– Нельзя ли пояснее? – попросил Дермот Крэддок.
Мисс Марпл повернулась к нему:
– Можно, можно. Есть нечто, вам совершенно неизвестное. Оно и понятно, потому что никто не поведал вам, что же именно сказала Хитер Бэдкок.
– Почему? – запротестовал Дермот. – Поведали. И не один человек, а несколько.
– Да. – Мисс Марпл кивнула. – И все-таки вы этого не знаете, потому что лично вам Хитер Бэдкок этого не сказала.
– И не могла сказать – когда я сюда приехал, она была уже мертва, – сказал Дермот.
– Именно, – согласилась мисс Марпл. – Вы знаете только, что она была больна, но поднялась с постели и отправилась на какое-то торжество, где встретилась с Мариной Грегг, говорила с ней, попросила автограф и получила его.
– Правильно. – В голосе Крэддока послышалось легкое раздражение. – Все это я слышал.
– Но вы не слышали ключевую фразу, потому что никто не придал ей значения, – сказала мисс Марпл. – Хитер Бэдкок лежала в постели… с коревой краснухой.
– С коревой краснухой? Но что, черт возьми, в этом такого ключевого?
– Вообще-то это легкое заболевание. Его почти не чувствуешь. Появляется сыпь, которую нетрудно скрыть с помощью пудры, тебя слегка лихорадит, но ничего особенного. Вроде ты и чувствуешь себя неплохо, и из дому можешь выйти, и с людьми пообщаться, если есть желание. Еще раз повторяю – никто не обратил внимания на то, что речь шла именно о коревой краснухе. Миссис Бэнтри, к примеру, сказала мне, что Хитер лежала в постели то ли с ветряной оспой, то ли с крапивницей. Присутствующий здесь мистер Радд назвал грипп, но он, конечно, сделал это намеренно. Я же считаю, что Хитер Бэдкок сказала Марине Грегг вот что: у нее была коревая краснуха, но она поднялась с постели и пошла на встречу с Мариной. И в этом – ключ ко всему, потому что коревая краснуха – штука исключительно заразная, понимаете? Подхватить ее ничего не стоит. Но у этой болезни есть одна особенность. Если женщина заболевает ею в первые четыре месяца… – следующее слово мисс Марпл произнесла со стыдливым благонравием, – м-м-м… беременности, последствия бывают донельзя серьезными. Ребенок может родиться слепым или умственно отсталым. – Она повернулась к Джейсону Радду: – У вашей жены, мистер Радд, родился умственно отсталый ребенок, правильно? И она так и не пришла в себя от этого потрясения. Она очень хотела иметь ребенка, и, когда он наконец появился, случилась такая трагедия. Ваша жена не забывала о ней никогда, не позволяла себе забыть, эта трагедия въелась в нее как глубокая язва, стала для нее настоящим наваждением.
– Вы совершенно правы, – подтвердил Джейсон Радд. – Где-то в начале беременности Марина подхватила коревую краснуху, и впоследствии доктор сказал ей, что умственная отсталость ребенка объясняется именно этим. Что никакой дурной наследственности или чего-то в этом роде нет. Доктор думал, что таким образом облегчит ее страдания, но легче ей не стало. Она так всю жизнь и не знала, когда и от кого ей передалось это заболевание.
– Почти всю жизнь, – поправила его мисс Марпл. – Но однажды по этим ступеням поднялась совершенно незнакомая ей женщина и рассказала об этом… Да не просто рассказала, а при этом вся сияла от радости! Она явно гордилась тем своим поступком! Считала, что проявила силу духа, мужество и изобретательность, когда поднялась с постели, наложила на лицо косметику, пошла на встречу с актрисой, от которой была без ума, и даже получила у нее автограф. Она ведь хвасталась этим всю жизнь. Хитер Бэдкок никому не хотела навредить, никогда, но люди, подобные ей (и моей старой подруге Элисон Уайлд), способны причинить много вреда, потому что они – нет, недобрыми их назвать нельзя, добротой они как раз наделены, – потому что они не в состоянии прикинуть, как их поступки могут отразиться на других. Хитер Бэдкок всегда прикидывала, чем тот или другой поступок обернется для нее, а остальное ее совершенно не занимало.
Мисс Марпл чуть кивнула, как бы соглашаясь с собственными мыслями.
– Вот она и умерла, а причиной стал пустяк из ее прошлого. Можете себе представить, что пережила Марина Грегг в минуту их встречи! Думаю, мистер Радд очень хорошо это понимает. Все эти годы в ней, я думаю, тлела ненависть к неизвестному человеку, ставшему причиной ее трагедии. И вдруг этот человек – женщина! – оказывается перед ней лицом к лицу. Женщина радостная, веселая, довольная собой. Для Марины Грегг это было чересчур. Имей она время подумать, успокоиться, расслабиться и отвлечься… но она не дала себе этого времени. Перед ней стояла женщина, отнявшая у нее счастье, отнявшая разум и здоровье у ее ребенка. Наказать ее! А еще лучше – убить! К сожалению, орудие убийства оказалось под рукой. Она носила с собой это знаменитое средство, «Калмо». Довольно опасное средство, потому что стоит превысить дозу… Совершить убийство оказалось очень легко. Она опустила лекарство в свой собственный бокал. Если бы кто и заметил, что она это сделала, наверняка не придал бы этому значения, решил бы, что она хочет себя взбодрить или, наоборот, успокоиться, – к этому все привыкли. Возможно, один человек все-таки заметил, хотя сильно сомневаюсь. Я говорю о мисс Зелински, но могло статься, что она просто догадалась. Свой бокал Марина Грегг поставила на столик и тут же толкнула Хитер Бэдкок под локоть, и та расплескала свой коктейль на новое платье. И тут в этой истории возник некий ребус, а почему? Потому что некоторые люди не умеют пользоваться личными местоимениями.
Помните, – обратилась она к Дермоту, – я вам рассказывала про горничную, которая путалась, когда по телефону ее просили что-то передать? Здесь вышло что-то похожее. Я знала лишь то, что Глэдис Диксон сказала Черри – а именно ее беспокоила судьба платья Хитер Бэдкок, на которое выплеснулся коктейль. Но странная штука, сказала Глэдис, она вроде бы сделала это нарочно! Так вот, «она», на которую ссылалась Глэдис, была вовсе не Хитер Бэдкок, это была Марина Грегг! Глэдис сказала: «Она сделала это нарочно!» То есть Марина Грегг толкнула Хитер Бэдкок под локоть. Не случайно, а вполне намеренно. Мы знаем, что она стояла совсем рядом с Хитер, потому что отерла платком не только платье Хитер, но и свое, а уже потом сунула Хитер свой коктейль. Это, если вдуматься, – мисс Марпл словно размышляла вслух, – было блестящее убийство, просто блестящее. Понимаете, оно было совершено под влиянием момента, без всякой паузы на обдумывание, подготовку. Она захотела, чтобы Хитер Бэдкок умерла, и через несколько минут та была мертва. Скорее всего, Марина Грегг даже не поняла серьезности того, что совершила, наверняка не осознала, какой опасности подвергает при этом себя. Зато все это она поняла и осознала потом. И ее охватил страх, кошмарный страх. Она боялась, что кто-то видел, как она подсыпала отраву в свой бокал, как намеренно толкнула Хитер Бэдкок под локоть, что кто-то обвинит ее в отравлении Хитер Бэдкок. Она увидела только один выход из положения – представить дело так, будто убить хотели ее, будто предполагаемой жертвой была она. Первым, кому она подбросила эту мысль, был доктор. Однако она велела ему не говорить об этом мужу – видимо, знала, что мужа провести не удастся. Она вытворяла нечто немыслимое. Писала себе записки и умудрялась находить их в самых неожиданных местах в самое неожиданное время. Подсыпала отраву в свой собственный кофе на студии. Собственно, раскусить ее игру было достаточно просто, задумайся кто-нибудь над этим всерьез. И один человек ее раскусил.
– Это лишь ваша теория, – заметил Джейсон Радд.
Мисс Марпл взглянула на него.
– Пусть так, если угодно, – согласилась она, – но вы, мистер Радд, прекрасно знаете – я говорю правду. Ведь так? Знаете, потому что все знали с самого начала. Потому что при вас Хитер Бэдкок упомянула про коревую краснуху. Вы знали и изо всех сил стремились защитить жену. Но вы не представляли, каких затрат потребует от вас эта защита. Не представляли, что замять одну смерть – смерть женщины, которая, могли считать вы, сама навлекла на себя кару божью, – этим дело не ограничится. Последовали другие смерти – Джузеппе… Правильно, он был шантажист, но все-таки человек. Умерла Элла Зелински, к которой вы, как я понимаю, относились с большой симпатией. Вы изо всех сил стремились не только защитить Марину, но и помешать ей совершить новое зло. Хотели увезти ее куда-нибудь подальше отсюда. Старались, чтобы она все время была у вас на глазах, чтобы больше ничего не случилось.
