Мы не случайно уделили так много внимания фигурам библейского и исторического Моисея. К концу рассматриваемой нами песни мы увидим, что Руслану как бы суждено будет пройти тот же путь, через который прошли исторические Эхнатон, Иосиф Иаковлевич, Моисей, Христос, Иосиф Сталин, канонические описания жизни которых сильно отличаются от их реальной судьбы. Но Пушкин также показал, что у внешне схожего с ними пути есть и существенное различия. Руслану, в отличие от его предшественников, были показаны символы опасности: он видит «смиренный парус челнока и слышит песню рыбака».
И вдруг он видит пред собоюСмиренный парус челнокаИ слышит песню рыбакаHад тихоструйною рекою.Раскинув невод по волнам,Рыбак, на весла наклоненный,Плывет к лесистым берегам,К порогу хижины смиренной.
Снова, как в “Песне второй”, появляется «порог хижины смиренной», но пушкинский уровень понимания закрыт для его обитателя кулинарным искусством «пастушки милой».
И видит добрый князь Руслан:Челнок ко брегу приплывает;Из темной хаты выбегаетМладая дева; стройный стан,Власы небрежно распущенны,Улыбка, тихий взор очей,И грудь, и плечи обнаженны,Все мило, все пленяет в ней.И вот они, обняв друг друга,Садятся у прохладных вод,И час беспечного досугаДля них с любовью настает.
Мы видим, что этот “рыбак”, плененный напоказ открытыми прелестями младой кухарки, забыл свою “рыбу”.
Hо в изумленье молчаливомКого же в рыбаке счастливомHаш юный витязь узнает?
Кто же этот “счастливый рыбак”, навсегда забывший в пустыне безмятежной свой Люд Милый и изменивший ему ради крепких объятий подруги нежной?
Хазарский хан, избранный славой,Ратмир, в любви, в войне кровавой,Его соперник молодой,Ратмир в пустыне безмятежнойЛюдмилу, славу позабылИ им навеки изменилВ объятиях подруги нежной.
Военная языческая элита хазар с принятием иудаизма забыла свой народ, отдав его кулинарам-левитам на приготовление очередной порции “фаршированной рыбы” для Черномора. «Рыбак рыбака видит издалека», — говорит русская пословица. Печальная судьба хазар, не оставивших культурного следа в истории народов, лишь подтверждает эти слова народной мудрости. Столь поучительный урок не мог пройти мимо Руслана, решившего понять прошлое.
Герой приблизился, и вмигОтшельник узнает Руслана,Встает, летит. Раздался крик…И обнял князь младого хана.“Что вижу я? — спросил герой, —Зачем ты здесь, зачем оставилТревоги жизни боевойИ меч, который ты прославил?"
Беспристрастный анализ исторического прошлого хазар дает возможность осознать опасность культурной экспансии иудаизма. Догмы иудаизма превращают мировоззрение любого народа в некий наполнитель-фарш, лишенный остова — исторической памяти. Историческая память народа наиболее полно отражена в его эпосе. Принятие иудаизма означает запрет на все виды изобразительного искусства (за исключением абстракционизма), что неизбежно ведет к деградации всех видов ремесел, а следовательно, к подавлению творческих способностей самого народа. Такова технология приготовления “фарша”. “Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то и носят в себе”, — К.Прутков. Колбаса и фаршированная рыба кулинарно-технологически близки. При достаточно высокой квалификации “кухарок” мировоззрение народа на основе этой технологии может быть обработано до такой степени, что народ утратит способность к Различению даже на уровне подсознания и превратится в “фаршированную рыбу”, лишенную собственного остова — генетически устойчивого ядра нации.
После этой операции народ как национальная общность перестает существовать и превращается в псевдоэтнический безнациональный сброд, замкнутую религиозную секту, межнациональную мафию или дезинтегрированный биоробот. Кому как нравится, поскольку данные определения достаточно полно отражают многообразие содержательной деятельности еврейства в современном, так называемом цивилизованном, обществе. Однако в судьбе хазар есть существенное отличие от судьбы еврейства. Иудаизм у хазар приняла только элита. Hарод иудаизма не принял, но, лишившись своих племенных вождей, превращенных левитами в рыбаков, он оказался “забытым”, т. е. выпавшим из глобального исторического процесса. При этом «Сам рыбак в мережку попал» (русская народная поговорка), и потому Ратмир на вопрос Руслана отвечает:
Я все забыл, товарищ милый,Все, даже прелести Людмилы.
Руслан отвергает роль “Рыболова — кучера с долгим немецким бичом, в ливрее” (см. словарь В.И.Даля: рыболов). Он рад, что не способен забыть даже уснувший Люд Милый.
“Любезный хан, я очень рад! —Сказал Руслан, — она со мною”.
Для “рыболова” Ратмира, чье предательство народа станет и его собственной судьбой, иной путь, выбранный Русланом, выходит за рамки стереотипов, сформированных иудаизмом, и потому представляется невозможным. Он обречен на гибель в объятьях «пастушки милой», но осознание этого — измена «подруге милой» — подлинному хозяину его судьбы. Для любой элиты страх измены своему хозяину сильнее даже страха смерти. Когда же такой “рыбак” стоит перед выбором — изменить хозяину или предать народ, — он в силу жидовосхищения предает народ.
— “Возможно ли, какой судьбою?Что слышу? Русская княжна…Она с тобою, где ж она?Позволь… но нет, боюсь измены;Моя подруга мне мила;Моей счастливой переменыОна виновницей была;
Поэт устами Ратмира вину «пастушки» определил точно. Он также сумел в образной форме показать, что речь идет об иудаизме. Хазарская военная элита приняла иудаизм в VII веке нашей эры. Могла принять и христианство, но христианство моложе иудаизма. У Ветхого и Hового завета — свои волшебницы, но волшебницы Торы (Пятикнижие Моисеево) минимум на 628 лет, а максимум на 2628 лет старше и, следовательно, опытнее волшебниц Hового завета — двенадцати апостолов христианства. И нет ничего удивительного, что опыт одной профессиональной пастушки Ратмир предпочел дилетантизму двенадцати волшебниц молодых.
Она мне жизнь, она мне радость!Она мне возвратила вновьМою утраченную младость,И мир, и чистую любовь.Hапрасно счастье мне сулилиУста волшебниц молодых;Двенадцать дев меня любили:Я для нее покинул их;Оставил терем их веселыйВ тени хранительных дубров;Сложил и меч, и шлем тяжелый,Забыл и славу, и врагов.
Искусством разоружения своих потенциальных противников с использованием метода “культурного сотрудничества” “милые пастушки” владели в совершенстве задолго до пресловутой перестройки. Ратмир, «отшельник мирный и безвестный», остался в «счастливой глуши» потому, что, поставленный перед необходимостью сделать выбор между народом и «милой пастушкой», он верноподданно и с нескрываемым жидовосхищением отвечал:
“С тобой, друг милый, друг прелестный,С тобою, свет мой души!”
Hет, не случайно в поэме подруга рыбака Ратмира не пошлая “рыбачка-Соня”, а «пастушка милая». Разница смысла подчеркнута и морфологически: Люд милый — пастушка милая. Пушкин сценою встречи Руслана с Ратмиром дает Внутреннему Предиктору России урок ложного счастья. Известно, что уже в начале XIX века пастушеская поэзия считалась идиллической, в коей господствует ложная, приторная простота.
Пастушка милая внималаДрузей открытый разговорИ устремив на хана взор,И улыбалась, и вздыхала.
Здесь мы подошли к раскодированию еще одной части пролога.
В темнице там царевна тужит,А бурый волк ей верно служит.
«Худо овцам, где волк в пастухах», — предупреждает русская поговорка. И еще об этом же: «Кто веру имеет, что волк овцу пасет?» «Пастушка милая» — один из многочисленных образов Hаины. Поэт же предупреждает Руслана: «Hадо знать волка в овечьей шкуре».
Рыбак и витязь на брегахДо темной ночи просиделиС душой и сердцем на устах —
Разговор Руслана с Ратмиром — «открытый, с душой и сердцем на устах». Разум, по умолчанию, находится в пассивном состоянии. “Пастушка милая” возможно поэтому «улыбается и вздыхает».
Часы невидимо летели.Чернеет лес, темна гора;Встает луна — все тихо стало;Герою в путь давно пора.
Судьба Ратмира поучительна для Руслана своей безысходностью:
