Во-вторых, не было ли бы несправедливо со стороны Бога даровать Адаму и Еве разумную душу, что сделало их в полном смысле людьми (и бессмертными), и дополнительную перспективу вечного счастья с Богом в раю и в то же время оставить в животном состоянии их сородичей, которые также обладали (по моему мнению, хотя и не по мнению Александера) физическими данными, достаточными для разумной деятельности?[340] Я думаю, нет. Богословие, в котором существование Избранного народа является центральной темой в истории спасения, конечно уж, может принять существование Избранной пары. Бог не обязан был даровать сородичам Адама и Евы разумную и, следовательно, бессмертную душу[341]. Очеловечивание Адама и Евы было свободным даром. Поскольку Александер назвал свою статью «Происхождение человека и генетика», я мог бы пояснить суть отличия моей теории от его, назвав ее «Происхождение человека и благодать».
В-третьих, возможно ли, что был какой-то момент в доисторическом периоде человечества, когда существовал некто, кто был бы и первым разумным человеком, и предком всех остальных людей? Необязательно, что такой предок мог когда-то существовать. Если бы разумность возникла среди людей независимо в двух разных местах (так же как крылья среди животных), было бы неверно утверждать, что такой человек существовал (так же как нет существа, у которого и были бы крылья и которое являлось бы предком всех крылатых животных).
Terminus post quem был бы момент, когда впервые в ходе эволюции животных появилось тело, способное к мозговой деятельности, необходимой для рационального мышления. До тех пор пока у нас нет более глубокого понимания взаимосвязи мозга и сознания, трудно высказать заслуживающее внимания предположение о том, когда это могло бы быть. Можно предположить, что у австралопитеков объем мозга (400 см3) был слишком мал для рационального мышления, хотя некоторые ученые приписывают австралопитекам гари (Ausralopithecus garhi – 2,6 миллиона лет назад) изготовление олдуванских каменных орудий труда. У самых ранних членов нашего рода (например, homo habilis) объем мозга был чуть больше (400–600 см3), и они точно изготавливали каменные орудия. У homo erectus, который появился около 1,8 миллиона лет назад, был больший объем мозга (850–1100 см3) и более продвинутая (ашельская) техника изготовления орудий, которая, по-видимому, предполагала предварительное обдумывание во время процесса производства.
Terminus ante quem – это, конечно, то время, когда в археологических данных появляются доказательства разумности. Установление этого времени, однако, затрудняется тем, что не всегда легко определить, какое именно поведение требует рационального мышления (в том виде, как оно описано выше). Приматы, дельфины, попугаи и вороны, к примеру, каждый по-своему проявляют способности к обучению и решению задач, но ни одно из этих животных не способно оперировать понятиями, что считается классическим порогом разумности. Так что трудно, например, сказать, обладали ли способностью к мышлению изготовители олдуванских каменных орудий (homo habilis или, возможно даже, Australopithecus garhi 2,6 миллиона лет назад), или они были больше похожи, по крайней мере в изготовлении орудий, на ворон Новой Каледонии, которые проявляют удивительное умение приспосабливать природные объекты для своих нужд, но которые явно не способны к концептуальному мышлению. Если изготовление древнейших каменных орудий первого типа не требует разумности, требуют ли его технологии позднего типа, которые использовал homo erectus?
Важно также помнить, что определяемое terminus ante quem может быть гораздо позже, чем дата появления первого разумного человека. Первые разумные люди могли не оставить никакого следа своей разумности. Может быть, они больше говорили, чем делали, а может, они изготавливали орудия из дерева и кости, а не из кремня. Даже если они изготавливали артефакты, которые сохранились до сих пор, нет определенной уверенности, что эти артефакты будут найдены палеоантропологами.
В рамках данной работы ставится задача лишь показать, что никакие научные данные не представляют непреодолимых проблем для тезиса, что общий предок всех разумных существ сам был существом разумным.
Фактически наличие общего разумного предка может вписаться и в уни– и в мультирегионалистические теории происхождения человека.
Веские доказательства, что homo erectus или неандертальцы имели способность к рациональному мышлению (а небольшая часть палеоантропологов утверждают, что такие доказательства существуют, особенно в отношении неандертальцев), дали бы основания отнести появление первого с богословской точки зрения человека ко времени до первой эмиграции из Африки (во время которой популяция homo erectus покинула Африку почти 2 миллиона лет назад)[342]. Тот факт, что палеонтологи различают homo erectus и homo sapiens как два отдельных вида, не относится к вопросу о том, различаются ли они как философский или богословский виды.
В отсутствие таких доказательств могут оказаться вероятными более поздние даты очеловечения. В частности, привлекают внимание два возможных варианта, хотя нет веских оснований предпочесть их какой-либо промежуточной дате.
Более отдаленный по времени вариант – это время сразу после возникновения homo sapiens (так что, возможно, целых 200 тысяч лет назад). В этом случае теологический вид человека полностью попадает в рамки лишь слегка большего по размеру биологического вида, исключая homo erectus и неандертальца (каким бы именно ни было его отношение к этим двум видам). Такое недавнее происхождение теологического человечества легче всего впишется в (хотя логически не подразумевает) унирегионалистскую (или недавнюю Африканскую) теорию происхождения человека.
Самая недавняя возможная дата (terminus ante quem, на самом деле) − время окончательной эмиграции из Африки около 60 тысяч лет назад. Это близко совпадает с появлением разнообразных археологических артефактов, которые явно свидетельствуют о разумности; кроманьонское искусство – лишь самый наглядный пример.
В-четвертых, не слишком ли дуалистична эта теория, не делает ли она душу чем-то отличным от формы человеческого тела, каковой ее объявил Венский собор (1311)?[343] Для полного рассмотрения этого вопроса потребовалось бы более детальное изложение отношения между человеческим телом и душой, чем позволяет формат работы, но, я думаю, ответ – нет. Неразумные родичи Адама должны были обладать достаточно восприимчивой душой, чтобы быть способными, как и все животные, к восприятию чувственных образов и к разнообразным действиям с ними, но у них не было способности абстрагировать из этих образов понятия, что отличает человеческое познание от животного. Тот факт, что разумная душа обладает способностью и к чувственному познанию, общему для человека и животных, и к абстрагированию понятий из образов, которые мы воспринимаем или формируем, является фактом в любой томистской антропологии. Моя антропология, таким образом, не более дуалистична, чем любая другая томистская теория.
Заключение
Главной целью данной работы было показать, что в действительности не существует противоречия между консервативной с точки зрения богословия (моногенетической) теорией антропогенеза и научными представлениями эволюционной биологии и современной генетики. Видимость противоречия возникла в последние годы ввиду того, что не было проведено важное различие. Этот факт должен напомнить нам о том, как важно сохранять терпение, несмотря на кажущиеся противоречия. Иногда, чтобы разрешить противоречие, следует не отвергать одну из внешне противоречащих друг другу теорий, а провести такое, прежде не замеченное, различие.
Перевод с английского Анны Правдиковой
Григорий Гутнер
Единство человечества в эсхатологической перспективе[344]
Вопрос о единстве человечества в наше время весьма серьезен. С одной стороны, мы постоянно обнаруживаем вызов глобальных (то есть всечеловеческих) проблем, требующих универсальных решений. Этот факт заставляет задуматься об универсальной этике, о тех хотя бы минимальных обязательствах, которых мы должны придерживаться по отношению друг к другу, коль скоро все мы – люди. С другой стороны, нельзя игнорировать аргументы (исходящие, в частности, от постмодерна), убеждающие нас в многообразии языков, дискурсивных практик, форм морали. Всякая попытка придать каким-либо нормам универсальное значение вызывает подозрение в репрессивности, в попытке навязать чужеродный дискурс.
Здесь мы предпримем попытку уточнить понятие единства человечества. Едва ли эти уточнения дадут решение проблемы, однако ясность понятий всегда полезна в трудной ситуации. Все последующие рассуждения представляют собой развитие этических и антропологических идей Иммануила Канта, однако не сводятся к ним.
