Итак, сие грядет, Сет могучий.
Сколь велик будет Сет, когда он восстанет!
Славься, Сет могучий! Восстань, о Сет могучий!
И да не произнесет никто свидетельства против Сета в присутствии Хранителя Равновесия. Сердце того, кто вымолвит слово против Сета, будет пожрано Аммитом, а душа его, связанная узами, да пребудет на Ладье Множеств на все времена, ибо Сет есть Время и он превыше всех прочих богов.
Так возглашает Сет.
Я есть Аммит. Я собираю и пожираю сердца по твоему велению, я буду терзать препятствующих, даже если их сердца ценны. Я буду терзать их по твоему повелению.
Так повелевает Сет».
И только уронив свиток на кухонный стол, я осознал, что брал его в руки. На моих и Кейна глазах он свернулся, как… как хвост скорпиона. Некоторое время мы оба стояли в ошеломленном молчании, пока мой друг не произнес строку из свитка:
— «Я буду терзать препятствующих…» Прав ли я, Брэм, воспринимая это как угрозу? Надо полагать, «препятствующие» — это мы?
Кейну хотелось, чтобы я сказал, что он неправ. Да только вот этого я сделать не мог.
— И если мы представляем ценность, то кто же тогда эти «никчемные»? Сомневаюсь, чтобы он имел в виду литературных критиков.
— Нет, — отозвался я, воодушевленный этим, столь редким в нынешних обстоятельствах проявлением юмора, убеждавшим, что Кейн пребывает в здравом уме, и умерившим, правда лишь слегка умерившим, мои опасения насчет угрожавшего ему нервного срыва.
— Мы не знаем, кого он подразумевает под «никчемными», пока не знаем, но я позволю тебе напомнить, что я видел Тамблти на Бэтти-стрит и слышал его повсюду в Уайтчепеле… А разве Уайтчепел не рассадник тех, кого принято называть «никчемными»?
— Ничего себе!
Кейн тяжело сглотнул и подвел итог:
— Начатое им дело не завершено. Свиток содержит предсказание. Предсказание и угрозу. Предсказание о скором падении «никчемного» — какого-нибудь бедного пьянчужки — это метафора Тамблти, обозначающая… убийство. И кроме того, угроза нам, пытающимся ему препятствовать.
Указав на свежую могилу во дворе и бросив взгляд на мои грязные руки, Кейн заключил:
— Собака была убита, чтобы предостеречь нас.
— Полагаю, это во вторую очередь, — сказал я. — В первую очередь, боюсь, это был очередной этап практики Тамблти в качестве Аммита — собирателя, Пожирателя Сердец. Ведь у бедной собаки было вырвано сердце… От мыши к кошке, от кошки к собаке, от собаки…
— К homo sapiens? О господи, Брэм, ты хочешь сказать, что он прогрессирует от низших видов к высшим?
Никаких слов больше не требовалось, и мы оба молча скребли раковину, глядя, как кровь и грязь кружатся в водовороте и исчезают в сливном отверстии.
Можно было бы и не писать о том, что вчера утром, после… всего этого, нам не слишком хотелось завтракать, да и вообще задерживаться в доме, подвергнутом недавнему поруганию. Поэтому мы оделись и направились в находившееся неподалеку заведение под названием «Заяц и арфа», где первым делом просмотрели утренние газеты, надо сказать, урывками, ибо и так получили достаточно новостей из мира теней. Но позже, к тому времени, когда уже и чай остыл, и тосты зачерствели, мы оба пришли к одному и тому же выводу: эту историю с кровью можно уладить с помощью надежной уборщицы. Тут нам малость полегчало.
Вытащив из кармана бумагу и карандаш, я взялся за письмо, адресованное миссис Лидии Квиббел, в недавнем прошлом смотрительнице за смотрительницами кошек «Лицеума», признав одновременно перед Кейном свою вину в ее увольнении.
— Я был крайне раздражен, когда уволил ее, — честно признался я. — Вообще-то эта особа мне нравилась и, более того, приносила определенную пользу. Она в театре следила за Тамблти, ну, как кролик следит за ястребом, и обходилась эта служба «Лицеуму» совсем недорого.
— Что ж, — сказал Кейн, — если немного моей наличности поможет побудить ее поработать на тебя, я буду считать, что деньги потрачены с толком.
К счастью, приблизительный адрес кошачьей смотрительницы миссис Квиббел — Кинг Джордж-стрит, Грейт-Уолворт — у меня сохранился, и именно туда я адресовал записку с предложением выполнить поручение, вознаграждение за которое будет пропорционально его «не слишком приятному» характеру. Предлагалось следующее:
1. Она отправится по адресу Виктория-стрит, 114, Альберт-Мэншнз.
2. Она сделает это ночью, в одиночестве, позаботившись о том, чтобы ее никто не видел.
3. Она поднимется в комнаты, дверной колокольчик которых помечен инициалами «Г. X. Кейн», и войдет внутрь, воспользовавшись приложенным ключом.
4. И тут ей нужно будет морально подготовиться к тому, что она увидит: это последствия несчастного случая, произошедшего с одним пациентом моего друга, хирурга. Ее задача заключается в том, чтобы привести в порядок комнату, отмыть кровь и т. д., разумеется, за подобающую плату. В конце записки я сообщил, что заняться этим нужно поскорее. Разумеется, она вправе отказаться и просто вернуть ключ по обратному адресу, но если она возьмется выполнить поручение, то пусть пришлет в дом № 17 по Сент-Леонардс-террас надежного мальчишку с вышеназванным ключом, который скажет, что дело сделано, и я передам ему ее вознаграждение.
Мы покинули «Зайца и арфу», чтобы отправить нашу записку, и, учитывая чрезвычайность ситуации, я решил, что выспаться Сперанца сможет в другой день, в какой-нибудь, может быть, не столь уж далекий день, когда нам больше не придется иметь дело с древним демоном и его Пожирателем Сердец. Да и вообще именно сейчас был самый подходящий момент, чтобы отвести к ней Кейна.
Итак, мы двинулись в направлении Гросвенор-сквер и прибыли, когда едва пробило два часа дня, слишком рано для дома № 116 по Парк-стрит. Бетти и та спала, но мой настойчивый стук поднял обеих — и служанку, и хозяйку.
— Месье Стокер и Кейн, — проворчала Сперанца, устраиваясь среди подушек, таких же пухлых, как ее припухшие со сна глаза. — Надеюсь, у вас имелись основательные причины для того, чтобы вламываться в мой будуар посреди… дня?
— Да, Сперанца, — ответил я, — у нас имелись чрезвычайно уважительные причины для того, чтобы явиться в столь неурочный час, как — тут я выдержал многозначительную паузу, демонстративно посмотрев на часы, — как четверть третьего.
Сперанца охнула:
— Это даже хуже, чем я думала. Мне не остается ничего другого, как в отместку послать кого-нибудь к вам домой, чтобы он разбудил вас посреди ночи.
— Пришлите снайпера, Сперанца, если вы выбрали мишенью наш сон.
— И то сказать, выглядите вы оба кошмарно. Присаживайтесь где-нибудь, джентльмены, пока не упали, но только не вздумайте отдергивать занавески. Я просто не выношу дневного света. Он вульгарен, определенно вульгарен.
Сперанца знала, что я уважаю и ее, и ее привычки, каковы бы они ни были. Я ни разу не потревожил ее сна без веской причины, не говоря уже о том, чтобы привести постороннего в ее личные комнаты, как сделал это сейчас.
Кейн, естественно, пребывал в растерянности: он сидел, как прогульщик перед классной дамой, в то время как Сперанца, кивнув в качестве приветствия своей головой в чепчике, произнесла:
— Мистер Холл Кейн, сэр… Вести о вашем грандиозном успехе опережают вас, и я должна сказать, я рада тому, что мы еще не подружились, ибо успех моих друзей обычно меня печалит. Правда, что-то во мне умирает. Ничего не могу с этим поделать. А вот успех посторонних, напротив, воодушевляет меня, поэтому я могу сказать вам, сэр, на французский лад: Félicitations! — мои поздравления.
Кейна это повергло в еще большее замешательство.
— Ну… э… спасибо, леди Уайльд.
— И хотя мы еще не имели возможности стать друзьями, мистер Кейн, а это вопрос минут, и раз уж вы увидели меня, можно сказать, почти раздетой, тем более поскольку мистер Стокер организует из нас ансамбль для охоты на демона, я настаиваю, чтоб вы называли меня Сперанцей.
— Благодарю вас… Сперанца.
Скоро Бетти с затуманенным взором принесла ужасный чай. Пудинг выглядел так, словно его выкопали в саду, во всяком случае, он был больше похож на гриб и так и остался нетронутым. Сперанца не поблагодарила и не отпустила служанку, пока та наконец сама не захлопнула дверь и не удалилась, топая, как прусский солдат на плацу.
К сожалению, это зрелище подвигло Кейна задать вопрос:
— Сперанца… может, это неделикатно, но… можно ли доверять вашей служанке?
— Разумеется, нет, — заявила леди, изображая обиду. — Кому, мистер Кейн, нужна заслуживающая доверия служанка? Это просто смешно.
Сконфуженному Кейну я сказал, что он вполне может не бояться вмешательства служанки в наши дела. Что подтвердила и Сперанца, заявив:
