духовом инструменте. Убийца перерезал горло древолазу… Лучше бы он ушел с теми тремя. Садовник, хотя и не занимался садоводством, чаще других околачивался поблизости в ожидании склизевиков, пока Офелия работала.
Дни сменяли друг друга. Музыкант раскрасил бусины и смастерил себе ожерелье – синее с вкраплениями зеленого и желтого. Жесткие гладкие когти мешали ему держать кисточку; вместо этого он наловчился насаживать бусину на заточенный с одного конца прутик и окунать в краску целиком. Офелия завороженно наблюдала, как он, дождавшись, когда стечет лишняя краска, переворачивает прутик (аккуратно удерживая за испачканный в краске край кончиками когтей), чтобы бусина соскользнула на сушилку, сделанную из закрепленной на подставке разлапистой ветки. Одну за другой он макал бусины в краску и насаживал на свободные прутики, пока ветка не начала напоминать праздничные деревья, которые Офелия видела в детстве в общественных учреждениях. К еще большему ее изумлению, для каждого цвета Музыкант брал отдельный прутик. Детей приходилось учить ополаскивать кисточку после каждого цвета… но эти существа не были детьми. И людьми они не были тоже, но об этом с каждым днем становилось все труднее помнить.
Высохшие бусины Музыкант нанизал не на предложенный Офелией шнурок, а на сплетенный из травы жгут. Закончив работу, он подцепил готовое ожерелье одним когтем и протянул ей. Подарок взамен того, что она отдала? Офелия взяла ожерелье и надела. Музыкант подался ближе и издал странный, но как будто довольный звук. Офелия улыбнулась и поблагодарила его, как поблагодарила бы человека.
Тот, кого она называла Убийцей, взял за привычку бродить по пастбищам. Поначалу Офелия опасалась за скот, но дни шли, а число животных не убывало. Когда она делала обход, Убийца ходил вместе с ней, временами останавливаясь, чтобы почесать о кустарник длинные когтистые пальцы на ногах. А один раз он бросился в высокую траву на берегу реки и начал кататься, как купающиеся в песке куры. Офелия невольно заулыбалась. Зрелище было весьма нелепое: у него ведь даже не было перьев. Она не знала, в чем смысл этого занятия – разве что у него просто чесалась спина.
Садовник, как и прежде, помогал ей искать и истреблять склизевиков. Других интересов у него, похоже, не имелось; пока остальные докучали ей в центре, он часто пропадал в огородах, отбившись от коллектива. Несколько раз она находила следы от когтей в земле вокруг растений, будто он сажал что-то или полол, пока ее нет. Возможно, он просто собирал склизевиков, а может, и впрямь понимал, для чего нужны мотыга и грабли.
Она услышала его из дома, когда вытиралась после душа, – протяжный мелодичный крик в несколько голосов. Сердце подскочило и забилось чаще. С улицы, совсем рядом с домом, донесся ответный крик, а потом дробный топот множества ног.
Должно быть, прибыли их друзья, а может, родственники. Офелия закончила вытирать пальцы ног – неспешно, каждый по очереди, чтобы было время подумать. На этот раз все будет иначе. Она порядком устала от инакости, но миру, как всегда, было совершенно безразлично ее мнение. Сколько их будет на этот раз? И позволят ли новоприбывшие жить своей жизнью и заниматься своими делами, как позволяли ее существа (она чуть не произнесла мысленно «друзья»)?
Офелия надела ожерелья, которые оставила на кухонном столе. Нет, чего-то не хватает. Открыла дверь – на улице никого. Со стороны реки долетали возбужденные голоса и мычание коров. Офелия прикинула варианты. Наряд, над которым она работала в последние дни, из множества пестрых лент? Или, может, «штормовое» платье? Или та накидка с капюшоном, которую она расшила цветами и лицами? Голоса стали ближе. Накидка: ее быстрее всего надевать, и к тому же она здесь, под рукой. Но даже в накидке, поверх которой лежали нити ожерелий, чего-то как будто не хватало. Браслеты? Да, пожалуй. И вязаное кружево, которое она как-то раз надела на голову: Офелия хорошо помнила, как расширились глаза существ, когда они впервые увидели это украшение.
Она вышла из дома, дошла до перекрестка и свернула к реке. Чем дожидаться, когда они придут, лучше выйти им навстречу. В конце концов, это ее территория. Накидка слегка колыхалась на ветру; Офелия опустила взгляд на перевернутые большеглазые лица. По причине, которой уже и сама не помнила, она вышила на одном из них три глаза и пустила по бокам, между лицами спереди и цветами на спине, двойной ряд глаз.
От реки навстречу ей двигалась группа существ. На одном она разглядела свое ожерелье – получается, та троица вернулась? Были среди них и незнакомцы: один гораздо темнее остальных, еще один в короткой накидке цвета лазури. У последнего дома Офелия умерила шаг. Они шли в ее сторону, груженные какими-то мешками. Провизия? Снаряжение? Новенькие – по крайней мере, тот, в лазурной накидке, – шли медленнее, чем ее знакомцы.
Вблизи видно было, что все они принадлежат к одному виду, и все же на этот раз впечатление было иным. Офелия не замечала среди «своих» существ никакой организации и не могла сказать наверняка, кто среди них главный. Не считая тех дней, когда они уходили на охоту, они просто держались рядом, не занимаясь ничем в особенности, а лишь наблюдая за ней. Теперь же она заметила, что ее существа переместились в тыл группы; существо в накидке шло первым, словно имело на это право.
Сердце громко стучало в груди; в ушах шумела кровь. Что это, испуг или предвкушение? Офелия разглядывала фигуру в накидке, пытаясь найти хоть какие-то подсказки. Под одеянием виднелись застегнутые крест-накрест ремни, увешанные уже знакомыми тыквенными сосудами и мешками.
Метрах в пяти от Офелии существо остановилось. Остальные встали чуть поодаль. Ветер трепал накидку Офелии и колыхал накидку существа. Чужак медленно протянул вперед руки ладонями вверх, широко растопырив пальцы. Этот жест она поняла легко: пустые ладони, мирные намерения. Конечно, не факт, что ему можно верить, но ответить не помешает. Офелия повторила его жест. Существо соединило ладони, коготь за когтем, как молитвенные фигурки, которые Офелия помнила из детства. И снова она повторила за ним. Что бы ни вкладывали в этот жест чужаки, их понимание отличалось от человеческого. В исполнении людей он никогда не вызывал у нее доверия. Офелия ощутила укол вины и поспешила прогнать эти мысли. Существа не могли знать о ее недоверии.
Существо в накидке медленно развело руками, обводя поселок за спиной Офелии, изобразило, как заворачивает его в аккуратный сверток, и протянуло ей. Если она что и понимала, это означало: «Это место принадлежит тебе». А
