— Вот дуралей, что он городит?
Мулкеба всмотрелся в изумленное лицо драконорыцаря и спохватился:
— Ой, кажется, не то прочел. — Он пошелестел страницами и радостно объявил: — Конечно. Как я мог так ошибаться? Я имел в виду День Победы.
Морунген расцвел:
— Ну, господа, это в корне неверный вопрос. Правильнее было бы его задать так: ГДЕ немецкая армия собирается праздновать Новый год и День Победы? И я отвечу, что ни для кого не секрет, что и Новый год, и Победу мы все еще надеемся отпраздновать в одном месте — и это Москва!
— Это где? — поинтересовался Марона.
— Понятия не имею, — пожал плечами Мулкеба.
— Так выясните! — рявкнул министр.
— Не собираюсь, — ответствовал маг. — И так все чрезвычайно запуталось.
— А кого нам за это нужно благодарить? — свирепо вопросил Марона. — Даже дракона толком вызвать не можете — все время какие-то накладки.
— Какие накладки?
— А кто в прошлом году затопил казармы киселем, вместо того чтобы произвести запас солонины?
— Подобные неприятности могут случиться с любым.
— А кто выкрасил озеро в желтый цвет, чем надолго отпугнул рыбаков и лишил двор свежей рыбы?
— Зато какие прелестные стены получились в спальне его величества!
— А кто облысил всех кур в королевском птичнике?
— Почему вы не упоминаете о повышенной мягкости новых перин?
— А кто побудил статую короля Хеннерта шастать по всем дартским кабакам и требовать эля?
Маг насупился.
— А?.. — собрался было продолжить реестр всех этих безобразий Марона, однако его внимание привлекла необычайная тишина.
Тут выяснилось, что все в пиршественном зале молчат и внимательно следят за их перепалкой.
— Молчать! — не выдержал Оттобальт. — Позорите меня перед драконом. Добро бы свой был, а то почти незнакомый, а вы ведете себя как дети малые. Вапонтиху вашего папу на завтрак! Чтоб на вас моя тетя глаз положила!
— Проклинать вредно, — испуганно сказал маг. — Чего доброго еще сбудется.
Оттобальт спохватился и примирительно обернулся к Дитриху:
— Прошу простить меня за грубость, ваше драконоподобие.
Хруммса с восторгом перевел на немецкий всю перепалку министра и мага, а затем и гневные выкрики короля. Поэтому Дитрих с пониманием произнес:
— Ничего, ничего, продолжайте. Дисциплина! Вот что превыше всего!
— О! — Король упер указующий перст в потолок. — А я тут всех распустил. И министров, и магов, и тетю. И даже какого-то идеолога — одному Душаре известно, кто он и чем занимается при моем дворе. И этого вот полиглота тоже. И безумного лесоруба Кукса. Поэтому постанавливаем: Мулкеба, продолжай наше собрание и поясни гостям, что ты имел в виду, когда задавал свои дурацкие вопросы.
Мулкеба собрался было встать, дабы произнести пламенную речь, однако Оттобальт неожиданно ловко и предусмотрительно наступил ему на полу плаща, и маг плюхнулся на свое место.
— Сидеть, я сказал! — прошипел король сквозь зубы. — Мы с драконом наведем тут порядок.
Мага передернуло. Однако демона не проигнорируешь.
— Я, ваше огнедышество, когда спрашивал про победу, хотел у вас выяснить: что вы изволите кушать в честь этого праздника? Мы ведь люди смертные, оттого не ведаем, что драконы предпочитают поедать в праздничные дни.
Морунген обалдело переглянулся с Вальтером.
— Так, а разве мы не люди? Чем мы хуже остальных?
Зал дружно рассмеялся и даже зааплодировал, приветствуя такое проявление драконьего остроумия. Оттобальт проговорил, утирая выступившие на глазах слезы:
— Не знал, не знал, что драконы бывают такими шутниками. — Пальцем подманил к себе слугу и приказал: — Позови сюда повара. И все-таки, ваше драконоподобие, — продолжал король, — коль дело приняло такой серьезный оборот, хотелось бы лично от вас услышать, что прикажете подать к праздничному столу? Да! И в каких количествах?
Морунген наклонился к Треттау и тихо произнес:
— Не теряй бдительности. Они намекают нам на то, что знают, сколько человек осталось в танке. Правда, эти люди производят впечатление дружелюбных и мирных поселян, но русским доверять до конца нельзя. К тому же лично у меня вызывают тревогу их странные фразы про драконов, магов — какие-то явные галлюцинации.
— Дикие люди, — отвечал Вальтер. — Похоже, они сами верят в то, что говорят. Или это такой поэтический язык.
— О да! — подтвердил Морунген. — Язык у них поэтический. Скажем, сравни — «Буря мглою небо кроет» и «Комиссар солдат матом кроет». Ты улавливаешь разницу?
— Не очень.
— Вот и я говорю — великий язык.
— У нас тоже был Гёте.
— Это правда, но Гёте можно понять. У него, скажем, юный Вертер умирает от любви. А у них Пушкин говаривал: «Нет, весь я не умру». Вот как можно умереть частично?
— Не знаю.
— И я не понимаю. А другой их поэт сам честно признал: «умом Россию не понять».
— Верно, — согласился Вальтер. — Это мне близко и доступно. Здесь вообще ничего умом не понять.
— Дело в том, — вкрадчиво произнес Оттобальт, понимая, что на него возложена ответственная миссия договориться с драконом, — что у нас есть проблема похлеще варваров. То есть за истребление и уничтожение бруссов мы, конечно, признательны и сейчас же оговорим меню праздничного ужина, но хотелось бы узнать поточнее относительно ваших планов на предмет ее величества.
Морунген остолбенел.
— То есть собираетесь ли вы решать этот вопрос категорически и радикально — или мягко и поэтапно?
— Дракон не понимает, — громким шепотом сказал Мулкеба.
— Почему? — уставился на него Оттобальт.
— Он еще не покормлен.
— Понятно.
Как раз в эту минуту в пиршественный зал и вошел долгожданный повар:
— Звали, ваше величество?
— Да, Ляпнямисус, выслушай гостей и приготовь наилучшим образом все, что они изволят попросить на ужин, то есть на обед. То есть я имею в виду и ужин, и обед, и завтрак, и промежуточные трапезы. Потому что если они проголодаются, то попросту сожрут всех, Душара их задери! И это нужно учитывать. Хруммса! Не переводи!
Повар склонился перед королем и не без опаски приблизился к гостям. Морунген оживился:
— Нас будет пятеро.
Сделав широкий жест, описавший добрую половину Упперталя, он пояснил:
— Еще трое подойдут позже.
Хруммса перевел.
Король откинулся в кресле и стал хватать ртом воздух.
— Спокойно, ваше величество, — призвал его маг. — Должны же они там закончиться.
— Я уже начинаю в этом сомневаться, — просипел король.
Повар Ляпнямисус с некоторым удивлением водил глазами, изучая все загадочные пассы Дитриха, и записывал его пожелания, макая заточенную палочку в воду.
— Свиные тушеные ножки, квашеной капустки, пива бы…
— Эля, — перевел Хруммса. — Но крепкого и хорошего. И пупунчикские ножки с квашеной пусатьей.
— Колбасок жареных. А еще, скажем, из французской кухни — салат крабовый, сыр с голубой плесенью, а можно и «Бонифас» с грибами, гуся с вареньем и шкварками…
— Из хаабской кухни — салат из бамбаньерских крабов, деликатесные пыр-зик-саны, толстенького усякра, политого вареньем и в собственном поджаренном сальце.
— Пусть не учат Вапонтиха плавать, — буркнул довольный повар. — Сообразим в лучшем виде. Они про своих сырых неприготовленных девственниц навсегда забудут.
— Хруммса! Не переводи! — застонал Оттобальт. — А то они надолго у нас останутся питаться.
— Это мысль, — оживился Мулкеба. — Дракон на дотации.
— Придушу, — пообещал король. — Хруммса! Не переводи.
Тем временем Морунген завороженно следил за действиями повара.
(СПРАВКА: в Уппертале в качестве письменных принадлежностей используют остро заточенные щепки чернильного дерева, которое в огромных количествах произрастало на территории Юккена; чтобы что-нибудь написать, необходимо обмакивать палочку в обычную воду. Вода впитывается, красящие вещества растворяются и оставляют след на бумаге. У этого предмета лишь один существенный недостаток — пальцы так же хорошо окрашиваются в черный цвет, как и бумага. Древесину чернильного дерева Упперталь менял в Юккене на соль и металл.)
— А что это такое, можно узнать? — потянулся немец к диковинному предмету.
Повар с сожалением посмотрел на дикого драконорыцаря, росшего, вероятно, вдали от цивилизации. Вздохнул сочувственно. Однако протянул палочку.
— Юккенское пумпало, мы им пишем. Рисуем вот эти знаки на бумаге. Вот так и вот так. Хруммса, хихикая, перевел.
— Правда этим можно писать? — восхитился Дитрих, вертя палочку в пальцах. — Глазам не верю.
— Только она руки пачкает, ваше огнедышество. Будьте осторожны, — запоздало предупредил повар.
Морунген потер пальцы, моментально покрывшиеся темными пятнами. Показал палочку изумленному Вальтеру:
— Очаровательно, какая экзотика! — Затем обратился к Хруммсе за помощью: — Я восхищен. А можно мне пару штук взять с собой в Германию в качестве сувениров?
