму, написать или встретиться с ним – его присутствие, пусть даже незримое, всегда ее успокаивало и заменяло собой дурманящее действие этанола.
В июле либо августе каждого лета она ездила в Москву, но не столько потому, что скучала по матери, сколько для того, чтобы хоть на несколько недель развеяться от серо-унылого однообразия Терниевских будней, видов обшарпанных жилых пятиэтажек и покосившихся бревенчатых домов, в конце концов, отсутствия вариативности времяпровождения во время вылазок из дома. Однако все прошлое лето она провела в Терниевске, не желая оставлять Максима одного ни на один день, чувствуя к нему привязанность такой интенсивности, какой ранее никогда не замечала за собой. В этот же раз она договорилась с матерью, что приедет в Москву вместе со своим парнем. И уже в начале восьмого календарного месяца они, держась за руки, прогуливались по улицам мегаполиса.
Мать Валерии, при первом упоминании об этом ее дочерью, едва сдержалась, чтобы не разразиться гневной тирадой. Однако вновь вступать с ней в эмоциональную словесную перепалку ей претило, тем более что девчонка, по всей видимости, окончательно для себя решила: она останется с этим юношей до своего последнего вздоха. Поэтому ей не оставалось ничего, кроме как с наигранной доброжелательностью выразить готовность принять в семью гостя, подумав при этом: «Все равно вскоре он тебе надоест; отдавать свою молодость, свои лучшие годы бедняку равносильно самовольному отказу от счастливой жизни, от свободы». Но уже во время первого совместного ужина женщина прониклась к подростку симпатией.
Максим, обладая, по мнению своей будущей – при благоприятном для него развитии событий – тещи, незаурядной внешностью и мышлением вполне зрелого
