бывший научный руководитель Кеттерли, Лоренс Арн-Сейлс, много лет назад удерживал в своем доме Джеймса Риттера. Мотивы Кеттерли, считает Аскилл, были те же, что и у Арн-Сейлса: сфабриковать подтверждение теории об Иных Мирах. Кеттерли встревожился, что полиция установила связь между ним и Роузом Соренсеном. Перед угрозой разоблачения своих преступлений Кеттерли выпустил Роуза Соренсена и покончил с собой.
Теория Аскилла хороша тем, что объясняет, почему Мэтью Роуз Соренсен появился в то же время — плюс-минус день или два, — когда исчез Кеттерли; в противном случае это очень странное совпадение. Главный недостаток теории заключается в том, что ни Арн-Сейлс, ни Кеттерли никогда не пользовались сфабрикованными таким образом свидетельствами. Более того, Кеттерли много лет публично изобличал Арн-Сейлса.
Аскилл, не останавливаясь перед этой трудностью, дважды меня допрашивал. Это молодой человек с приятным располагающим лицом, густыми каштановыми кудрями и умным выражением лица. Он носит темно-синий костюм, серую рубашку и говорит с йоркширским акцентом.
— Вы были знакомы с Валентайном Кеттерли? — спрашивает он.
— Да, — отвечаю я. — Я приходил к нему в середине ноября две тысячи двенадцатого года.
Аскилл вроде бы доволен моим ответом.
— То есть перед самым вашим исчезновением, — замечает он.
— Да, — говорю я.
— И где вы были? — спрашивает он. — Пока вас не было здесь?
— Я был в доме с множеством помещений. Через дом прокатывает море. Иногда оно прокатывало надо мной, но я всякий раз оставался жив.
Аскилл молчит и хмурится.
— Это не… Вы не… — начинает он. Задумывается. — Я хочу сказать, у вас были проблемы. Что-то вроде нервного срыва. По крайней мере, мне так сказали. Вы лечитесь?
— Мои родные договорились с психотерапевтом, и я его посещаю. Против этого у меня возражений нет. Но я отказываюсь от медикаментозного лечения, и никто пока не настаивает.
— Что ж, надеюсь, это поможет, — ласково говорит он.
— Спасибо.
— Я, собственно, пытаюсь выяснить, убедил ли вас доктор Кеттерли куда-нибудь с ним отправиться. Удерживал ли он вас где-либо против вашей воли. Могли ли вы свободно приходить и уходить.
— Да. Я был свободен. Я приходил и уходил. Я не оставался на одном месте. Я прошел сотни, может быть, тысячи километров.
— Э… о’кей. А доктор Кеттерли ходил с вами?
— Нет.
— Был с вами кто-нибудь другой?
— Нет, я был совершенно один.
— А. Ясно.
Джейми Аскилл слегка огорчен. Я тоже огорчен; огорчен, что огорчил его.
— Ладно, — продолжает он, — не хочу отнимать у вас слишком много времени. Знаю, вы уже говорили с сержантом уголовного розыска Рафаэль.
— Да.
— Она замечательная, правда? Рафаэль?
— Да.
— Я не удивляюсь, что она вас нашла. В смысле, если кто и мог вас найти, то не иначе как она. — Пауза. — Конечно, она может быть немного… В смысле, она не всегда… — Он щелкает в воздухе пальцами, ловя ускользающее слово. — В смысле, с ней не всегда легко работается. А пунктуальность? Определенно не самая сильная ее сторона. Но если честно, мы все ее очень уважаем.
— Правильно уважаете, — говорю я. — Рафаэль — исключительный человек.
— Да. Вам не рассказывали про Пинни Уиллера?
— Нет, — отвечаю я. — Кто такой Пинни Уиллер?
— Чувак из города в центральных графствах, где Рафаэль начинала работать в полиции. Он был такой неуравновешенный тип, обиженный на весь свет. Из тех, с какими у нас всегда бывают проблемы.
— Это нехорошо.
— Да уж. Так вот, что-то его разозлило, он забрался на верхнюю галерею собора и принялся грязными словами ругать тех, кто внизу. У него были кипы старых газет, которые он повсюду таскал с собой. Он начал их поджигать и бросать на людей.
— Какой ужас.
— Вот-вот. Страшно, правда? Когда мы — в смысле полицейские — прибыли на место, был уже вечер. Темно, в воздухе порхают горящие листы газет, люди мечутся с огнетушителями и ведрами песка. Рафаэль и еще один полицейский стали подниматься по винтовой лестнице — она там очень крутая, в узком замкнутом пространстве, — и Пинни Уиллер бросил на них еще кучу горящих газет. Одна газета облепила полицейскому лицо, и он вынужден был отступить.
— А Рафаэль не отступила, — сказал я без тени сомнения.
— Да. По инструкции, наверное, должна была отступить, но не отступила. У нее волосы были в огне, когда она вышла на галерею. Но вы же знаете Рафаэль. Она, небось, даже и не заметила, пока люди снизу не закричали, чтобы она сбила пламя. Села с Пинни Уиллером, уговорила его не бросать горящие газеты, потом убедила спуститься. Отважный поступок, да?
— Более отважный, чем вы думаете. Она боится высоты.
— Правда?
— Правда.
— Но ее это не остановило, — говорит он.
— Да.
— Слава богу, в вашем случае обошлось без подвигов. В смысле, ей не надо было пробиваться через огонь или что-нибудь в таком роде. Рафаэль просто поехала на море. По крайней мере, так мне говорили — что она нашла вас на побережье.
— Да. Я был на берегу моря.
— Многих пропавших находят в прибрежных городках, — задумчиво говорит он. — Наверное, все дело в море. Оно успокаивает.
— Меня оно точно успокаивало, — говорю я.
Джеймс Аскилл весело улыбается.
— Отлично, — говорит он.
Мэтью Роуз Соренсен нашелся
Запись от 27 ноября 2018 г.
Мать, отец, сестры и друзья Мэтью Роуза Соренсена спрашивают меня, где я был.
Я отвечаю им то же, что Джейми Аскиллу: я был в доме с множеством помещений. Через дом прокатывает море. Иногда оно прокатывало надо мной, но я всякий раз оставался жив.
Мать, отец, сестры и друзья Мэтью Роуза Соренсена говорят друг другу, что это описание нервного срыва изнутри. Такое объяснение их устраивает, возможно — даже успокаивает. Они снова получили Мэтью Роуза Соренсена, — по крайней мере, они так думают. В мире живет человек с его лицом, голосом и манерами — им этого достаточно.
Я теперь не похож на Пиранези. У меня в волосах нет коралловых бусин и рыбьих костей. Сами волосы аккуратно подстрижены и причесаны, щеки чисто выбриты. Я ношу одежду, которую мне принесли из хранилища, куда сестры Мэтью Роуза Соренсена поместили его вещи. У Роуза Соренсена было очень много одежды, хорошей и в прекрасном состоянии. Одних костюмов больше десяти (что меня удивило, учитывая, что доход у него был не такой уж большой). Любовь к одежде роднит его с Пиранези. Пиранези в дневнике часто описывал, во что одет доктор Кеттерли, и горевал, что сам в сравнении с ним выглядит жалким оборванцем. В этом я отличаюсь от обоих — и от
