Куга внимательно смотрел на Марка. Казалось, он уловил его душевное смятение. Сакс мягко коснулся руки Марка, сжал ее.
— Надо — стало быть, так как тому и быть. Будет нужно, я умру. Но мои люди, с ними что будет? Я за них отвечаю, я их матерям поклялся мечом своим, что постою за них.
Марк выронил точильный камень.
— Поклялся… Клятвы — это очень важно. Но порой.., даже при самых наилучших намерениях.., нельзя.., ты понимаешь меня?
— Понимаю — что?
— Порой нельзя сдержать клятву, какой бы искренней она ни была.
Вид у Куты стал обескураженный, но через пару мгновений смысл сказанного дошел до него.
— А! — тихо воскликнул он, помрачнел, спустил глаза. Марк украдкой глянул на сакса. Лицо его было бледнее луны.
— Гибель предстоит в великом бою, а гибель в бою почетна. Матерям моих воинов тяжко будет узнать об этом, но когда они поймут, что сыновья их пали геройской смертью, они утешатся. А.., корабли.., корабли нам так нужны, отчаянно нужны!
— У ютов — лошади, — напомнил саксу Марк. — Нам ни за что не обогнать их на суше. Кута покачал головой.
— У короля можно многому научиться. Очень многому. Он давно воюет по-римски. Как Цезарь! Я бы сто лет думал, а не додумался бы до такого!
— Я, увы, в стратегии ничего не смыслю, — вздохнул Марк. — И ничуть не погрешил против истины. N-мер-ное пространство он представлял себе без труда, но вот сталкивающиеся в битве два войска — никак не мог представить, как ни силился.
— Два острия, — сказал Кута. — Войска сойдутся, словно молот и наковальня. — И сакс стукнул друг о дружку кулаками. — Слава! Мы погибнем смертью героев!
— Но в атаку пойдет только один отряд, — возразил Марк. — Второй будет только отвлекать врагов, а потом им нужно будет убежать. Если получится. — Марк сам поразился тому, с какой горечью произнес последние слова. Столько людей будет фактически брошено на съедение волкам, и при мысли об этом у Марка сердце разрывалось. «Нет, молчи! — приказал он себе. — Ничего не говори! Пусть никто не узнает о том, каково тебе, иначе рано или поздно это будет использовано против тебя! Скорее, рано, чем поздно…»
— Что? — прошептал Кута, и тут же повторил вопрос громогласно. — Что?!
Бланделл отшатнулся, напуганный таким взрывом эмоций.
— Меня? Меня послать, только чтобы отвлечь врагов? О, Доннер Громовержец, о небо! Это меня хотят заставить бежать с поля боя?
Физиономия у Куты побагровела, и он стал чем-то похож на полковника Купера, только сейчас Марк боялся не за то, что Кугу хватит инсульт, а что удар, и отнюдь не апоплексический, обрушится на него самого.
— Нет! Ты не правильно понял! Не ты будешь послан! Не ты, а твои люди! Это они будут должны отвлечь ютов, а потом убежать!
— Мои люди? Саксы? Чтобы саксы бежали с поля боя?
— Да как ты не поймешь! — Марку было крайне важно, чтобы Куга поверил, что в планах Меровия нет ни капли расизма, что Куга не падет жертвой его замыслов, что его люди не будут унижены.
«А вот и нет! — вопило сознание Марка. — Как раз они будут принесены в жертву! А он будет унижен. Все наоборот, но какая разница? Есть разница, и еще какая! Именно на это рассчитывает Меровий!»
— Я понимаю, что саксы не бегут с поля боя, вот что я понимаю!
— Кута, мы нанесем врагам главный удар — ты, король и я! Твои воины отвлекут врагов.., они не будут бежать с поля боя, они заманят ютов, увлекут их за собой, чтобы мы могли тем временем сжечь два корабля, но этот маневр важнее, потому что нужны нам именно корабли!
Кута начал было говорить, но быстро умолк. Казалось, его немного успокоило понимание того, что речь идет не о хитрой уловке, рассчитанной на его убийство или унижение на глазах у его людей.
— Я — сакский полководец, — пробормотал он.
— Меровию это ведомо, — успокаивающе проговорил Марк.
— Я гордый. Я великий воин!
— Не будь ты великим воином, тебе бы не поручили такое дело, верно?
— Гм… — Кута взял у Марка топор, поиграл им. — Гм… — Он рассеянно размахнулся оружием, разрубил первый попавшийся на глаза сук. — Тут есть о чем подумать. Пожалуй, я не стану спорить.
И он неторопливо удалился под сень деревьев.
Марк сидел на пне и смотрел на город сквозь заросли. Хрипловато, словно сраженная стрелой, крикнула какая-то птица. «И почему люди так обидчивы, — гадал Марк. — Ведь ни о каком оскорблении и речи не было, и быть не могло!» Снова крикнула птица. Конечно, никакая стрела ее не задела.
И тут словно треснула скорлупа, из которой вылупился цыпленок догадки. «Между прочим, — ехидно напомнила Марку совесть, — ты ему выболтал гораздо больше, чем следовало бы».
«Но мне пришлось! Я же не хотел! Ты что, правда, так думаешь?» — Совесть убежденно кивнула.
«Гораздо больше, чем следовало. То есть, на самом деле, ты взял и выболтал ему весь план».
И тут Марк Бланделл вскочил, как ужаленный.
— Имбецил несчастный! — выругал он себя вслух и влепил себе увесистую пощечину.
— Он надул тебя! И ты позволил ему себя одурачить! Неожиданно Марк заметил, что все эти откровения он изложил, стоя посреди небольшой, но весьма любопытствующей компании. Он зарделся от смущения — собственно, краснеть пришлось только одной щеке, а вторая уже алела после пощечины.
— А-а-а, — промямлил Марк, гадая, как же объяснить столь неожиданное поведение, как оправдаться за страшную ошибку?
«Просто восхитительно! Мне кажется, я уже слышу, как Меровий спрашивает меня: „Он тебе угрожал?“ А я ему отвечаю: „Нет, сэр“. — „Он тебя загипнотизировал?“ — „Нет, сэр“. — „Так как же получилось, что ты выложил ему весь план сражения?“ „Он был так печален, сэр, что я решил его успокоить, вот и проболтался!“ — Я… — иного выхода не было. Марк должен был исправить ошибку. И он протараторил, пока не передумал:
— Мне нужно найти короля Меровия.
Он опустил голову, чувствуя себя в высшей степени паршиво.
«Я мертвец», — решил он обреченно.
Глава 26
Раза четыре «почитатели Аттиса» сталкивались на подмостях с ютской стражей. И всякий раз «Олли и Стэн» выкрикивали одну и ту же фразу на каком-то германском языке — быть может, ютском. Корс Кант перевел эту фразу, обнаружив еще один неожиданный талант.
— Прочь! Прочь! Аттис, рожденный девственницей, восстал из мертвых! Мы — избранные его, и мы идем за ним!» Стоило ютам услышать имя Аттиса, как они шарахались в сторону, словно жрецы были не иначе как прокаженными, и в отвращении кривились. А когда Питер с шутовской ротой проходили мимо стражников, те неизменно оборачивались и хохотали — похоже, издевательски. Питер качал головой. Все это ему не нравилось, но почему, он и сам понять не мог.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
