эта книга больше, чем книга – это сама жизнь».
И всё же Абрамов был намного искреннее автора «Тихого Дона» и «Поднятой целины» в описании тяжёлой крестьянской доли в военные и послевоенные годы, и это не могло быть не замечено читателями. Так, спустя годы на одной из авторских встреч ему подадут записку с таким вопросом:
«Уважаемый Фёдор Александрович!
Здесь упомянули, что темой Вашей диссертации был Шолохов. Мне кажется, это неудивительно. Шолохов должен был быть Вам близок сочностью и какой-то выпуклостью своего стиля.
Но не кажется ли Вам странным, почему Шолохов, обладая такими возможностями как писатель и деревенский житель, не рассказал нам о той поре, о которой рассказали Вы?»
Безусловно, ответ на вопрос Фёдор Абрамов знал. Но ответил ли?
Абрамов безмерно любил Шолохова – автора «Донских рассказов», «Тихого Дона», «Судьбы человека» – и был резок, а порой и слишком «желчен» по отношению к Шолохову – литературному «маршалу», из уст которого с высоких трибун временами срывались речи, заставлявшие негодовать.
И всё же Фёдор Абрамов до мозга костей был пропитан шолоховским словом и никогда этого не скрывал. Влияние Шолохова-писателя на Абрамова было огромным, и можно прямо сказать, что увлечение Шолоховым в большей степени взрастило в нём любовь к литературному труду и образ автора «Тихого Дона» был всегда с ним. Но Абрамов не был подражателем шолоховскому мастерству, он всего лишь был прилежным «учеником-заочником», сумевшим своим романом «Братья и сёстры» на отлично сдать «экзамен» мастеру, создав при этом собственную школу литературного мастерства. Такое дано не каждому!
Крепким, многогранным «ключом» «Тихого Дона» открыл Фёдор Абрамов своим читателям дверцу в мир «Братьев и сестёр», при этом сумев создать своё, ни с кем другим не сравнимое произведение о жизни русской деревни, напитав его изысканностью, музыкальностью, певучестью исконно русского языка, сплетённого воедино с убеждающей силой слова, обжигающей правдой и любовью к человеку труда, поставив роман в разряд великих произведений мировой литературы XX века и, не подозревая, встав у истоков создания целого направления в отечественной художественной литературе, которое спустя время нарекут «деревенской прозой», а авторов «деревенщиками».
Часть 6. На вольных хлебах литературы: 1960–1965
От «Безотцовщины» к легенде о великом Лохе…
Нужно отметить, что ещё до выхода романа «Братья и сёстры», начиная с 1952 года Фёдор Абрамов успешно дебютировал в ленинградских журналах «Звезда» и «Нева» как прозаик. Были опубликованы несколько его коротких рассказов – «Рассказы деда Онкудина», «Мой друг Алёшка», «Последний взгляд», «В том краю», «Один день её жизни», «Родной», «Записки о необыкновенном», «Горлинка», очерк «Жизнь требует»… Впоследствии некоторые из них в переработанном виде войдут в цикл знаменитой «Травы-муравы». Удивительно, но сам Фёдор Александрович на протяжении всей своей жизни предпочитал молчать об этих первых публикациях, всегда ставя на первое место роман «Братья и сёстры».
26 марта 1959 года Фёдор Абрамов делает весьма серьёзный шаг – обращается в Ленинградское писательское отделение с заявлением о принятии в члены Союза писателей (СП) РСФСР[6].
24 марта 1960 года правление Ленинградского отделения Союза писателей, утвердив ранее принятое решение секретариата от 11 февраля 1960 года, единогласным голосованием примет Фёдора Абрамова в писательский союз.
Той же весной Фёдор Абрамов навсегда простится с Ленинградским университетом, положив конец преподавательской работе, к которой больше никогда не вернётся.
Конечно, полное погружение Абрамова в писательство уже нельзя было назвать авантюрным промыслом. «Братья и сёстры» сделали своё дело, раз и навсегда определив направление его дальнейшего жизненного пути! Он уже имел писательское имя, освещённое путеводной звездой «Братьев и сестёр». Его слышали. О нём говорили. Ему писали восторженные читатели. И это согревало мысли о новых планах, давало пищу для новых свершений, в которые он искренне верил.
Что касаемо публикации литературоведческих материалов, то Фёдор Абрамов стал от этого отходить. Нельзя сказать, что ему эта работа стала неинтересна, просто он увидел себя в иной ипостаси. Литературоведение, которому Абрамов отдал без малого 15 лет, конечно, не могло не наложить отпечаток на всю его последующую творческую деятельность, но оно стало пройденным этапом. Даже заявленное Учпедгизом второе издание книги «Жизнь и творчество М. А. Шолохова: Семинарий» его уже мало интересовало.
В письме от 20 января 1961 года начальник литературного отдела Учпедгиза Бессонов в весьма требовательном тоне сообщал Абрамову:
«Согласно договору 12/IX – 57 № 538 Ленотделение Учпедгиза приступило к переизданию книги “М. А. Шолохов: Семинарий”. Основной автор книги Гура В. В. свою часть работы для переиздания выполнил. Вы же от подготовки рукописи к переизданию уклоняетесь.
Учитывая, что из общего объёма книги 21,53 а. л. Ваша часть работы составляет 4,13 а. л., мы вынуждены подготовку Ваших разделов книги к переизданию (дополнение материалами после 1957 г.) передать другому лицу».
Абрамов на это письмо не ответил. Право быть самим собой было для него всегда выше всех обременений, от которых веяло казённой грубостью и назиданием.
В 1960 году Фёдор Абрамов окончательно укрепился в мысли о написании романа о Гражданской войне на Пинеге.
В письме Алексею Москвину от 22 марта 1960 года из Ленинграда он волнующе сообщал:
«Есть и ещё один замысел (и над ним я уже года два размышляю) – гражданская война на Пинеге. Материал интересный. Недавно я, напр., напал буквально на золотую жилу. Познакомился с одной политической ссыльной, скоротавшей свою молодость в Карпогорах, и одним из главных приказчиков богачей Володиных.
Но всё это замыслы. А сейчас – работа в университете.
Надоела она мне до чёртиков…»
Отныне с каждым последующим годом тема Гражданской войны будет ещё настойчивее въедаться в абрамовские помыслы и намерение написать книгу, которая спустя время будет наречена «Чистой книгой», теперь будет не просто мечтанием, а ясно поставленной целью, к которой он будет идти все последующие два десятилетия своей жизни, и лишь смерть оборвёт его чаяния на воплощение в реальность столь грандиозного замысла.
Летом 1960 года состоялось знаменитое абрамовское путешествие на плоту по Пинеге. За основу был взят маршрут отряда красных партизан в 1918 году, которым те шли на Карпогоры и Усть-Пинегу.
Для Фёдора Абрамова, искавшего образы для нового задуманного им произведения, было важным не только побеседовать с людьми – живыми свидетелями той эпохи, но и воссоздать для себя самого картину того революционного лихолетья. А это было возможно только благодаря личному посещению деревень и сёл, жители которых видели тогда красноармейские отряды. Надо было постараться погрузить себя в ту обстановку, что сопровождала бойцов на всём их пути. Прежде всего, рядом была река, её берега, что ещё крепко держали память той поры, так как природа есть самый цепкий свидетель и хранитель времени. И в этом пинежском