Другая статья проф. Ло Гатто, относящаяся к марту-апрелю 1929 г., носит название "Скифы и гунны" [106]. Она посвящена рассмотрению более новых научных изданий евразийцев. Издания эти реферированы кратко, но с большой тщательностью. Ло Гатто высказывает следующие суждения; "Трудно сейчас предвидеть, какое влияние практически-политического порядка может иметь дальнейшее развитие евразийского движения, которое достигло уже зрелости в своем идеологическом развитии… чем точнее становятся утверждения евразийцев, чем шире сфера их влияния и чем решительней подчеркивание ими миссии, которую Россия будет выполнять… не как "славянская", но как "русско-туранская" держава, тем энергичней становится также защита старой традиции, которая не может и не хочет отказаться от славы России — великой европейской державы" (как будто ранг державы евразийской не заключает в себе всего, что содержится в понятии "великой европейской державы", плюс нечто большее — роль примирителя народов разных континентов!). Споры могут принимать то или иное направление, "но значение движения остается".
Основная часть статьи "Скифы и гунны" перепечатана в новейшей книге Е. Ло Гатто [107]. О евразийском движении здесь сказано, между прочим, что оно, "пустив более или менее глубокие корни во всех центрах русской эмиграции, служит ныне как бы связью между определенными течениями, существующими в России и в части эмиграции". Цитируемая книга написана Ло Гатто на основании впечатлений от его поездки в Россию в первой половине 1929 г.
Наиболее значительным произведением великобританского евразийствоведения является книга Английского Евразийца "Воскресающая Россия" [108]. В первом отделе автор даст очерк русской географии, этнографии и духовной жизни. Он мастерски владеет фактами и весьма удачно вскрывает сущность изображаемых явлений. Второй отдел посвящен "европеизованной России" и критике русского западничества. Эту часть книги было бы весьма полезно прочесть оппонентам евразийства из западнического лагеря. В словах "английского евразийца", движущегося в рамках английской традиции, они нашли бы немало для себя поучительного. Автор говорит о поведении кадетов в Первой Думе (о требовании всеобщего избирательного права, чисто парламентарного правительства, экспроприации землевладельцев и пр.): "Это было, как если бы Британский Парламент в ответном адресе на речь короля в начале сессии потребовал сразу четырех реформ последних столетий, контроля со стороны Палаты Общин над Исполнительной властью, что взяло в Англии для своего утверждения несколько столетий, уничтожения Палаты Лордов и национализации земли! Итак, даже более умеренная и разумная часть интеллигенции была западнической более по имени, чем по духу. Они пытались копировать Запад, но они не действовали так, как поступали бы в подобных обстоятельствах западные государственные люди". По мнению автора, британские политики "стремились бы развить институты туземного происхождения, а не копировать иностранные учреждения. Кадеты просмотрели тот факт, что британская парламентарная система есть продукт истории, а не импорта и что Россия представляет аналогию не Великобритании, но Британской империи" (в которой, заметим от себя, далеко не повсюду господствует парламентаризм и есть уклады, существенно от него отличные!). Автор заключает: "Одним копированием не может быть завоевана свобода" [109]. Собственно евразийскому учению посвящен третий отдел книги. Автору известны не только основные произведения евразийской литературы, но также все основное, что появилось о евразийстве на романо-германских языках. Эпилог рассматривает "значение евразийства для человечества". Здесь говорится, между прочим: "Обвинение, что Европа и Запад стали материалистичны, идущее не только от евразийцев, но и из Азии, трудно оспаривать… Идея, что государство или нация есть, собственно, не мирское, но духовное общество, не только поражает, но и озаряет… и может случиться, что настоятельные проблемы современной жизни, которые смущают и терзают западный мир, найдут свое разрешение в открытии, что материальное во всех сферах должно быть подчинено духовному". В дальнейшем автор указывает на значение русского примера для таких стран, как Индия и Китай. Как в этих странах, так и в Африке "молодые люди, воспитанные в чужой культуре, имеют склонность утрачивать нравственные основы родной страны, а в чужой культуре класть ударение на поверхностное, не будучи в состоянии усвоить то, что в ней есть глубочайшего и лучшего… Каждый, кто желает добра странам Востока, индиец ли, китаец, брит или американец, должен принять во внимание ход русской истории и заключение евразийцев, что правильным решением является развитие в каждой стране того лучшего, что есть в туземной цивилизации… С другой стороны, пример России поможет европейцу и американцу освободиться от злостной иллюзии, что цивилизация Запада есть лучшая в мире и что другие цивилизации суть или недоразвившиеся или полуразвившиеся приближения к ней… Наоборот, пример России показывает, что многое в теории и практике Запада или просто плохо само по себе или не приспособлено к материальным и психологическим условиям других народов и рас". Мы полагаем, что эти формулировки — одни из лучших в мировой литературе трактовок затронутых в них вопросов. Автор указывает, что европейцам и американцам следует усвоить "из изучения России, европеизованной и неевропеизованной, и из евразийских теорий, для которых русский опыт послужил основанием, что цивилизация существенно разнообразится по типам, в зависимости от объектов, к которым направляются желания и интересы различных народов". Здесь автор близко подходит к учению Н. Я. Данилевского о "культурно-исторических типах". В то же время он является горячим сторонником "вселенской культуры"[110]. Вот сочетание, над которым следовало бы задуматься тем критикам, которые на основании близости некоторых мыслей к Данилевскому приписывают евразийству отрицание "общечеловеческих начал".
Вразумительный очерк основных положений и практической сущности евразийства содержится в книге П. Н. Малевского-Малевича [111]. Короче обзор Д. П. Святополк-Мирского [112]. Из работ еще меньшего размера отметим статью Гаррисона в "Ивнинг Стендерд". При очень небольшом объеме она сообщает немало данных о евразийстве. Но есть в ней и такое "глубокое" историческое наблюдение: "Все-таки, по мнению евразийцев, большевики менее вредоносны для России, чем Петр" [113]. Это утверждение тогда же вызвало опровержение со стороны одного проживающего в Англии евразийца, в виде письма в редакцию "Ивкинг Стендерд". Еще более сжатое сообщение о евразийстве, характера скорее не статьи, а заметки, было помещено в "Ливинг Эдок" [114]. Заслуживает внимания очерк Ланселота Лоутона [115]. Говоря о евразийстве, он оповещал английскую публику: "Новая сила народилась в мире мысли".
Заметное развитие получило евразийствоведение среди славянских народов. На одном из первых мест стоит Польша. Для обозначения евразийства здесь создалось несколько терминов. Цитированный выше Казимир Чапинский упоминал "eurazyjnosc". Проф. Мариан Здзеховский в 1923 г. ввел термин "eurazjatyzm". М. Уздовский в своей брошюре 1928 г. отметил, что евразийцы опираются не на азиатизм, но на "азийство" России, которому придают религиозное значение. Он считал, что русское обозначение лучше передается словом "eurazjanizm" [116]. Уздовский не прав в утверждении, что в польской публицистике Здзеховский был первым, кто обратил внимание на евразийство: упомянутая выше статья Чапинского предшествует книге Здзеховского [117]. Эта последняя, к сожалению, осталась для нас недоступна. Русский рецензент говорил о ней следующее: "От внимательного взора проф. Здзеховского не укрылось и так называемое "евразийское" течение в нашей общественной мысли. Здзеховский угадывает его значительность и, по-видимому, склонен отнестись к нему не только с вниманием, но даже с признанием" [118]. Что касается М. Уздовского, то в своей брошюре он совершенно неосновательно заявил, что "в отношении Польши евразийское движение заняло с самого начала враждебную позицию". Это утверждение вызвало справедливое опровержение со стороны С. Л. Войцеховского, который в своей статье в "Дроге" дал попутно самостоятельное и весьма ценное изображение евразийства [119]. — Еще в конце 1924 г. толковую заметку о евразийстве дала варшавская газета "Речь Посполита" [120]. В ней содержится, между прочим, такое сообщение: "В последнее время объявили о своих симпатиях к евразийскому движению некоторые русские артисты, находящиеся, вообще говоря, вдали от политических дел. В числе других является евразийцем знаменитый композитор Игорь Стравинский, который недавно концертировал в Варшаве". В начале 1925 г. "Курьер Польски", говоря о советской политике в Азии, сослался на евразийство как на формулу этой политики [121]. Недоразумение вскрыла "Газета Поранна", которая дала краткий очерк евразийских идей. "Курьер Польски" продолжил свои экскурсы, но тоже с не большим успехом. Говоря об украинском вопросе, он превратил евразийское движение, ошибкой автора или корректора, в "евроссийское" [122]! В 1927 г. заметки о евразийстве снова обошли значительную часть польской прессы [123]. Своей обстоятельностью выделяется статья в газете "Речь Посполита" [124]. Там же была помещена заметка о "формулировке 1927 г." [125].
