Натан приоткрыл глаза и тут же зажмурился от яркого света.
Райс продолжал:
– Фрида так плакала, что мне пришлось отвести их обратно, но мне показалось, что я слышал в кустах какой-то шорох. Я решил найти Ривера.
– Не нужно искать его. – Голос мужчины стал ближе, и туман в голове Натана начал рассеиваться. – Помоги мне поднять его. Только не урони фонарь.
Мальчик не сопротивлялся, когда его поднимали. Голова у него продолжала кружиться, грудь сдавило от нестерпимой боли, однако он ухитрялся самостоятельно переставлять ноги.
Добравшись до костра, он не смог сдержать стон.
– Сходи за доктором, – велел Эли Райсу.
Натан посмотрел вслед уходившему приятелю и подозрительно покосился на Эли. Старик взял миску с водой и опустил туда тряпку.
– Дядя избил тебя за то, что случилось на берегу?
Он приложил тряпку к распухшему глазу Натана, и мальчик вздрогнул.
– Нет, – выдохнул он. Говорить оказалось труднее, чем он думал, и только через секунду он медленно продолжил: – Я пытался забраться на скалу и сорвался.
– Серьезно? – недоверчиво покачал головой Эли, пытливо глядя на него.
Вскоре пришли Райс и Кэрролл. Пока доктор осматривал многочисленные ссадины и синяки мальчика, Эли и Райс не сводили с него глаз.
– Похоже, челюсть не сломана, – сказал Кэрролл, усаживаясь поодаль и глядя Натану в глаза. – Но сотрясение мозга вполне возможно. Это могло бы объяснить и обморок.
– Я просто уснул. У меня слишком крепкая голова, чтобы ее разбить!
Натан попытался рассмеяться, и все увидели, как он схватился за бок и сморщился от боли.
– Вот что, сынок, давай-ка проверим, как там твои ребра. – Доктор начал расстегивать ему рубашку.
Натан попытался оттолкнуть его руки и поразился собственной слабости.
– Ребра как ребра, – проворчал он, но потом сдался и лег на спину.
Кэрролл распахнул его рубашку и негромко присвистнул.
– Кто-то здорово над тобой поработал!
– Нет, я упал с лошади.
– Или со скалы, – поправил его Эли.
– Ну да, верно.
– А кровью ты не кашлял? – спросил Кэрролл.
Выражение лица Натана заставило его отдернуть руку.
– Я вообще не кашлял.
Кэрролл обернулся к Эли.
– Нужно будет покрепче забинтовать ребра – на тот случай, если они сломаны. Если он несколько дней проведет в покое, думаю, все обойдется.
– В покое? А идти пешком ему можно? – проворчал старик. – Если пацан будет лежать в тряском фургоне, это едва ли пойдет на пользу его ребрам.
– Думаю, если у него хватит сил, то можно. Иначе придется подвесить носилки.
– Ой! Подождите минутку. – Натан попытался сесть и застегнуть рубашку. – Не нужно мне никаких носилок. И в фургоне я тоже не поеду. Либо пойду пешком, либо останусь здесь. Пусть они выбирают.
Эли бросил на него понимающий взгляд.
– Райс, принеси что-нибудь, чем можно забинтовать ребра.
– Есть, сэр. Может быть, поискать Ривера? А где Сара?
– Оставь их в покое. Мы сами позаботимся о юном Гейнсе. Спрячем его в фургоне с припасами и посмотрим, когда эта дубина вспомнит о своем племяннике.
– Вы не знаете, с кем связываетесь, – прошептал Натан.
– Ну, он тоже нас не знает. – Эли встал и подбросил дров в костер. – Надо же! Лупить мальчишку, пока тот не уползет. Избить в кровь. Все лицо в ссадинах…
– Такое уже бывало? – мягко спросил Кэрролл у мальчика.
Тот прищурился.
– Да. Падаю я часто. Док, а вы умеете лечить подобные случаи?
Когда Эли забинтовал ему грудь полосками ткани, накормил бульоном и уложил в фургоне, Натан подумал, что это все же лучше, чем умирать от голода и холода в кустах. Ему хотелось верить, что он оказался среди друзей.
Однако кто захочет дружить с трусом, который боится перечить Быку и даже не может убежать от него? – с горечью спросил себя мальчик. Кто захочет помогать такому человеку?
Натан вспомнил слова, сказанные Эли о его дяде. Быка Гейнса здесь ненавидели все, и он их понимал.
Паренек закрыл глаза, поняв, что смертельно устал. Да, ему крепко досталось, однако дело того стоило. Когда Бык заметил, что он спускается с холма вместе с Сарой, и потребовал рассказать, о чем они говорили, Натан не вымолвил ни слова, несмотря на побои, которыми осыпал его дядя. Он предупредил леди, и Ривер ее спрятал. А значит, сегодня ночью старый Бык ее не получит.
Эта мысль показалась ему настолько утешительной, что Натан уснул.
На рассвете Даниель разбудил Сару поцелуем. Она попыталась привлечь его к себе, но он не позволил ей.
– Радость моя, пора вставать.
Сара тихонько застонала, повернулась на бок и закуталась в одеяло.
– Еще не рассвело.
– Да, но я подумал, что ты захочешь вернуться до того, как Эли начнет готовить завтрак.
Сара тут же села, вспомнив, где находится! Даниель сидел на корточках и улыбался, глядя на нее.
– Ты по утрам всегда такая хорошенькая или в этом виновата прошедшая ночь?
Он погладил ее волосы, рассыпавшиеся по плечам.
Сара вспыхнула.
– Ты видишь меня каждое утро, – пробормотала она.
– Но не так рано. – А жаль, черт побери, подумал Даниель.
Она долго смотрела в его глаза, в рассветных сумерках казавшиеся совсем светлыми, а потом отвернулась. Застегивая платье, Сара невольно вспомнила, как Даниель расстегивал его накануне. Слава Богу, что она спала в платье. Правда, теперь оно было сильно измято…
Даниель шумно выдохнул. Сара подняла глаза и увидела, что он встал.
– Давай вернемся, пока я не решил, что ты слишком хорошенькая.
Он опустил глаза, и Сара быстро одернула подол. Впрочем, беспокоиться было не о чем: казалось, его интересуют не ее ноги, а одеяло. Он не глядя передал ей ботинки, и она начала торопливо обуваться, гадая, что могло изменить его настроение.
– Вставай, – велел он. – Мне нужно скатать постель.
Она нахмурилась.
– Тебе не терпится поскорее избавиться от меня? А еще говорил, что я слишком хорошенькая…
Даниель рискнул посмотреть на нее. Пока она застегивала ботинки, ее стройные лодыжки оставались на виду. Вспомнив длинные белые ноги, скрывавшиеся под измятым подолом, и то, как они обвивали его тело, он отвернулся и начал искать шляпу.
– И готов повторить то же самое. Сходи в кустики, а потом я провожу тебя к фургону.
Сара усмехнулась и отправилась выполнять его приказание. Даниель долго смотрел ей вслед.
– Сплошное искушение, – пробормотал он себе под нос.
Что ей сказать? – думал Даниель, скатывая постель. За ночь он принял решение, но не рискнул сообщить его Саре, потому что боялся услышать отказ.