— Но как? — ходить надоело… как тигру в клетке. Я сел. Пытаясь ухватиться за что-то, собрать распадающийся на осколки мир.
— Ты скажи мне — как. Ты привел Анахиту в наш дом — Ксения говорила жестко и безжалостно — теперь скажи, как ее оттуда вывезти.
Я ничего не ответил. Ксения снова коснулась моей руки… она всегда знала, что и как сделать чтобы получить нужное.
— Это надо сделать… Я ни в чем не обвиняю тебя… просто это надо сделать. Пока мы не узнаем, откуда она взялась, как она оказалась около Николая, кто она такая, пока не поймем, что она задумала — мы не сможем ничего сделать. Переворот — не выход, на нас накинутся со всех сторон. В этом мире… пахнет кровью.
— Хорошо, что ты это понимаешь.
— Но если ты не сможешь… начну действовать я.
— Недавно я был в САСШ… ну, ты знаешь. Павел сказал… что ему нужна винтовка… чтобы защитить маму.
Мы оба помолчали…
— Он защищает маму. Я защищаю страну — безжалостно проговорила Ксения — я тоже Романова, во мне — кровь Романовых. Отец всегда говорил, что плохо, что я родилась девочкой.
Ксения мысль не продолжила… но было понятно и без слов. Екатерина Вторая была одной из величайших правительниц России. А узурпации престола намерены не допустить слишком многие… и любой ценой.
В свое время… так погибла великая Персидская Империя. Шах Кавад из династии сасанидов, приблизив к себе царицу Есфирь из рабынь-иудеек, сначала отдал первого министра Амана и весь дом его, и все имущество его иудеям, а самого Амана и десять сыновей его повесили. Потом Есфирь и приблизившиеся ко двору правители из иудеев в одну ночь уничтожили большую часть персидской знати, которая по преданиям была бела кожей, голубоглаза и светловолоса. Потом, когда одни иудеи разорили данную им страну и скрылись — другие подняли мятеж, возглавив недовольство народа и разграбили персидских купцов и разделили достояние из между собою. Но тут из провинции вернулся третий, младший сын шаха Кавада, царевич Хосров, и вернулся он во главе конного войска из тысяч всадников. Отца он по одним преданиям отстранил от власти, по другим — убил, всю иудейскую знать, первого визиря Маздака, царицу Есфирь и все ее потомство повелел бросить на корм хищным зверям. А потом встал на царствование и первым своим указом повелел перебить всех иудеев в своих владениях, от грудных младенцев и до последних стариков. Приказ монарха был исполнен, но никогда более Персия не достигала такого расцвета, ее лучшие роды, на которых держалось государство, были изведены под корень, народ голоден и озлоблен, а экономика разрушена.
Нет… такого не должно случиться с Россией. Это — не про нас.
— Я…
— Подожди.
В этот момент я окончательно принял решение. Страна или друг… я выбираю страну.
— Мне для начала нужен один человек. Здесь… и как можно быстрее.
— Кто?
— Генерал Кордава. Кордава Нестор Пантелеймонович
— Кто он?
— Военный разведчик, генерал-майор, затем генерал-лейтенант. Он возглавлял у меня разведку и контрразведку в Персии.
— Где он сейчас?
— Не знаю. Но его надо найти. У него — концы многих нитей. Он занимался агентурной разведкой, его группа разбирала дела САВАК, те которые уцелели. Уцелело немного… но кое-что уцелело.
— Я найду его.
— Подожди…
Я вырвал из лежащего на столе блокнота бумажку, карандашом (ручки в Пузыре не использовались, в ручках великолепно монтируются подслушивающие устройства) черкнул пару строк на фарси.
— Пусть ему отдадут это. Он поймет, что от меня.
— Что это?
— Пара слов. Постороннему человеку они ничего не скажут.
— Хорошо… — Ксения послушно забрала бумажку, когда ей надо она может быть очень, очень послушной.
— Где Нико?
— В Швейцарии, я же сказала.
— Кто его охраняет?
— Лейб-гвардия. Больше некому.
Я написал еще одну записку, на сей раз на немецком.
— Аллея Кайзера Вильгельма, двадцать семь. Запомнила?
— Запомнила. Что там?
Скажешь — лично оберсту Гансу Зиммеру. Он даст тебе людей, хороших людей. Бывшие горные егеря, дивизия Эдельвейс[67]. Пусть двое-трое будут не дальше нескольких метров от тебя и от Нико.
— Ты понимаешь, о чем просишь? Если узнают…
— Обязательно узнают. Ты что — думала, что можно задумать такое и это не коснется лично тебя? Доверять нельзя никому, мы воюем против русской самодержавной власти! Ты этого еще не поняла?
Оберст Зиммер был моим конкурентом — конкурентом Трианон ЛТД — но таким конкурентом, который стоит любого друга. Германец до мозга костей, упертый как вол, по его шрамам можно изучать историю Африки. Он не просто немец — а немец, родившийся в Германской Юго-Западной Африке[68], в таких местах, где обычная смерть — милость. У него есть честь… и совершенно нет инстинкта самосохранения. При встрече — он может не долго думая дать мне в морду, как и я ему — но если я доверю ему Ксению и Нико — он костьми за них ляжет, потому что именно так его научили в его чертовой германской Африке, про которую он любит петь свои гнусавые, доводящие окружающих до нервного срыва песни.
— Сама тоже не возвращайся… Если станет жарко — я тебе скажу. Варианта два — Южно-Африканская Республика или Аргентина. И там и там — относительно безопасно.
— И что я там буду делать?
— Изучать местные этносы. И убери от себя этого прыщавого ублюдка Толстого. Он выводит меня из себя.
— Меня же не выводит из себя твоя американка!
— Каждый думает в меру своей испорченности. Этот "граф" — слово "граф" я произнес так, будто имел основания сомневаться в графском достоинстве Толстого — не просто придворный шаркун. Он на тебя и стучит. Кстати — он многое знает? Судя по его вступлению — да.
— Он знает только то, что должен знать.
— По крайней мере — факт нашей встречи он знает, то, что мы спускались в пузырь — тоже. Милая, предают всегда в пользу сильных, не забывай. Если он и не предал еще, то не преминет это сделать, как только вернется в Санкт-Петербург. Тем более — ему есть что сказать новому начальнику дворцовой стражи. Да… пока не забыл.
Я написал третью записку, на сей раз по-русски.
— Вот место, где я жду Нестора Пантелеймоновича. Семь дней. После этого — все.
— Может… стоит указать место подробнее.
— Нестор Пантелеймонович найдет. Запомнила?
— Да
Я сунул бумажку в карман.
— Пошли. И выше нос — мы одни против всего мира.
— Вот теперь я тебя узнаю…
Но у меня поддерживать игривый тон Ксении не было никаких сил.
20 мая 2012 года
Интерлейкен, Швейцария
Римско-швейцарская граница
Из Берлина я вылетел в Цюрих по своим подлинным документам, взял открытый билет, переплатил — но вылетел немедленно. Цюрих-Берлин — одна из самых загруженных авиационных трасс мира и на ней я имел возможность насладиться комфортом нового двухпалубного "трансъевропейского" двухмоторника Юнкерс-400. Полет продолжался чуть меньше часа, в Европе все полеты очень коротки, Европа вообще вся — большая деревня. Это у нас — полдня в полете.
В Цюрихе я опять заметил за собой слежку — сработали быстро, видимо кто-то контролируют купленные билеты — они не прилетели со мной на самолете, они ждали меня в Швейцарии. Немного поводив их по аэропорту, пройдя демонстративно мимо свирепо-неподкупных швейцарских полицейских, я сделал вывод, что это — не местная контрразведка. Кто — определить не мог, но что-то подсказывало мне, что это свои.
Русские.
Отрываться здесь или в городе? Решил в городе. Прямо в аэропорту арендовал у Герца старый Опель, выезжая со стоянки, заметил за собой хвост — в темно-синем Вандерере. Машина такая, какая в Швейцарии популярностью не пользуется — это в Германии нужны практичные машины для бюргеров, а здесь — важен полный привод и мощный мотор, дороги здесь в основном горные, как на ралли едешь. Можно было бы помотать… но раз свои — мучить не буду. Сделаем все быстро.
Оторвался от них я на Банхофштрассе, в районе так называемого "треугольника" — средоточия торговли в Цюрихе, образуемого упомянутой уже Банхофштрассе, Шторкенгассе и Лимматай. На Шторкенгассе я поймал такси, назвал адрес — совершенно не тот, который я намеревался посетить. В том адресе я зашел в кафе. Со вкусом побежал, только потом попросил хозяина заведения вызвать такси и назвал уже правильный адрес. Все таки, тот, кто привык уже жить в западном мире — может оторваться от гостей здесь в мгновение ока.
Путь мой лежал на ту же самую Банхофштрассе 36 — там, в старинном здании с тысяча восемьсот девяностого года работала, приумножая капиталы своих клиентов одна из самых закрытых финансовых групп мира — Julius BДr BG. Там я держал нас номерных счетах свой неприкосновенный запас — по одному миллиону русских рублей, британских фунтов стерлингов, германских марок, долларов САСШ и десять миллионов швейцарских франков. Это деньги меня сейчас не интересовали — а интересовал ящик, который находился в подвальном помещении банка, и который не мог быть вскрыт без моего присутствия и одобрения ни при каких обстоятельствах, ни по какому решению суда. Швейцария не признавала решений и приговоров ни одного суда в мире, а собственный суд свято блюл то, на чем держится государство — ТАЙНУ. Тайна была тем товаром, который торгует Швейцария и ни одному человеку в этой стране не было дела до того, что я храню в подвалах банка Юлиус Бер.
