дрянью, в которую вмешивались нотки горечи.
— Ты никуда не уйдёшь? — уточнила она. — Будешь ждать меня прямо на этом месте?
Мать засмеялась. Морщинки собрались у самых глаз, хотя в вечерней полутьме она выглядела молодой и весёлой.
— Давай так, я устрою на ночлег наших дорогих гостей, а к ночи приду в твою спальню. Как тебе мой отличный план?
— План самый отличный, — тут же согласилась Ясмин.
Ей снова было восемь, и они с мамой — самые главные заговорщики в доме. Они были командой и там, в советской старой трешке, а в этом мире их навыки только возросли.
Но когда мама поманила за собой Верна и Хрисанфа, она вдруг почувствовала себя мамой-уточкой, у которой уводят утят. Оба шли за матерью, но непрестанно оборачивались на Ясмин.
По-хорошему, ей нужно было поторопиться. Идти, бежать. Найти Абаля, который сидит один в темной лаборатории, спасённый человеком, который его ненавидит. Преданный и обманутый Ясмин. Потерявший ради неё кисть руки и снова ее обретший.
Ясмин встала. После снова села на облюбованный пригорок. Ее целью было вернуться в свой мир, а теперь, когда она прошла четыре испытания и получила маму, цель не сильно изменилась. Дом — это мама. Слова-синонимы.
Абаль… Она рада, что удалось спасти его руку, она вернёт его домой, даже если мама будет против, но и только. Ясмин слишком встроилась в чужую жизнь, слишком привязалась к людям, которые были лишь попутчиками на пути к цели. Ясмин не обязана смотреть Абалю в глаза и оправдываться за чужие ошибки.
Она не обязана чувствовать то, что чувствует. И в ее силах остановить эту пытку. Только травмированные невротики считают, что любовь превыше всего или что ее, боже упаси, нельзя остановить. Можно. Конечно, ее нельзя включить или выключить, как пароварку, но можно поменять температуру. Градус. Вектор.
Ей просто-напросто нечего сказать Абалю.
Она медленно поднялась и двинулась к дому, который едва улавливался в темноте.
— А я-то наделся, что ты придёшь поплакать у меня на груди, — остановил ее ядовитый голос.
Ясмин резко обернулась и увидела, что Абаль стоит прямо перед ней. В темноте было невозможно разглядеть выражение его лица, и в фокус взгляда ловились только чёрные тени век, парабола рта, ткань волос, сливающаяся с ночью. Она сглотнула.
Чтобы техники работали нужен холодный ум, а рядом с Абалем было невозможно сосредоточиться. Эмоциями действительно можно управлять.
А химией нельзя.
— Я рада, что с тобой все в порядке, — сказала она, тщательно контролируя голос.
Вот так. В меру прохладно, в меру тепло. Совершенно посторонний человек, который просто не любит, когда кому-нибудь больно. Такой всегда уступает беременной в метро или помогает перейти старушке на зелёный. Такая… мимолетная доброта.
— Как я вижу, — с некоторым удивлением ответил Абаль. — Твоё сочувствие претерпело некоторые изменения.
Слово «сочувствие» звучало так, словно было написано на туалетной бумаге.
Ясмин напрягала зрение до легкой рези, но разглядеть руку не сумела. Поэтому просто шагнула вперёд и легонько тронула опущенный рукав. Спросила:
— Можно?
Вместо ответа Абаль просто поднял руку, и она увидела абсолютно целую кисть руки. Ни шрама, ни швов, ни стыков при сращивании, только чистая гладкая кожа. Уровень медицины этого мира был действительно высок, но вот о выращивании органов или частей тела Ясмин и слыхом не слыхивала. Она, конечно, очень смутно представляла некую технологию, способную заменить или помочь в восстановлении, но… Вот так? Ясмин тут же забыла про высокие планы, держаться от Абаля на расстоянии.
— Как это возможно? — воскликнула она. — Как такое вообще возможно!
Сжала руку сильнее:
— Больно? А так? А если…
Она совершенно беспардонно схватила его за руку и потащила к лаборатории — свет, инструментарий, отчёт об операции. На втором пролёте лестницы накрыло осознание циничности ее действий. Одна, в темноте, тащит за руку рокового красавца в помещение, где, если рассуждать отвлеченно, есть кровать. Хотя пять минут назад клялась на психоанализе Фрейда, что в два счета научит своё сердце хорошим манерам.
— Я просто посмотрю, — извиняться она не умела, да и не за что было пока.
Хотел бы вырваться, давно бы бежал с визгом к напарникам. А раз он здесь и слушает ее лепет на темной лестнице, значит, сделал этот выбор сам.
Она прошли в светлую залу, и Ясмин сразу же забыла обо всех сложностях и снова бесцеремонно потащила Абаля к кушетке. Беспардонно задирала рукав, с неверием рассматривая совершенно чистую кожу. Ни единой царапины.
Она попыталась найти на столе отчёт об операции, но там оказались только дневники наблюдений за гидропоническим садом.
— Как это возможно? — она посмотрела Абалю в лицо.
Она увидела, как сильно вымотали его последние дни. Бледность, пересохшие губы, почти потерявшие цвет, синева у самых глаз. Стыд и запоздавший ужас накрыли ее темным крылом. Она малодушно решала собственные проблемы, хотя создала куда большие другому человеку. Человеку, который дважды спасал ее жизнь.
— А как ты прошла пустыню?
Кажется, она успела забыть, что покажи Абалю мизинец, и он отхватит руку по локоть. Ясмин криво усмехнулась. Она теряет баланс. Базовое равновесие, благодаря которому она всегда была безупречна и оставалась в роли наблюдателя, а не мухи, наколотой на бумагу.
— Туше.
— Туше?
Ясмин замялась. В детстве она ходила на фехтование. А ещё на лепку. На макраме, на выжигание, на шитьё и училась играть на балалайке. Она просто ходячий справочник по детским увлечениям.
— Уколоть, уязвить оппонента, — пояснила она и спрятала кисти рук в рукава. — Ты не хочешь говорить, как восстановил руку, я не хочу говорить, как пошла пустыню, — и тут же попыталась снова: — Я спрошу мать.
Звучало, как детская угроза.
Ясмин даже сделалось неудобно за себя, зато Абаль даже не поморщился:
— Мастер Гербе умеет хранить тайны. Особенно опасные.
А это звучало, как предупреждение.
Что ж. Она ведь знала, что этот разговор не кончится ничем хорошим.
— Моя метка полна на седьмую часть от полного резерва, — наконец, сказала Ясмин, уходя от неприятной темы. — Полагаю, и твоя тоже. Когда она наберёт силу, ты вернёшься в Варду вместе с Верном, Хрисанфом и образцами.
— И ты отпустишь? — спросил он с недоумением.
Наклонился. Приблизился вплотную, запечатав ее между собой и кушеткой с холодным прорезиненным покрытием. Ясмин невольно отклонилась, и кушетка мгновенно дернулась назад с ней вместе, пока одно из колесиков не застряло в щербинке пола. Абаль шагнул вперёд и оперся ладонями по обе стороны от ее бёдер.
Первым было желание ответить «тебе не нужно мое разрешение». Прямо как в провинциальном романе
