на
вокзал – жалко было отпускать [596] верного, аккуратного и чистоплотного слугу.
23 января. Из Кременчуга вчера приехал врач Алексей Иосифович Крибякин (95), вызванный для
санитарного осмотра выделенческих команд (96).
Т[ак] к[ак] возм[ожно] А[лександр] С[ергеевич] поехал в Веселый Подол (97), то он попросил меня
подать А[лексею] И[осифовичу] свою подводу.
Сегодня утром я поехал посмотреть лошадей отделений, и зашел в земство, где А[лексей]
И[осифович] в присутствии А[лександра] С[ергевича] осматривал солдат.
Вечером А[лексей] И[осифович] приехал осматривать солдат лазарета, после чего оба с
А[лександром] С[ергеевичем] зашли к нам попить чаю, а потом они в сопровождении меня
отправились на лошадях А[лександра] С[ергееви]ча на вокзал.
Пассажирский поезд, которому было нужно по расписанию прийти в 9–10 утра, пришел ровно в 8
ч[асов] вечера. Я стоял в конторе начальника станции около часа и беседовал с симпатичным
А[лексем] И[осифовичем], нашу компанию разделяли А. С. Редько (98) и В. Сорочинцев (99).
Солдаты лазарета от кого-то узнали, что Америка объявила войну Германии (100). Не смею, но
хочу верить, если это правда, то скоро мир!
24 января. Чудесный день. Я ездил кое-по-каким делам в город и заехал, между прочим, в земскую
управу. Там в это время был А[лександр] С[ергеевич], а также бывший Хорольского земства
вет[еринарный] врач (101), взятый на войну и теперь служащий со своей частью в Румынии.
Этот коллега очень не хвалит румышек, среди которых, прежде всего, масса германофилов и
добровольных шпионов, а румынские войска без боя сдают и уступают свои позиции немцам и легко
сдаются в плен.
Компания (был также председатель управы и еще кое-кто) обсуждала также выступление
Америки (102) и гадала, перейдет ли она в войну.
25 января. Утром я ездил в отделение на осмотр 10 отправляемых куда-то лошадей. После того
днем [597] позанимался немного подсчетами данных с[ельско]-х[озяйственных] статистических
обследований с[ела] Першинского в 1912–[19]13 гг., а затем принялся за годовой отчет по лазарету.
26 января. Весь день стоял невообразимый буран; на дворе, однако, не особенно холодно.
27 января. Утром приехал из Москвы Лукин (103), привез для хильковцев немного товару, а также
для нарожского о[тца] Захария кусок какой-то ткани.
Обойдя лазарет, я поехал с попутчиками сперва в Хильковку, а потом в Нарожье. На обратном
пути, в 6 часу, поднялся сильный буран, и мы с Воронкиным сбились с дороги. Долго сперва плутали, а потом Воронкин надумал привязать к кнуту носовой платок, который начало дуть по ветру. А нам
как раз и был путь по ветру, так что через каких-нибудь 1–1½ часа мы уткнулись в конец Хильковки, где и заночевали у о[тца] Петра Каменецкого.
28 января. Домой из Хильковки я приехал сегодня в 10 ½ утра, привезя из Нарожья масла около
1 ½ фунтов, полотенце с расшитыми мережкой (104) концами – работа и подарок матушки, а в
Хильковке я купил пару молодых курочек за 3 рубля.
Ларинька поджидая меня ночью, конечно, невероятно беспокоилась, плохо спала, а утром даже
послала в Хильковку Колычева (105) на одноконке.
29 января. Южный ветер подул на смену холодному, принес за ветром настоящую благодать: тепло
от солнышка, с крыш ручьи от тающего снега, словом, весна.
До обеда, воспользовавшись прекрасной погодой, я устроил в присутствие А[лександра]
С[ергееви]ча, санитарный осмотр лошадей отделения, что стояли в сараях городского кирпичного
завода. И в результате осмотра – открытие невероятно распространившегося лишая, причины, надо
полагать те пять дней с бураном, во время которого лошади не выходили на коновязь, а стояли в
темноте, что тем поспособствовало развитию плесневого стригущего лишайного грибка. Всех с
лишаем лошадей, я велел вести в лазарет, где они вечером и были размещены, при чем часть их была
смазана ([…]) йодом и в моем присутствии смыта раствором сулемы (106). Делать это пришлось уже
при свете фонарей, так как в 3 ½–4 часа вечера ко мне приехали В[иктор] М[ихайлови]ч и А[лександр]
С[ергеевич], первый поговорить о годовом отчете, а второй, видимо, просто прокатиться.
30 января. Днем было продолжение работы, начатой вчера вечером, т[о] е[сть] опять шла смазка
йодом лишайных пятен и мытье лошадей раствором сулемы.
Сперва смывал лошадей я сам, дошел уже до половины лошадей, как одна из них, не смотря на все, по-видимому, притупилась предосторожность, лягнула меня задней ногой в правое бедро. От боли я
повалился на пол растрескавши склянку с йодом. Скоро туда, где все это происходило, приехала
Ларинька; она увезла меня домой, где я и сидел и лежал остаток дня, никуда не выходя.
31 января. Не смотря на то, что нога моя болит и не могу ходить без хромоты, я все-таки сегодня
делал осмотр лошадей в так называемом худоконном отделении, здесь опять найдено много лишая и
зачесов, пришлось всех лошадей мыть, а тех, у кого незначительные лишаи смазывать перед мытьем
йодом и красно-ртутной мазью (107).
Из Першинского наконец-то пришла Лареньке швейная машина. В посылку было вложено письмо
родителей (108), а с ним открытка, адресованная на имя першинского настоятеля и написанная
известным церковным историком Пермской губернии о[тцом] Яковом Шестаковым (109). Последний, узнав от о[тца] Всеволода Арефьева (110) из Колчедана (111) о подаренном им мне гравированном на
меди клише с портретом пермского епископа Иустина (112), просил о[тца] Нила (113) выслать ему на
время этот портрет для труда [598]. О[тец] Яков «уфимский архипастырь» (114). О[тец] Яков
предполагал, что музей в Першинском (115) не частный (мой собственный), а прихрамовый, а потому
и обратился с такой просьбой к о[тцу] Нилу.
Этот самый [599] случай обращения за предметом из [600] моего собрания, показывает, что [на]
будущее «Зауральское научное хранилище» должно сыграть известную роль и для науки и для
просвещения нашего края.
Вчера утром послал годовой отчет, свалилась с плеч большая гора.
1 февраля. По осмотру лазарета, я поехал в город, встретился здесь с А[лександром] С[ергееви]чем
и поехали на его лошадях в Трубайцы. Там при нас все лишаи были смазаны йодом, а лошади вымыты
хорошенько раствором сулемы, причем мыли как лишайных, так и здоровых.
И дорогой и в Трубайцах мы с А[лександром] С[ергееви]чем все время судачили о том, о сем, он
вспоминал, между прочим, свое хозяйство, строил те или иные предположения после войны
нововведения в нем. Заговорили мы, между прочим, о том, как отразится плен на наших солдатах: научатся ли они там чему-либо и принесут ли на родину что-либо новое. На это А[лександр]
С[ергеев]ич привел такой случай.
Будучи в отпуске А[лександр] С[ергееви]ч на пристани Турек (116) встретил
