— Лежи спокойно, — предупредил Сворден гнилозубого. — Спроси, что надо.
— Что надо? — послушно повторил гнилозубый. Скрипучий голос легко прошел сквозь густой шум, наполняющий корабль.
— Капитана на мостик! — проорали из-за переборки. — Срочно!
— Капитана на мостик. Срочно, — передал Свордену гнилозубый.
— И кто же из нас двоих капитан? — спросил Сворден. Ощущение легкого безумия происходящего перерастало в смрад тяжкого бреда.
— Вы… Вы — капитан… — гнилозубый с ужасом смотрел на Свордена оставшимся глазом.
— Действительно, — пробурчал Сворден, — как я мог забыть. Так ты уверен, что капитан этой лохани — я?
— Да, капитан, — прохрипел гнилозубый. — И как меня зовут?
— Сворден. Капитан Сворден.
В переборку застучали уже нетерпеливо.
Сворден распахнул тамбур-шлюз, схватил вестового за грудки и прорычал:
— Кехертфлакш!
— Капитан… Срочно на мостик… — запричитал вестовой. — Дасбут… Срочно на мостик…
Сворден оглянулся — ряды столов с препарированными телами, яркий свет операционной, лежащий гнилозубый, зыркающий из кучи окровавленного тряпья многоглазый карлик. Позвякивали, стукаясь друг о друга, тазы и ведра. За плечом вестового тоже ничего необычного — все тот же пустой корабельный коридор с обшарпанными металлическими стенами, низким потолком, по которому тянулись провисшие провода и ржавые трубы.
— Пошли, — Сворден двинулся по коридору, но вестовой смущенно кашлянул:
— Капитан, ваша одежда… Вот…
В свертке оказались штаны, свитер грубой вязки с растянутым воротом и тяжелые ботинки на толстой ребристой подошве — все по размеру Свордена.
Он переоделся, повесив грязный халат на кремальеру тамбур-шлюза. Только теперь Сворден понял как же ему было холодно. От соприкосновения кожи и ткани по всему телу разлилось расслабляющее тепло. Захотелось закрыть глаза, задержать дыхание и нырнуть в эфемерную непроницаемость мира, пробить стальные переборки, толщу океана, гноище, бездну, геометрическую бесконечность вывернутой поверхности и оказаться в плотной темноте вины, жалости, страха, сожаления, что опять не успел…
Звонок. Надоедливый звонок, обессиливающий порыв отчаяния, хватающий за ноги при попытке к бегству, чтобы вернуть в кокон зацикленного кошмара:
— Капитан, мостик, — вестовой протянул трубку циркуляра.
— Что на мостике? — Свордену вдруг почудилось, будто смысл слов начал ускользать от него, а фразы, которыми он говорил, внезапно стали чужими — грубыми, неповоротливыми, неспособными на тот безостановочный внутренний монолог, что поддерживает силы собственного Я творить привычный ему мир. Остался лишь хаос заученных выражений, которые натренированная память услужливо извлекает на кончик языка.
— Капитан, дасбут в зоне прямой видимости. Идет параллельным курсом. Никаких сигналов не подает, на связь не выходит.
— Понял. Сейчас буду на мостике. Ничего не предпринимать, оставаться на курсе.
— Слушаюсь.
Узкое хищное тело грязновато-белого цвета с двумя горбами рубок резало волны. Плотные шапки тумана разлетались в клочья, когда дасбут тяжелым тараном врезался в них. Лодка совершала небольшие циркуляции, то сближаясь с катамараном, то удаляясь от него, и тогда высокие стены волн обрушивались на палубу дасбута, перекатывались через него, расползались неопрятными кружевами по люкам шахт.
— Связи нет, — доложил радист.
— Такие твари по одиночке не ходят, — процедил старший помощник. — Еще парочка под водой рыщет.
Сворден опустил бинокль и принялся рассматривать отражение в стекле мостика. Кроме него в рубке находились старший помощник, истово чешущий неопрятную бороду, которой он зарос почти до глаз, радист, худобой смахивающий на изголодавшееся хищное насекомое, и рулевой — достойный образец пиратской команды, опухший от возлияний, с чудовищно набрякшими мешками под выцветшими глазами. При каждом движении штурвала рулевой мучительно морщился и кренился.
— Говорил же, что нам нужен акустик, — помощник поскреб щеку. — Положили бы всех на кракена глубинными бомбами.
— Самый полный вперед, — приказал Сворден.
— Самый полный! — рявкнул помощник и щелкнул телеграфом.
— Бесполезно, — зевнул рулевой и поморщился. — На нашей лоханке с ними не посоревнуешься.
Крупная лихорадочная дрожь прокатилась по кораблю. Гул усилился. В него вплетались визгливые ноты расшатанных шпангоутов, дребезжание плохо подогнанных броневых плит радиационной защиты, скрип такелажа. За катамараном потянулась белесая полоска взбитого винтами океана.
Дасбут отстал на полкорпуса, видимо не ожидая подобной прыти от гнилой лоханки, но затем расстояние вновь сократилось, и даже более того — дасбут начал вырастать из туманной пелены, предприняв очередную циркуляцию.
Только теперь Сворден и его команда могли в полной мере оценить чудовищные размеры подводного корабля, который навис над катамараном горой цвета нечистого снега.
— Нас сносит к дасбуту, капитан, — доложил старший помощник.
— Лево руля.
— Есть лево руля, — вяло сплюнул рулевой и повернул штурвал.
Дасбут походил на могучего пловца, который упрямо раздвигал, разбивал в мелкие клочья стылую плоть океана, но тот с не меньшим упрямством и силой накатывал на корабль, бил в его покатый нос увесистыми кулаками волн, внезапно отступал, откатывал, расходился глубокой западней между пенными гребнями, отчего титаническое тело бессильно кренилось, ухало вниз, подставляя спину и башни рубок ударам шуги — полупереваренным останкам ледяных гор, что имели неосторожность сползти с материка и отправится в бесконечное путешествие.
Каскады отброшенных от корпуса дасбута волн, перемешанных с мелкими льдинами, округлыми и почти прозрачными, разлетались во все стороны осколками от мощного взрыва. Они накрывали катамаран с регулярностью и меткостью тщательно выверенной артподготовки. Град ледяных снарядов вонзился в смотровое стекло мостика, наполнив рубку мучительным гулом вибрации, от которой хотелось зажать уши ладонями. Бронестекло покрылось звездчатыми студенистыми пятнами.
Туман уплотнялся, нависая над ревущим океаном ячеистым телом. Оба корабля словно оказались в запутанном лабиринте ледяных пещер, чьи своды мерцали отраженными вспышками гигантских молний Стромданга.
Резко похолодало, что сразу стало заметно по растущему обледенению такелажа — прямо на глазах ванты, перила обрастали неопрятными клочьями, а вода, которая разбегались по палубе при каждом нырке в волну, застывала слоистыми натеками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
