Его грудь прижалась к чувствительным грудям Порции, и она ахнула от пронзившей ее сладостной истомы. Наклонившись, Саймон снова овладел ее губами, затем медленно пошевелил плечами, и курчавые волоски на его груди, дразня, заскользили по тугим соскам, порождая сладостные ощущения.
У нее уже не было сил стонать, когда он оторвал рот от ее губ и принялся целовать ей шею в том месте, где бился пульс. Руки ее находились над головой, тело было изогнуто и открыто для его ласк, от которых она не могла уклониться.
Пришло понимание того, что должно будет случиться, это понимание сначала ошеломило ее, но затем она позволила неизбежному произойти. Порция прекратила сопротивление. Пусть он учит ее, пусть демонстрирует ей, что нужно делать.
Саймон чутко уловил момент капитуляции, когда она перестала рассуждать и думать. Ее тело, дотоле напряженное, обмякло под ним. Он вернулся к ее губам и слегка прижал девушку к кровати. Пусть она почувствует его вес, пусть узнает и запомнит. Когда Порция пошевелилась, он освободил ее из захвата, положил свои руки ей на грудь и провел ими вниз, вплоть до округлых ягодиц. Девушка пробормотала чтото невнятное, он заглушил звуки новым поцелуем.
Отпустив ее губы, Саймон стал ласкать ртом ей груди, Порция не пыталась остановить его. Ее руки лежали у него на плечах, она вцепилась в них пальцами, дыхание ее стало прерывистым, глаза были закрыты. Между бровями у нее обозначилась складка, свидетельствовавшая о ее сосредоточенности.
Саймон лизнул один тугой сосок, провел вокруг него языком, затем втянул его в рот и принялся сосать, делая это все энергичнее. Строгая сосредоточенность Порции уступила место новому чувству, она застонала и вскрикнула.
Саймон спустился чуть ниже и слегка расслабился. Он хотел ее — и не просто сейчас, а навсегда. Именно ее тело было призом, которого жаждала его разбойничья душа завоевателя, пусть он в этом и не признавался.
Сегодня она будет принадлежать ему. Сегодня она отдаст ему себя полностью, без остатка. Если им суждено общее будущее, то не было смысла притворяться, изображать из себя не того, кем он был в действительности. Как она станет реагировать — это другое дело, но в нерешительности ее упрекнуть нельзя.
В глубине души Саймон не сомневался, что может попросить ее о чем угодно и она позволит ему все. Поэтому он никак не мог причинить ей боль.
Его губы совершили путешествие по тугой поверхности ее живота, и Порция задержала дыхание, затем беспокойно дернулась. Саймон сомкнул руки вокруг ее бедер, плечами раз двинул ей ноги.
Порция догадалась о его намерениях. Ее пальцы вцепились в его волосы. Саймон почувствовал, как она судорожно втянула в себя воздух, когда он припал губами к ее нежной, покрытой шелковистыми волосами плоти.
— Саймон!
Порция прерывисто выкрикнула его имя, и этот вскрик словно обжег и пронзил Саймона до глубины души. Он стал нежно лизать, посасывать, затем водить языком по припухшим складкам. Щелка истекала медом, имевшим яблочный привкус — терпкий, но сладкий. Он отыскал тугой восставший и набухший бугорок и осторожно взял его в рот, внимательно следя за реакцией Порции.
Шаг за шагом он направлял ее к вершине. Она откинула назад голову и стала покачивать бедрами, полностью отдаваясь его ласкам. Саймон нежно раздвинул складки трепещущей плоти и медленно, целеустремленно проник внутрь языком.
Порция тихонько застонала, он ощутил, как мышцы стали сокращаться, но лишь только они успокоились, Саймон приподнялся над Порцией. Он еще шире развел девичьи ноги и поднес восставший жезл к скользким, разбухшим складкам.
Найдя вход, он ввел ствол внутрь. И резко нажал.
Порция вскрикнула и отчаянно забилась под ним. Он не остановился, погружаясь в нее все глубже, чувствуя, как под его напором расширяется жаркое вместилище, как его охватывают тугие стенки, ощущая упругость ее тела, мягкость женской плоти и исходящее от нее тепло. Он изо всех сил старался насладиться всеми этими ощущениями, продлить их, не позволить примитивным инстинктам взять верх.
Оказавшись под Саймоном как в западне, Порция замерла. Саймон слышал над ухом ее прерывистое дыхание. В том месте; где они соединились, где она удерживала его в себе, он чувствовал ритмичное биение пульса. Преодолевая страстное желание начать бешеную скачку, Саймон приподнял голову. Изпод тяжелых век сверкнули глаза Порции. Ее опухшие губы были слегка приоткрыты. Он почувствовал, как она втягивает в себя воздух.
— Ты обещал, что никогда не причинишь мне боль…
Это не было в полном смысле обвинением, она слегка скривила губы, и, к его громадному облегчению, напряженность, охватившая ее тело, стала спадать. Саймон нагнулся, потерся губами о ее губы, на мгновение приник к ним.
— Я думаю, — тихонько пробормотал он, — ты согласишься, что эта боль длилась недолго.
Он снова приподнял голову, их глаза встретились, и он сделал движение бедрами ей навстречу.
Порция завороженно застыла.
— Сделай так еще.
В другое время он мог бы засмеяться, но сейчас страсть требовала выхода. Однако просьбу ее он выполнил и с облегчением увидел, как расслабилось ее лицо.
Порция пыталась запомнить ощущение полноты, ощущение того, что он находится в ней. Даже в самых прихотливых мечтах она не могла представить себе переживания, испытываемые во время интимной близости, когда она отдается ему, когда часть его тела входит в нее. Дело было не только в том, что реальные ощущения оказались сильнее вымышленных, но и в том, что они существенным образом отличались.
Однако она не могла остановиться и заняться исследованием — этого не могло позволить ни ее, ни его тело. Они оба были напряжены, готовы к продолжению акта. Правда, о том, каково будет это продолжение, она имела весьма смутное представление.
Порция положила руки ему на предплечья, затем, поднеся ладонь к его скуле, откинула свесившуюся на лицо прядь. Приоткрыв рот, она всем своим видом предложила ему продолжать.
Он поцеловал ее в губы, его язык заполнил ей рот, соприкоснулся с ее языком, погрузился в глубину — и тут же начал движение назад, в такт с движением бедрами. Саймон, возбуждая Порцию, повторял движения взад и вперед. И ее тело, подчиняясь инстинкту, последовало за ним, вздымаясь навстречу и ускоряя движение, языки пламени заплясали у нее под кожей, кости словно плавились. Ее тело превратилось в горнило, в которое нырял Саймон, нырял все глубже, энергичнее, мощнее, как бы добавляя тем самым жара в топку.
Еще никогда Порция не чувствовала так остро. Она одновременно ощущала и свое, и его тела, ощущала их слияние, ощущала, как они берут и отдают друг другу, как скользят, трутся, соприкасаются, как смешивается их дыхание, как в унисон бьются сердца, как воля каждого из них становится единой.
