Лексус заплыл на асфальтовый пятачок величаво, точно океанский лайнер.
Большой Папа степенно вылез из-за руля, вкусно потянулся и подхватил светлый кейс с цифровым замком. Сам он тоже был в цивильном: тренировки сегодня не намечалось, можно было просто воеводой обойти свои владения, посидеть с комфортом в личном кабинете в компании с рюмочкой коньяка… Пиликнул пультом сигнализации и, отвечая на многочисленные «здрасьте», двинулся к лестнице.
— Паша, Коля, вплотную, — вполголоса распорядился Оленин. И сам, наконец, вышел из машины («Товарищ майор, — прошептал Алеша, — бинокль-то снимите». «Ничего, — отмахнулся Сергей Сергеевич. — С биноклем авантажнее»).
Зарубин оглянулся, узрел собеседников и чуть покривил губы.
— А, ко мне снова господа из созвездия Гончих Псов. Что на этот раз? Если по поводу Андрея Калинкина, то он официально вышел из клуба, так что никакой ответственности…
Видимо, на лице «сыщика» что-то отразилось, потому что Оленин предостерегающе коснулся его плеча и сухо произнес:
— Гражданин Зарубин, у нас есть основания предполагать, что на вас готовится покушение. Давайте пройдем в ваш кабинет, у нас есть несколько вопросов…
— Покушение? — это, казалось, нисколько не испугало Большого Папу, только развеселило. — И кто же злодеи? Снова четверо ниндзя-мутантов из канализационного люка? Ну, это несерьезно. Прессу-то еще можно понять, — он иронично взглянул на Алешу, — она кормится с дешевых сенсаций, но вот вам, господин майор, один совет…
Изрядный кус асфальта — примерно с кофейное блюдце — вдруг взлетел вверх, как по волшебству, и рассыпался на шрапнельные осколки: Алеша с майором успели отшатнуться, а вот зазевавшегося Большого сэнсэя один из осколков жестко хлестнул по лицу, оставив кровавую полосу.
— Пригнись! — рявкнул Оленин. — Паша, Коля, объект — в клуб, в кабинет, и на запор! Спортсменов из зала не выпускать, скажите, что возможен теракт… Живо!!!
— Первый, — проскрипело из наушника, — мы засекли вспышку.
— Где?
— Верхнее правое окно четырехэтажного дома, сто метров от клуба к юго-западу. Возможно, блик от оптики…
— Второй, четвертый, девятый, дом окружить, окна взять на контроль, входить по моей команде… Тебе, «дружинник», — майор свирепо взглянул на Алешу, — персональный приказ: марш в микроавтобус и носа из него не показывать! Усек?
— Так точно, — вздохнул тот, понимая, что на этот раз шеф прав: путаться под ногами у вооруженных профессионалов — только дело запороть.
В машину он, однако, не полез: встал за углом, осторожно обозревая прилегающую обстановку. Спортсменов на улице не осталось: всех загнали в клуб и поставили у дверей дежурного из старших учеников. К кирпичному дому, в окне которого минуту назад засекли вспышку, метнулись согбенные тени; одни скрючились за углами соседних строений, за припаркованными машинами, за стволами деревьев, другие по неслышимой отсюда команде проворно втянулись в подъезд.
Больше всего Алеше хотелось оказаться сейчас там, в гуще событий, — он даже подпрыгнул на месте. И внезапно почувствовал, что азарт куда-то ушел. Точнее, азарт-то остался, но вот бежать вместе со всеми и окружать дом почему-то расхотелось.
«Тактика — молниеносный удар из засады, исчезновение — вполне соответствует, но вот идеология…
Идеология ниндзя, основа его жизни — это искусство обмана, фокус, иллюзия…
Муха бьется об оконное стекло, хотя сбоку была открытая форточка. Где именно? Как ей и положено быть…
Как ей и положено…»
Ноги у «сыщика» сами собой двинулись в сторону клуба. Потом перешли на бег. Единым махом он взлетел на крыльцо и рявкнул на растерянного дежурного:
— Отдел борьбы с терроризмом! Где кабинет директора?
— За углом, — икнул тот, — вторая дверь налево. Там уж двое ваших… А в чем, собственно…
Алеша не дослушал. Преодолел поворот и, замирая сердцем, стукнул в указанную дверь. Дверь была не заперта.
Оленин остановился перед дощатой дверью на четвертом этаже и кивнул кряжистому оперу с внешностью и габаритами Николая Валуева. Тот кивнул в ответ, отодвинулся на шажочек…
Дверь разлетелась, как от взрыва гранаты. «Валуев» грамотно прянул вниз и вбок, держа пистолет на уровне глаз.
— Брось винтарь! Живо мордой в пол, руки на затылок! Стреляю без предупреждения!!!
Человеку окошка заполошно выполнил распоряжение, двое оперов тут же насели на него сверху, защелкнув на руках наручники и для острастки двинув каблуком по ребрам. Мужчина испуганно взвыл.
— Вы что, мужики? Я ж ничего такого, мне просто велели!
Оленин, брезгливо перешагнув через скованное тело, подошел к окну. На подоконнике аккуратно лежала садовая лопата с притороченным к черенку маленьким зеркальцем — должно быть, оно и давало блики.
— Ну, и на кой? — мрачно спросил он у «террориста», которого оперативники водрузили на какой-то пустой ящик.
— Мужики, чес-слово, я не приделах, — залопотал тот. — Подрулил какой-то, говорит: двести баксов заработать хочешь? А кто не хочет? Рубаху мне свою дал, велел тут сидеть, лопату энту изредка двигать… Сто баксов сразу вручил, остальные, говорит, получишь с тех, кто за тобой придет. Это с вас, выходит?
— Угу, — подтвердил майор. И кивнул на оперативника с внешностью Николая Валуева. — Вот с него и получишь.
Павел и Николай — двое оленинских оперативников — лежали на полу, у обоих из тела торчали короткие оперенные дротики, похожие на те, что используют при игре в дартс. У Паши в шее, чуть ниже воротника, у Николая — в районе солнечного сплетения.
— Вы что, — прошептал Алеша, — вы их…
— Нет, — отозвался дядя Слава, Вячеслав Фаттеевич Топорков, второй член «Святой Троицы». — Обычный усыпляющий состав. Полежат и очухаются.
В руках он держал нечто вроде тонкой цепочки — ее концы, перехлестнувшись, образовывали петлю на шее Юрия Георгиевича Зарубина. Лицо того было багровое, надутое и бессмысленное: чувствовалось, что он и испугаться-то был не в состоянии, поскольку испугаться означало подумать о чем-нибудь связном. Алеша даже невольно скосил глаза на его брюки: не промокли ли…
А еще он подумал, что Фаттеич отчего-то медлит: оборвать жизнь Зарубина, своего главного врага, он мог в течение доли секунды, коротким движением жилистых рук, — почему он не делает этого? Чего ждет? Или — кого?
— Он этого не стоит, дядя Слава, — глупо проговорил Алеша (послушает он, держи карман шире). — Я знаю, как вам было тяжело, вы были один против всех. И все равно: не стоит усугублять…
