— Подожди-ка! — воскликнула Магдалена. — А может, это Виттельсбахи решили прибрать облатки к рукам? Им наверняка не по душе то, что реликвии до сих пор хранятся в монастыре, хотя они уже не одну сотню лет правят на этих землях.
— Виттельсбахи и вправду постоянно пытаются забрать облатки в Мюнхен, — задумчиво ответил Симон. — Лет двести назад их даже продержали какое-то время в герцогской часовне. Каждую неделю к ним приходило по шестьдесят тысяч паломников, и деньги в казну рекой текли. Но чтобы граф похищал облатки?.. — Лекарь склонил голову. — Не знаю. Даже если и так, то он кого-нибудь нанял бы. И что делать с ними в Мюнхене, если их все равно не покажешь народу — ведь они будут считаться украденными.
— Я просто предположила, — надулась Магдалена. — Может, ты что-нибудь получше придумаешь.
— Проклятие, так мы ничего не добьемся! — вмешался Куизль, который до сих пор молча набивал трубку. — Мы топчемся на месте, как холоп ночью в нужнике… Вот что мы сделаем. — Палач показал на Симона: — Ты выяснишь побольше об этих графах. Возможно, Магдалена выдала не такую уж и дурную мысль, как может показаться поначалу. А я, с благословения Божия, снова влезу в эту вонючую рясу и осмотрюсь в монастыре.
— А я? — с любопытством спросила Магдалена.
— А ты займешься наконец своими засранцами. — Палач запыхтел трубкой и встал. — Самое время поучить их послушанию, — пробормотал он и показал на детей. — Они, как я посмотрю, сейчас покойника раскопают.
И верно, мальчики заняты были тем, что рыли руками землю на свежей могиле. Маленький Петер уже выкопал порядочной глубины ямку.
— Нет! — крикнула Магдалена и устремилась к напуганным детям.
Они даже не поняли, в чем провинились, а мама уже спешно оттаскивала их от могилы.
— С ума сошли? — напустилась она на них. — Что, если кто-нибудь из монахов увидит, как вы раскапываете их собрата…
Она резко замолчала, прочитав имя на деревянном кресте, воткнутом в рыхлую землю.
Requiescat in pace, Filius Vitalis
14.9.1648 — 15.6.1666
Это была могила юного Виталиса.
— Вы только посмотрите, — прошептала она. — Похоже, беднягу похоронили в большой спешке. И с погребением особо не церемонились.
Рядом находилась еще одна свежая могила. Магдалена не удивилась тому, что в ней, согласно надписи на кресте, покоился послушник Келестин, подручный аптекаря. Она подозвала отца и Симона, и все трое молча уставились на надгробия.
— Проклятие! — прошипел Фронвизер. — Должно быть, их похоронили вчера второпях. А я хотел еще раз посмотреть на их раны и это странное свечение… Не исключено, что в первый раз я что-нибудь и упустил.
Магдалена наградила детей подзатыльниками и погналась за ними, когда они вскарабкались на очередной могильный холм.
— Это наверняка приор! — крикнула она на бегу. — Он не хочет, чтобы мы и дальше разнюхивали. Но об этом пусть даже не думает.
— Во всяком случае, теперь, чтобы разнюхать хоть что-то, придется вам копнуть поглубже, — проворчал Куизль и окинул взором кладбище. — И вообще, здесь в последнее время подозрительно много людей мрет. Я вот насчитал уже шесть… нет, семь свежих могил.
— Это, видимо, проклятая лихорадка, — пожал плечами Симон. — Только вчера у меня на руках два паломника умерли. Их, похоже, хоронят как можно скорее, чтобы не возбуждать беспокойство.
— А с этой тогда что?
Куизль прошел еще несколько метров и остановился перед свежей могилой. Земля на ней была черная и влажная.
— А что с ней не так? — спросил Симон. — Очередная могила, и что?
— На крест посмотри.
Только тогда лекарь заметил скошенный крест, почти целиком зарытый в землю. Он прищурился и прочел имя на табличке.
R. I. P. Pater Quirin
7.12.1608 — 2.5.1666
— Все равно не понимаю, что здесь такого необычного, — сказал Симон. — Человек умер в почтенном возрасте, немного не дожив до шестидесяти. Господь призвал его к себе, и…
— Земля свежая, — перебил его Куизль. — Как она может быть свежей, если с тех пор, как его похоронили, прошло больше месяца?
У Симона челюсть отвисла от изумления.
— Вы… вы правы, — прошептал он. — Выглядит так, словно землю только вчера вынули.
— Или могилу раскапывали еще раз. Смотри. — Палач показал на край могилы. — Здесь уже наросло немного травы, но земля рядом черная и сырая. К тому же тут и следы есть.
— Следы?
Симон наклонился и увидел, что с краю от могилы действительно отпечатались следы подошв. Чуть поодаль они уже терялись в высокой траве.
Внезапно лекарь заметил среди травы что-то белое. Он наклонился и подобрал мокрый от дождя и росы платок из тончайшего шелка и с вышитой в углу крошечной монограммой.
А.
Симон вздрогнул, когда понял, что эта буква ему напоминала.
А, то есть Аврора.
— Господи! — прошептал он. — Возможно ли это?
С платком в руках Симон вернулся к палачу и поделился своими опасениями.
— Думаешь, этот платочек и вправду принадлежит автомату? — с сомнением спросил Куизль. — Значит, этот голем был здесь прошлой ночью и откапывал мертвецов? Ты в самом деле веришь в это?
Симон задумчиво помял в руках мокрый платок, ткань еще сохранила едва уловимый запах духов.
— Знаю, это покажется бредом, — проговорил лекарь. — Но, может, все эти слухи о големе не случайны? Может, эта кукла действительно бродит по монастырю?
— Брехня все это, — пробурчал палач. — Я верю в нечистого, но не в призраки. В дьявола любой из людей может превратиться, никаких привидений для того не нужно. Вот увидишь, найдется и этому объяснение.
Он затянулся с такой силой, что Симон услышал, как затрещал уголек в трубке. Лекарь буквально чувствовал, как внутри у Куизля все заскрипело. Так всегда бывало, когда палач думал.
— И спрячь ты уже этот чертов платок, пока жена твоя окончательно не свихнулась. Она и так трясется от ужаса перед этим вашим ведьмаком.
Куизль направился к выходу, где их уже заждалась Магдалена с детьми.
Симон не без легкой дрожи спрятал платок за пазуху и поспешил за тестем. Едва они закрыли за собой калитку, как на них чуть не налетел Якоб Шреефогль. Советник хрипел и с трудом переводил дыхание.
— Вот вы где, Фронвизер! — произнес он, отдышавшись. — Я вас повсюду разыскиваю. К счастью, один из паломников узнал вас, когда проходил вдоль стены. Идемте скорее.
— Новые больные? — спросил Симон с недобрым предчувствием.
Шреефогль кивнул:
— Верно. Правда, в этот раз заболел не кто иной, как сын графа. Надо поторопиться, Фронвизер. Граф особым терпением не отличается. — Советник понизил голос. — И Боже упаси, если мальчик умрет у вас на руках. Вы будете далеко не первым из лекарей, кого казнят за шарлатанство.
Симон поспевал за Шреефоглем: советник спешно повел его к жилому корпусу монастыря. Якоб и Магдалена с детьми от них отстали, и Симон крикнул им на ходу, что увидится с ними в доме Михаэля немного позже. Хотелось ему того или нет, но к графу он был вынужден идти в одиночку.
Граф пребывал в так называемых господских покоях, расположенных на третьем этаже, в восточном крыле монастыря — входить туда разрешалось лишь представителям рода Виттельсбахов. За высоким порталом, охраняемым двумя часовыми, открывался украшенный лепниной коридор со множеством дверей. Шреефогль провел Симона в дальнюю комнату справа по коридору. Перед зеркалом высотой в человеческий рост возвышалась кровать с балдахином и мягчайшими, набитыми пухом подушками. В воздухе стоял приятный запах тимьяна и мяты. После импровизированного лазарета, устроенного в конюшне, Симон чувствовал себя здесь как во дворце.
«Бедные чахнут на кишащей блохами соломе, а богатые на мягких перинах, — подумал лекарь. — Но умирают все одинаково, смерть никому исключений не делает».
Посреди кровати закутанный в одеяла и обложенный подушками лежал младший сын графа Вартенберга. Мальчик четырех лет был до того бледен, что казалось, смерть готовилась уже принять его в свои объятия. Его пухлые розовые щеки стали теперь впалыми, веки с длинными ресницами были опущены; он трясся всем телом и временами тихонько вскрикивал. Подле него сидел на коленях граф и держал сына за руку. Заметив в дверях лекаря из Шонгау, Вартенберг гневно поднялся.
— Вот он, явился наконец! — прошипел граф, устремив при этом пронизывающий взор не на Симона, а на Шреефогля. Глаза его под кустистыми бровями сверкали холодным блеском. — Остается только надеяться, что ожидание того стоило. За это время я мог бы с тем же успехом отправить Мартина в Мюнхен и вверить его там в руки настоящего лекаря!
— В нынешнем его состоянии не думаю, что это очень уж благоразумно, ваше сиятельство, — решительно возразил Шреефогль. — Кроме того, перед вами один из лучших лекарей во всем Пфаффенвинкеле.
