И когда Паша подходил к матери, Ниса кинулась к нему.
- Сынок!.. - Она крикнула так громко, что спавший тут же в комнате Рамазан вскочил с постели.
- Что случилось, жена? Что за крик? - спросил он спросонья осипшим голосом и, увидев сына, тоже сначала не поверил своим глазам. - Эй, малыш, он всегда звал "малышами" и Пашу и Ахмеда, - уж не сон ли я вижу?
Паша не откликнулся: руки матери так крепко обвились вокруг его шеи, что он не мог произнести ни слова.
Нет, за все четыре года Нисе никогда и не снилось такого сна. Когда в сновидениях Ахмед или Паша входили в комнату, она только гордо любовалась ими, но никого из них не обнимала, не целовала. А теперь она ощущала дыхание Паши, чувствовала даже запах его военной одежды.
Значит, Паша жив? Сын, который годами не присылал весточки, вдруг вернулся? Откуда, как?
Мать... Сколько светлого в этом слове!.. Ты готова принести себя в жертву ради своих детей. Ты видишь чудо в исполнении своей мольбы. Но не видишь собственного величия, не знаешь цену своей тоски, которая годами горела в твоих глазах. Ты даже не подозреваешь, какая спасительная сила заключена в твоей любви... И в самом деле - не ты ли причина тому, что Паша вернулся живым?
- Ладно, жена, перестань плакать... Мир праху твоего отца. Малыш вернулся, а ты опять в слезы...
Ниса, ничего не слыша, рыдала, припав к груди сына.
- Ладно, я-то здесь мужчина или нет? - Старый Рамазан, кажется, снова становился таким же шутником и балагуром, каким был до войны. - Что, тут мое дело сторона?
Но Ниса не хотела слышать шуток мужа. Ее слезы, струясь по щекам, капали на новенький китель Паши.
- Ну, успокойся же, мама! Видишь, я вернулся, чего же плакать?
Но мать не выпускала сына из объятий. Она судорожно ощупывала рукой плечи и грудь Паши, словно желая увериться, что это действительно он. И вдруг ее точно молнией поразило: мать еще раз провела дрожащей рукой по плечу сына, и сердце ее замерло.
У Паши не было левой руки.
Когда он, слетка отстранив ее, направился к отцу, она застыла на месте. Но если неожиданная радость вызвала у матери слезы, то теперь она нашла в себе силы сдержать горе. "Будь он тысячи раз проклят, этот Гитлер!" сказала она в душе и глубоко вздохнула.
Старый мастер выпрямился, обнимая сына, но не заплакал, как Ниса. Только глаза его горели каким-то необыкновенным огнем.
- Я знал, что ты вернешься, мой сын, - сказал он и тут же добавил для успокоения жены и себе в утешение: - Ничего, сынок. Лишь бы сам был здоров, цела голова, а это - самое главное.
Торопливо одеваясь, он продолжал без передышки:
- Да ты, оказывается, настоящий воин, - шутка ли, четыре года пробыть в этом пекле! На твоей груди столько наград, что, видно, ты там, на фронте, не сидел без дела.
- Ну, конечно, отец! - громко ответил Паша. - Не для того я туда отправлялся, чтобы сидеть без дела.
- Ну, ну... Виделся с женой или пришел прямо сюда?
- Нет, отец. Отсюда я ушел на фронт и решил, что лучше вернуться сюда же... Да, может быть, она и не примет меня без руки? - Паша невесело улыбнулся.
- Не говори так, да перейдут на меня твои недуги. Она вскормлена чистым молоком, - похвалила Ниса свою невестку. - Вчера была здесь. Бедняжка только и знает, что смотрит на дорогу...
- Послушай, жена, - прервал ее Рамазан, - малый ведь с дороги. Ты бы прежде накормила его.
Ниса засуетилась. В кухне она распахнула маленькое окошко и, заметив на соседнем дворе шустрого мальчугана, окликнула его:
- Яшар! Сбегай-ка, родной, быстренько за Наилей! Пускай она сейчас же идет сюда.
Мальчик пустился бегом. Взглянув ему вслед, Ниса начала готовить завтрак. Она то и дело роняла ложки, стучала посудой, торопясь поскорее вернуться к сыну.
А успевший уже умыться Рамазан сидел в столовой за обеденным столом на своем обычном месте и торопился узнать, что приключилось с сыном за годы войны.
- Это длинная история, отец, - говорил Паша, - с того дня, как я уехал, такая заварилась каша...
"Так вот почему так долго не возвращался малыш!" - подумал Рамазан.
- О Баку я все время справлялся у летчиков, - продолжал Паша, - через каждые десять дней к нам прилетал самолет.
- Из Баку?
- Нет, из Москвы. Бывало, как только он сядет, я к пилоту. Спрашиваю: "Что слышно о Баку?" А он отвечает: "Летаю на бакинском бензине". Ну - и все ясно.
Глаза старика гордо сверкнули: "Не на том ли бензине, что вырабатывался из нефти моей буровой?"
- Я говорил летчикам, что этот бензин добывает для них мой отец.
- Так и говорил?
- А как же!
- Правильно. Каждый год я бурил по пяти скважин. Жаль, простоев было много...
- Почему?
- Не было новых труб, недоставало оборудования... Ну, это все позади... Скажи-ка, известно тебе что-нибудь об Ахмеде?
- Первое время он мне писал.
- Нам тоже, и вдруг - перестал...
Паша не догадывался, что дома еще ничего не знают о смерти брата.
- Я запрашивал их часть, - начал он рассказывать. - Командир ответил, что Ахмед погиб геройски; пошел в разведку, попал в окружение и последней гранатой уничтожил врагов и себя...
Старик побледнел, как полотно.
Только теперь понял Паша свою ошибку. Надо было постепенно подготовить стариков к такому сообщению.
- Ты только матери не говори пока, отец...
Рамазан поник головой и молчал, покашливая, точно у него першило в горле.
Ниса, вернувшись в столовую с приготовленным блюдом, заметила странное молчание мужа и сына, но ничего не поняла и пошла обратно в кухню. "Должно быть, так надо. Не сразу нужные слова найдешь после такой долгой разлуки, подумала она и вздохнула: - Скорее бы шла Наиля... Как она обрадуется!"
Паша глядел на отца и видел, что слезы душат старика. Хотелось утешить его.
- Ты сам понимаешь, отец. Слишком дорого обошлась нам эта война Рамазан поднял на сына глаза.
- Знаю, сынок, знаю. Сколько таких юношей ушло от нас навсегда?.. Ничего не поделаешь. Люди должны были жизнь отдавать ради победы.
В эту минуту в дверях показалась женщина в темном платье. Тонкая шелковая шаль, наброшенная на разделенные прямым пробором черные волосы, свободно падала на плечи. На ногах у нее были простые черные туфли на низком каблуке.
Паша сидел спиной к двери и не видел вошедшую. Услышав шаги, он обернулся, вскочил на ноги и хотел было броситься ей навстречу. Но, вспомнив свою ампутированную руку, остановился.
Это была Наиля, жена Паши.
- Подойди к нему ближе, дочка, не стесняйся, - сказал Рамазан. Он обнял невестку за плечи и, уже не в силах удержаться, заплакал. Но, устыдившись своей слабости, быстро овладел собой и добавил: - Да пойдет тебе впрок молоко матери, дитя мое!..
Паше хотелось, чтобы Наиля поскорее узнала обо всем и открыла ему свою душу.
Несколько облегчив свое горе скупыми слезами, Рамазан тяжелой поступью вышел во двор.
Наиля впервые взглянула в лицо мужа. Глаза их встретились. Оба они, казалось, не могли собраться с силами, чтобы сделать шаг навстречу друг другу.
Наиля со стыдливостью девушки ждала, чтобы муж подошел к ней первый. А ноги Паши были точно прикованы к полу. Он в свою очередь ждал первого слова жены.
В комнате стояла напряженная тишина. Но сколько же могло длиться это томительное молчание?
- Паша, - сказала, наконец, Наиля, - я ждала тебя.
- В этом я всегда был уверен.
- Как видно, не совсем.
- Нет, ты ошибаешься... - Паша опустил глаза. - Если бы я не был в тебе уверен, ты больше не увидела бы меня.
Руки Наили обвились вокруг его шеи. И никто из них не промолвил больше ни слова...
2
Кудрат Исмаил-заде организовал столовую при общежитии. Теперь молодым рабочим не было нужды, как прежде, ездить на трамвае за три километра, чтобы пообедать. Столовая помещалась в нижнем этаже общежития. Раз в неделю, в вечерние часы, здесь проводились, политзанятия, а затем давался концерт кружка самодеятельности.
Однажды Дадашлы привел сюда с собой нового лектора, которого молодые рабочие видели впервые. Таир, Самандар, Джамиль, Биландар и все братья Байрамлы ожидали лектора в первых рядах длинного узкого зала. Помещение было переполнено. Как видно, Дадашлы успел основательно поагитировать за нового лектора.
Когда они вместе вошли в зал, глаза всех устремились на человека, о котором так много говорил комсорг. В самом деле, новый лектор сильно отличался от прежних. Вся грудь у него была увешана военными орденами. Он был без погонов, но достаточно было одного взгляда на него, чтобы догадаться, что этот человек совсем недавно демобилизован из армии.
Когда Дадашлы представил лектора, интерес молодежи к нему еще больше возрос.
- Те, кто не пришел, потом пожалеют, - сказал комсорг, обводя глазами зал. Хотя он и был доволен количеством собравшейся молодежи, но все же покачал головой: - Ну, пускай на себя пеняют... По просьбе райкома партии сегодня товарищ Паша Искандер-заде прочтет вам лекцию "О моральном облике советской молодежи". Наверно, вы знаете товарища Пашу?
