Bank of America в Бостоне. Адвокат утверждает, что новый препарат повлиял на его мозг, – с этим не поспоришь. Повлиял, конечно. Вопрос не в этом. Вопрос – как? Главным козырем защиты стало вот что: можно ли утверждать, что в момент убийства Эрик Зельцер находился в здравом уме и твердой памяти? Из дела Уитмена адвокат извлек важный пункт: на вскрытии техасского убийцы в мозге обнаружили опухоль величиной с грецкий орех. Этот узел давил на миндалевидное тело, что и могло обусловить вспышку агрессии. И продолжил: лекарство от альцгеймера, которое испытывали на Зельцере, могло подействовать аналогичным образом – человек делается сам на себя не похожим.
Самоуверенный адвокат, кстати, мог бы смело подписаться под последней фразой Зельцера, поскольку он тоже никакой не врач. Но телевизионщики не стали заострять на этом внимание.
Детей у Зельцера не было. Жена умерла. В отзывах персонала дома престарелых преобладает слово “сердечный”. Очень сердечный дедушка. С тех пор как к нему стала возвращаться память и способность к ориентации, много времени проводил в беседах с другими жильцами, по утрам совершал долгие, оздоровительные, как он сам их называл, прогулки.
– Все в один голос утверждают, что убитые были вашими друзьями.
– Да, мы много беседовали. Но они… как бы вам сказать… ужасно утомительны. Мгновенно устаешь.
– И что же, вы… сделали это от усталости?
– Давайте скажем так: я ощущал противодействие.
– Противодействие чему?
– Моим попыткам выздоровления.
Эрик внезапно посмотрел в камеру. В его ясных голубых глазах невозможно было прочитать хоть какое-то чувство.
– Вы можете объяснить, в чем заключалось это противодействие? Немного подробнее.
– Что тут объяснять? Все поселились в “Кулике” с одной целью.
– С какой?
– Неужели не ясно? Умереть. А я решил продолжать жить. Надеюсь, вы понимаете разницу? – Вопрос прозвучал чуть ли не презрительно.
Репортер не нашелся что на это сказать.
– Что ж… по крайней мере, своей цели они достигли, – сухо заключил Эрик Зельцер.
Селия потрясла головой, будто хотела избавиться от внезапного наваждения.
* * *
Интервью с Эриком Зельцером – тотальная и вряд ли поправимая катастрофа. У Адама, как только он мысленно возвращался к тому, что услышал, тут же начинала болеть голова.
Эксперимент с Re-cognize в глазах большинства стал главной причиной помешательства Эрика Зельцера, и страшно подумать, что начнется, когда возьмутся за преступление Фреда Ньюмэна.
– Вы не возражаете, если я присяду?
Он был настолько погружен в невеселые размышления, что от неожиданности даже вздрогнул. Пожилая дама в лиловой с золотом шляпе и с красивой сединой.
– Разумеется, нет. – И даже подвинулся, хотя места на скамейке и так хватало.
В безоблачном небе сияло солнце и отражалось в нелепом стеклянном фасаде Монпарнасской башни – единственного в Париже небоскреба, Адам никак не мог понять, как удалось добиться разрешения на его постройку, настолько он не соответствовал облику города.
Он прихватил с собой кулек с сэндвичем и пошел в парк – прочистить мозги. Сэндвич давно съеден, однако возвращаться на работу никакого желания. За все утро ни единой хорошей новости. Даже больные, приходившие в последние дни на контрольное обследование, никакого утешения не приносили. У двоих какие-то необъяснимые изменения – ну, может, и не изменения, но норадреналиновое ядро выглядит странно. Этим занимается Селия. Еще у нескольких пока не выявлено никаких признаков улучшения психического статуса.
И мышь… эта проклятая мышь. Не выходит из головы. Тоже самец, хотя, возможно, пол значения не имеет, почти все эксперименты ставились на самцах. Тем не менее Адаму не удавалось отвязаться от этой мысли, он в сотый раз прощупывал звено за звеном, выстраивая логическую цепочку. В том, что работали с самцами, ничего удивительного – известно, что болезнь Альцгеймера у мужчин развивается гораздо быстрее, чем у женщин. Но если какая-то связь все же есть, вывод напрашивается малоутешительный, хотя и довольно шаткий: реакция на препарат у женщин может быть такой же агрессивной, но проявиться позже.
Мысль жутковатая. Даже представить древнюю старушку с автоматом в руках и то страшно.
Похоже, что и в США останавливают проект. Больше ни одной дозы Re-cognize, в этом Адам был совершенно уверен. Никакой роли не играет, сколько людей они уже вернули к нормальной жизни, – FDA не допустит продолжения эксперимента. А вдруг еще одна подобная трагедия? Потеряны годы и годы работы, ведь проект продолжался необычайно долго – и в Гарварде, и в Гессере. Нейроцентр “Крепелин”[35] в Париже оказался умнее: лучше поставить крест на нескольких годах работы, чем на репутации, восстановить которую не удастся никогда. Все же помнят первую фазу испытаний терализумаба в больнице Нордвич-Парк. Прошло двадцать лет, но еще можно встретить подопытных пациентов со слоновостью головы и гниющими пальцами на руках и ногах – сухая гангрена.
Вот только непонятно, почему медицинские исследования и поиски никогда не получают справедливой оценки в прессе? Да потому что, если все идет гладко и успешно, никакой сенсации нет. А случись беда – они тут как тут. Если бы эксперимент Франкенштейна не пошел вкривь и вкось, никто бы про него и не узнал. Не зря отец называл журналистов стервятниками.
Дама достала из сумки апельсин, расстелила на коленях салфетку и начала его чистить – очень медленно, стараясь не порвать кожуру. Отложила в сторону длинную оранжевую змейку и принялась так же неторопливо отделять дольки друг от друга, аккуратно снимая с каждой горькие белые пленки. Адам с неожиданным удовольствием принюхался – цитрусовый аромат почему-то его немного успокоил.
– Прелестный день, – сказала дама в шляпе, обращаясь к самой себе, а возможно, и ко всему белому свету.
– Великолепный, – подтвердил Адам, не на шутку восхищенный терпением и тщательностью, с какими соседка по скамейке занималась приготовлениями к съедению апельсина. Он бы давно его съел и потянулся за вторым.
– Но вы не выглядите счастливым… позвольте мне попробовать с догадками… Любовная неудача? Не огорчайтесь, так всегда бывает, когда человек молод. Весна – самое мучительное время для потерпевших неудачу в любви.
Прозвучало как цитата. А может, она всегда так разговаривает – этакими готовыми максимами. Но комментарий был настолько неожиданным, что Адам не стал врать.
– Возможно, я влюбился в человека, в которого не следовало влюбляться.
Она ласково улыбнулась, чуть повернула голову – золотое шитье на шляпе загорелось солнечной желтизной, как нимб.
– Пройдет, друг мой. Вы так молоды…
Адам улыбнулся в ответ. Очевидно, она, с высоты своего возраста, посчитала, что ему не тридцать пять, а самое большее пятнадцать. Но время, как доказал Эйнштейн, относительно. Как, впрочем, и все остальное в жизни.
Он смял пакет, бросил в урну
