столиком наверняка услышали. Адам смущенно улыбнулся. Можно поговорить и на эту тему, но не среди буржуазной публики в воскресном кафе.
– Альцгеймер… – продолжил Матьё. – Вроде бы вы нашли лекарство? Из твоих рассказов…
– Ищем… В этом вся история.
– И что это? Волшебные пилюли?
– Мы синтезировали вирус, вернее, его ДНК. Он попадает в мозг. Идея проста: стимулировать аутоиммунную защиту. Еще проще: мозг должен идентифицировать скопления тау-белка в нейронах как чужеродные и вредные и дать команду на уничтожение. Главная причина альцгеймера – эти чертовы белковые клубки.
Матьё наморщил лоб – видно было, что он если что и понял, то далеко не все.
– Еще раз: причина болезни Альцгеймера – скопления тау-белка в мозге[31], – повторил Адам, стараясь подбирать слова попроще. – Ты же знаешь про лимфоциты, белые кровяные тельца? Носители иммунной защиты, вооруженная охрана, оберегающая нас от болезней?
– М-м-м…
– В мозге тоже есть некое подобие лимфоцитов, называется микроглия. Защитная система. Несколько видов. Один из них – астроциты, создающие гематоэнцефалический барьер… – Адам поглядел на Матьё, запнулся и засмеялся. – Короче говоря, мы заражаем микроглию вирусом, напоминающим тау-белок, и микроглия, сражаясь с вирусом, заодно уничтожает скопления белка.
– Вакцина, что ли?
– Можно и так назвать, хотя в нашем случае мы не боремся ни с какой заразой. Мы приучаем естественный защитный механизм уничтожать побочные продукты обмена.
– И в результате? К больным возвращается память? Все, что они забыли?
– Похоже, да. Можешь считать, что бляшки тау-белка – это пробки в гигантских сосудах с памятью. Выдернул пробку – и вуаля!
– И что, это только для тех, кто уже болен? Почему бы не давать всем подряд после определенного возраста? Профилактически. Наверное, лучше не терять память, чем потом ее с муками возвращать. И никакого тебе альцгеймера.
– К сожалению, присутствуют элементы риска. Подумай – мы вводим в мозг вирус! Заигрывать с иммунитетом всегда опасно. Вспомни ВИЧ. Иммунная защита невероятно сложна, особенно микроглия. Мы только начинаем понимать ее функции, а до конца, возможно, не поймем никогда. Вторгаемся, а по пути вполне можем задеть что-то, что на первый взгляд кажется неважным, но на самом деле… Если бы, допустим, было так: сегодня вторглись, а завтра все встало на свои места. Но нет. Побочные эффекты могут быть продолжительными, а то и необратимыми. Поэтому мы и приостановили программу в Париже.
– Да, ты уже говорил, но не объяснил. Почему – поэтому? Какие побочные эффекты?
Адам промолчал.
– Это что, секрет? Ты не имеешь права никому рассказывать?
Что на это скажешь? Матьё важнее для него, чем все на свете научные тайны, но в то же время…
– Не имеешь, не имеешь! Оказывается, мне в любовники попался Джеймс Бонд! – Матьё осклабился, нацепил на вилку кусок омлета и сунул в рот.
У Адама появилось неприятное чувство – неужели Матьё подумал, что он просто-напросто интересничает? Ну да, людям интересны исследования мозга, потому что они ничего в этом не смыслят. А на деле все обстоит так, как и с любым другим новым делом: чем глубже закапываешься, тем больше вопросов и незаполненных провалов. Магнитно-резонансная камера – фантастическое изобретение, но кто знает, насколько точна наша интерпретация этих завораживающих картин? Разумеется, инсула[32] реагирует на все: изменения частоты сердечных сокращений, голод, отвращение, страх. Позыв на мочеиспускание – и картина изменяется. То же самое, если пациент мерзнет или внезапно потеет.
И все равно. Наука – сложнейшая и коварнейшая викторина, поэтому самоубийственно радоваться легко полученному и на первый взгляд так же легко объяснимому ответу. Иногда кажущийся успех – не что иное, как счастливая, но от того не менее обманчивая случайность. Нельзя позволить себе опьяняться успехом и отбросить в сторону все то и дело возникающие вопросы. Вся история с Re-cognize – именно случайность. То, что вакцина уничтожает тау-агломераты, доказано. Но не разрушает ли попутно что-то иное? Настоящий ученый – не тот, кто решает проблему, а тот, кто эту проблему замечает и ставит вопросы. Решение может быть верным, обманчиво верным или вообще неверным, а вопрос – это фундаментально.
Подошел официант и вроде бы незаметно, но выразительно сунул счет под тарелку. Адам потянулся было к тоненькой коричневой папочке, но официант поднял ладонь:
– Никакой спешки, – и исчез.
Адам глянул на Матьё:
– И что? Пойдешь домой работать?
Матьё сразу предупредил, что на выходные у него полно работы – предстоит выставка.
– В свое время – обязательно. Но если хочешь, пойдем со мной. Меня почему-то дико заинтересовала вся эта история с научными тайнами.
– Под пыткой не выдам, – сказал Адам, изнемогая от желания.
– Ну вот… еще интереснее.
Адаму внезапно надоела застольная болтовня. Больше всего ему хотелось бы оказаться в квартире у Матьё – сейчас, немедленно.
– Все равно не расскажу.
– Не уверен. Ты еще не знаешь мои методы.
– Я же сказал – даже под пыткой.
– А как насчет любовной пытки? – улыбнулся Матьё.
Адам счастливо засмеялся.
* * *
– Миссис Маклеллан?
– Да.
– Сид Лестерфилд, с радио. Племянник Сайруса.
Вот это оперативность! Не прошло и двух часов, как Роберт и Гейл вернулись домой из “Миссури”. Роберт прилег вздремнуть, а она возилась в кухне.
– Добрый день, Сид. – Гейл положила очищенную луковицу на доску.
– Дядя сказал, что у вас есть потрясающая новость. Первый человек, победивший болезнь Альцгеймера.
Он произнес эти слова раздельно, чуть не задыхаясь, как бы подчеркивая их значительность и сенсационность.
– Да, но… мы сами не знаем, что все это значит.
– Но ваш муж был болен?
– Да… его пригласили участвовать в эксперименте… – Гейл засомневалась. Долго рассказывать, но теперь-то, кажется, все позади? Почему она должна что-то скрывать? – В Бостоне.
– Да-да, я что-то слышал. Гарвардская группа изучения болезни Альцгеймера, верно?
– Именно. Всего несколько недель.
– И у него заметно прояснилось сознание?
– Похоже, но еще несколько рано что-то утверждать… – Гейл вспомнила вчерашнюю прогулку. Роберт весело смеялся и кормил чаек. – Мы вперед не заглядываем. Однако на сегодня – да, ему заметно лучше. Нет сомнений.
– Послушайте, миссис Маклеллан. Я работаю на радио WCAI, мы размещаемся в Вуд-Хоул. Могу приехать завтра с утра.
– О, не знаю… я не уверена. Должна спросить мужа, но сейчас он отдыхает. По правде говоря, он не особенно любит привлекать внимание.
– Мы же не будем называть ваши имена, миссис Маклеллан! Если вы не хотите – ни в коем случае. Даже если захотите, все равно не будем, таковы правила. Пока эксперимент не закончен, никаких имен. Беседа.
Говорит ну просто как возбужденный подросток. Гейл очень тронул юношеский энтузиазм этого молодого репортера. И к тому
