— Да, сейчас одиннадцать…
Фрэнки оказался рядом так быстро, что я едва успела заметить его движение: он сделал выпад через все пространство и обхватил рукой шею Итана, а затем ударил его лицом об часы, на которые он смотрел. Раздался шлепок, треск и глухой крик, когда Итан столкнулся с часами.
Фрэнки дернул его обратно и подошел ближе, чтобы улыбнуться ему, похлопывая свободной рукой Итана по окровавленной щеке и говоря:
— Вот так. Теперь, в следующий раз, когда я увижу, что ты докучаешь Елену Ломбарди, я просуну твою голову в окно, понял?
— Господи, — простонал Итан, пытаясь удержать свой сломанный нос, кровь просачивалась сквозь пальцы. — Ты гребаный псих.
Фрэнки скромно пожал плечами.
— Эй, если ты думаешь, что я псих, тебе стоит посмотреть на Данте Сальваторе, когда ему переходят дорогу. Cavolo[82], не зря его называют Дьяволом Нью-Йорка. — он снова потянулся вверх, сжимая окровавленные щеки Итана одной рукой, затем повернул голову, смотря на меня, задерживавшуюся в дверном проеме. — Если ты докучаешь Елену, знай, это значит, что ты также имеешь дело с ним. И он сделает гораздо хуже, чем я, capisci? [83]
Когда Итан не сразу ответил, Фрэнки покачал головой в своей жестокой хватке, кровь из разбитого носа текла по столу.
— Да, — наконец прохрипел Итан. — Ладно, ладно, черт! Остынь.
— Остыть? — спросил Фрэнки, а затем посмотрел на меня, будто он был оскорблен. — По-твоему, Лена, я не выгляжу спокойным?
— Как огурчик, — согласилась я, потому что что еще я могла сказать?
Какая-то тайная часть меня глубоко внутри взволновалась при виде хнычущего придурка Итана, истекающего кровью в руках Фрэнки. Он был мудаком не только по отношению ко мне, но и к каждому сотруднику в офисе, который, по его мнению, был ниже его по статусу, а это большинство из них.
Честно говоря, если Фрэнки не сделал бы этого, то, вероятно, это был лишь вопрос времени, когда это сделает кто-то другой.
Хотя мне не нравилось положение, в которое я попала, снова поставив под угрозу свою работу, я также должна была признать, что Итан вряд ли пойдет плакаться об этом нашему начальству. Его огромное эго будет слишком уязвлено, чтобы признать случившееся. Я не сомневалась, что уже завтра он расскажет эпическую историю о том, как его избили в метро или как, он пытался украсть девушку у какого-то парня в баре.
Мне было все равно.
Мне хватало знать, что Фрэнки заботится обо мне настолько, чтобы заступиться за меня.
Было приятно слышать, что он считает, что Данте поступил бы так же.
Когда Фрэнки опустил лицо Итана и направился ко мне, доставая носовой платок, который он держал во внутреннем кармане своего пиджака, я удивилась тому, что улыбнулась ему.
— Это было более чем потрясающе, — прошептала я, когда он встретился со мной и продолжил идти вперед по коридору в ногу. — Не скажу, что я полностью одобряю твои методы, но спасибо.
— Ну, — сказал он, безразлично пожав плечами, как будто это ничего не значит. — Ты напоминаешь мне мою жену. Ничего не поделаешь.
— Какая она? — спросила я, когда мы спустились на лифте на уровень улицы.
Он бросил на меня косой взгляд.
— Она настоящая сука.
Я смеялась всю дорогу вниз.
В квартире было темно, когда я вышла из лифта после того, как Фрэнки высадил меня по дороге домой к жене и детям. В груди вспыхнуло разочарование, когда я не увидела Данте в гостиной или на кухне, где он обычно бывал поздно вечером. Во мне бурлила неугомонная энергия, которую я хотела удовлетворить с помощью наших шуточек, ощущая легкие прикосновения этих смертоносных рук к моему телу.
По правде говоря, я хотела поиграть, если не телом, то разумом, зная, как опасно было бы преодолеть последнее препятствие и лечь в постель с моим клиентом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
С доном мафии.
Я готовилась ко сну, чувствуя себя странно подавленной, когда умывала лицо и применяла семиступенчатый уход за кожей, когда массировала лосьоном свое тело и обязательно читала новости тридцать минут перед сном.
Меня не удивило, что я не могла уснуть.
Не с Данте, который засел в моем сознании, как заноза.
С тяжелым вздохом я сбросила маску с глаз, бросила беруши на тумбочку и выскользнула из постели. Решив, что ночная рюмка единственное решение от бессонницы, я двинулась по темным коридорам к черной лестнице и спустилась на кухню. Лишь слабый свет с улицы, проникающий через окна от пола до потолка, освещал мне путь в черно-серо-белом пространстве, но я справилась.
Я открывала холодильник, когда заметила слабый отблеск света в коридоре.
Мое сердце заколотилось от волнения, накопившегося в груди, и прежде, чем я успела обдумать свой порыв, я двинулась по коридору навстречу свету.
Он исходил из кабинета в конце коридора. Дверь была едва приоткрыта, но через щель в дереве я могла услышать все, что мне было нужно.
Слабый, рычащий стон.
Мое тело раскалилось добела, а затем стало ледяным, когда я поняла, что может происходить за этой дверью.
Данте трахал кого-то там?
Агония пронеслась сквозь меня, как торнадо, разрывая фундамент уверенности, который, как я обнаружила, невольно построила вокруг своих отношений с капо. Я моргнула, не веря, что он может быть с другой женщиной, когда казалось, что он так чудесно хочет видеть меня в своей постели.
Очевидно, я забыла о себе.
Я не была сиреной, как моя младшая сестра Жизель, способной очаровывать мужчин своей песней, заманивать их в свои глубины, даже если это означало гибель на скале.
Я не была сенсационной красавицей, как Козима, настолько сияющей внутри и снаружи, что даже слепой захотел бы ее.
Я была с двумя мужчинами, которые оба нашли во мне разочарование, даже если, в конце концов, они были разочарованием и для меня.
Почему такой мужчина, как Данте Сальваторе, с его грубым, осязаемым магнетизмом и почти животной энергией, захочет спать со мной?
Я даже не могла кончить.
Стыд прокладывал путь через каждый сантиметр моего тела, пока мне не пришлось сдержать себя или упасть на слабые колени. Я зацепилась за раму, но плечо задело дверь, открыв ее еще немного.
Достаточно, чтобы увидеть более четкие тени внутри.
У меня перехватило дыхание, циклон внутри меня рассыпался, как глаз бури.
Потому что Данте был внутри, он лежал совершенно голый в глубоком замшевом кресле перед книжными полками в углу кабинета, в стакане на столике запотевали остатки виски, а рядом стояла банка со смазкой, крышка которой все еще была открыта.
Но он был совершенно один.
И эти сильные руки, испещренные венами, о которых я слишком часто фантазировала, были обернуты вокруг его члена неприличной длины.
Он дрочил.
Я была потрясена его видом. Его большое тело раскинулось на кресле, мускулистые бедра широко раскинулись, чтобы вместить его руки, одна из которых сильно и медленно тянулась к его стволу. Его голова была запрокинута на спинку, шея скована напряжением, а красный от вина рот расслаблен от удовольствия. Вся эта золотисто-оливковая кожа блестела, как смазанная бронза, в слабом свете единственной лампы, освещавшей сцену. Волосы, покрывавшие его широкую, четко очерченную грудь и густую линию под пупком до подстриженного паха, были до смешного мужественными, подчеркивая его суровую мужественность, а также создавая восхитительный контраст его прекрасным резным формам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он был просто и необычайно изыскан.
Я не смогла бы оторвать от него глаз, даже если бы попыталась.
Когда он зашипел, глядя вниз, когда снова провел большими пальцами по своему стволу, и на головке его члена, как жемчужина, собралась бусинка спермы, я не смогла проглотить свой вздох.
В следующее мгновение его глаза метнулись к двери, его тело вздрогнуло, руки упали с паха.
