обменяться с ними всеми новостями. После рождения Ариши Лиза сидела дома чуть меньше года, веря в свои силы совмещать уход за малюткой-дочкой и работу. Благо наши родители жили не в других городах, а в Москве, и не было сложностей, чтобы они поочередно приезжали посидеть с Аришей и забавлять ее, когда мы с Лизой отсутствовали. Теперь супруга тоже полна решимости выйти с декрета раньше, памятуя об удачном, как ей показалось, опыте воспитания Ариши и проведения часов на рабочем месте.
Я не хотел верить, что всё это между нами надолго. Затянувшееся молчание. Внезапное общение, как будто ничего не случилось. Скрываемая обида. Принятие обмана и недосказанности: уж лучше проглотить услышанное, чем выяснять правду — так до ссоры недалеко.
Я поделать ничего не мог. Лиза если и пыталась делать шаги навстречу, чтобы наладить атмосферу между нами, то я их не замечал, не обнаруживал. Был занят собой. Своими мыслями, ощущениями. Я головой понимал, что никто из моих родных и близких не виноват, что я стал больше времени печалиться о себе, о том, что со мной случилось при встрече с магией, и они не должны испытывать на себе мое изменившееся поведение. Но сердце, этот моторчик и заводила всех эмоций, выдавал гигантские порции переживаний, в которых я варился каждый день, как в компоте. Я настолько подсел на думы о своей чародейской судьбе, что даже мало заботился о том, как веду и показываю себя в театре, хотя хотел казаться обычным. Но, может, коллегам виднее? Правда, еще ни один за последние два месяца не подошел ко мне, не сказал, что видно: со мной не всё в норме; не передал слухи обо мне, что поползли в связи с тем внезапным и необъяснимым ударом на духовой инструмент, и я не словил на себе (а может, плохо смотрел всем в глаза?) подозрительные взгляды, не слышал шепот за спиной. Я смотрел в ноты, смотрел на инструменты и руки, смотрел на весь оркестр, солистов и хор, но не видел никого. Я опять держал в руках палочку, отчего-то совершенно теперь не боясь вычудить. (Может, мне было нечего в магическом мире терять? Там узна́ют, что я наколдовал среди непосвященных, и лишат магии, сотрут память, чтоб я никогда больше не знал о волшебном мире; тогда только заживу как обычно.)
В перерывах и на обеде меньше общаюсь, больше утыкаюсь в мобильный телефон. В спектакль — молчалив, собран, решителен, не допускаю мысли о волшебстве. Едва антракт — бегу в кабинет и сижу, закрывшись, со стаканчиком кофе в одной руке и телефоном — в другой. Спектакль окончен — улыбнусь со сцены зрителям, а занавес закроется — бегло со всеми прощаюсь и уезжаю домой. Лишь в самый последний мой рабочий день сезона, который театр закрыл в начале июля, мне внезапно пришло в голову, что не стоило так вести себя при коллегах. Тем самым я мог навлечь на себя подозрения, что, мягко говоря, у нас в браке с Лизой не всё гладко, потому-то я и хожу весь такой пришибленный. Ладно, переживу с этой мыслью как-нибудь, до сентября время есть исправиться, а там уж, когда откроется новый сезон, я тоже буду новый: к этому времени разберусь со всеми своими нервами и заботами и буду знать, как спокойно относиться к ворвавшейся в мою жизнь магии.
И в некоторых моментах я ошибался.
Милиан прознал, что у меня обнаружился свободный от работы месяц отпуска, и при очередном ожидаемо-внезапном своем возникновении объявил, что прикомандировывает меня согласно постановлению Совета о привлечении инициированных к работам к поисковому отряду. Что за отряд, какой поиск — золото искать, что ли?
— До тебя, как и до других последних инициированных, только-только дошли — до этого распределяли «старших» посвященных, которые в магии уже многие месяцы. Им дали более ответственные и объемные работы, — сообщил Улло. — Вас как новичков снаряжать почти что некуда. Поэтому решено отправить в помощь чародеям на снятие эфира Жилы.
Серьезно: меня отправляют туда, где она взорвалась, в то место, которое я видел с крыши дома?
— Да, но ничего восхитительного здесь нет, — осадил меня мой Проводник. — Необходимо быть предельно осторожным, поскольку неизвестен фон Жилы и факторы ее влияния на воздушный магический эфир. Поэтому выяснением этих вопросов и нужно заняться. Это не требует умственных и физических усилий: я так понял, вам предстоит периодически снимать факторную ауру и озвучивать показатели.
А я вот вообще ничего не понял. Что-то снимать, какой-то фон. Можно попроще: это словно бы каждые три часа делаешь одному и тому же человеку рентген и смотришь, что успело поменяться в его организме за последние сто восемьдесят минут? Ну, ладно хоть мускулы и мозги не надо, по словам Милиана, демонстрировать за этим делом.
— Зато нужно обучиться дополнительным заклинаниям, необходимым для ведения обозначенных работ, — добавил Улло.
Опять учиться! Опять тренировать сноровку! Опять покидать семью!
Я рвал и метал, сопел и ворчал. Ой, не так, совсем не так я представлял себе магию, думал о ней. На собственном опыте прочувствовал и с уверенностью вам сообщаю: волшебство — это совсем не то, как в детских сказках. Романтика только в мыслях, на деле — сплошная, скучная работа. Детям преподносится чародейство как нечто воздушное, легкое, прекрасное, яркое, всё и сразу. Это ни разу не так: чтобы кудесничать, ты должен научиться заклинаниям (а это время, силы, терпение), должен не бояться ими стрелять (потому что магический эфир — будто само живое существо: чувствует и страх, и уверенность, и заносчивость, и стеснение — он сам за тебя направит заклинание туда и так, как почует твои эмоции). Вдобавок ты оказываешься должным миру волшебства, который вручил, доверил тебе магию в надежде, что ты поможешь. Сплошной взрослый мир даже в таком сказочном слове, как «магия».
Отказаться от взваленных на него Изнанкой задач инициированный не мог. Во-первых, потому что так постановил Совет Амарада своим недавним решением. Во-вторых, у инициированных на Континенте практически нет никаких прав, в том числе оспорить решения высших волшебников-управленцев (вот вам и современная демократия!). В-третьих…
— Просто скажи: что ты хочешь? — прервал мой словесный поток Улло.
— Лучше сказать, чего я не хочу. Я не хочу покидать семью. Я не хочу ввязываться в опасность. Я не хочу…
— А я бы пошла, интересно.
Венди как бы между прочим подумала вслух, поведя плечами. Учебный год в ее школе завершился, и девочка на пару каникулярных месяцев вернулась в столицу
