– Я был в Аду.
– Не поняла.
– В Аду холодно и темно.
– Да? Все равно непонятно, зачем очка нацепил.
– Тот, кто там хоть раз побывал, может видеть в кромешной тьме.
– Чую, парень, ты мне мозги пудришь, но все равно интересно. Ври дальше.
– И поэтому свет раздражает меня.
– Это уже что-то новенькое.
Он промолчал.
Она сделала глоток из бутылки, не спуская с него глаз. Ему нравилось смотреть, как сокращалось ее горло, когда она пила.
Немного спустя она возобновила свои вопросы:
– Ты всегда так закидываешь удочку или врешь с ходу?
Он снова неопределенно пожал плечами.
– Ты все время смотрел на меня, – сказала она.
– Ну и что?
– Точно, ничего. Все эти подонки только и делают, что пялят на меня свои глаза.
Он как зачарованный смотрел в ее иссиня-голубые глаза, В мыслях он уже вырезал их из глазниц и вставлял туда обратной стороной, задом наперед, так, чтобы они смотрели внутрь головы. Этим он символизировал ее эгоцентризм, самолюбование, поглощенность своей собственной персоной.
Во сне Хатч разговаривал с красивой, но холодной как лед блондинкой. Ее атласная кожа была белой как снег, а глаза напоминали до блеска отполированные льдышки, отражавшие голубое зимнее небо. Она стояла у стойки бара в пивной, где он никогда не бывал, и смотрела на него поверх горлышка пивной бутылки, которую то и дело подносила к губам, как будто это была не бутылка, а фаллос. Словно дразня, мелкими глотками отхлебывала из нее пиво и облизывала ее языком, но в этом эротическом жесте было больше угрозы, чем призывности. Он не слышал, что она говорила, и различал только некоторые слова, которые произносил сам: "…был в Аду… холодно и темно… свет раздражает меня…". Блондинка смотрела ему прямо в лицо, и это именно он разговаривал с ней, но голоса своего не узнавал. Вдруг он стал внимательно всматриваться в ее холодные, словно айсберги, глаза и не успел сообразить, что происходит, как в руках его оказался нож, из которого с шипением, как жало, выскользнуло лезвие. Словно не почувствовав никакой боли, будто уже была мертва, блондинка даже не пошевелилась, когда он коротким взмахом руки вынул из глазницы ее левый глаз. Повертев его между пальцами, он вставил его обратно в зияющую впадину, но другой стороной, повернув голубую линзу внутрь головы…
Хатч с трудом оторвал голову от подушки. Дышал он с натугой, хрипло. Сердце бешено колотилось в груди. Свесив ноги с кровати, застыл, чувствуя, что должен немедленно бежать, спасаться. Но задыхаясь, он не трогался с места, не зная, куда бежать, где искать спасения.
Они заснули, не выключив торшер у кровати, только обмотав его полотенцем, чтобы приглушить свет, пока занимались любовью. Комната тем не менее была достаточно хорошо освещена, и он видел, что Линдзи лежит на кровати рядом с ним, натянув на себя одеяло.
Она была такой неподвижной, что казалась мертвой. У него вдруг мелькнула дикая мысль, что во сне он убил ее. Ножом с откидным лезвием. Но вот она зашевелилась и что-то пробормотала.
По телу его прошла судорога. Он посмотрел на свои ладони. Они тряслись мелкой противной дрожью.
Вассаго так понравилось его поэтическое видение, что у него возникло желание тут же, в клубе, на виду у всех переставить ее глада внутрь зрачками. Но он подавил в себе это желание.
– Так чего же ты хочешь? – спросила она, сделав еще один глоток пива.
– От чего – от жизни? – не понял он.
– От меня.
– А как вы думаете?
– Перепихнуться пару раз, вот и все, что тебе надо, – сказала она.
– Гораздо большего.
– Что, завести семью, дом? – саркастически ухмыльнулась она.
Он ответил не сразу, оттягивая время, чтобы подумать. Это была рыбка особого сорта, с ней придется повозиться. Он не хотел брякнуть что-нибудь невпопад и дать ей сорваться с крючка. Потребовал себе еще бутылку пива, сделал несколько небольших размеренных глотков.
Четверо музыкантов из сменного оркестра подошли к сцене. Пока основной оркестр будет отдыхать, они будут играть вместо него. И тогда придется забыть о всяких разговорах. Но главное, когда начнется бухание и баханье, энергетический уровень клуба резко повысится и перехлестнет установившийся между ним и блондинкой контакт. И тогда она может не согласиться на предложение уйти с ним из клуба.
Он решил наконец ответить на ее вопрос, придумав для этого подходящую ложь:
– У вас есть кто-нибудь на примете, кого бы вы хотели убить?
– У кого их нет?
– Их?
– Да, большую часть этих подонков, с которыми приходится общаться.
– Я имею в виду одного, вполне определенного человека.
Наконец до нее дошло, что он ей предлагает. Она отпила еще немного пива и, не отрывая горлышка бутылки от губ, спросила:
– Это что – новая выдумка или ты серьезно?
– Вам решать, мисс.
– Ну ты – фруктик.
– Но вам именно это и нравится во мне?
– А может, ты легавый.
– Вы что, и впрямь так думаете?
Она впилась взглядом в его глаза, хотя толком ничего не могла разглядеть за почти черными стеклами его очков.
– Нет, на легавого ты мало похож.
– Начинать прямо с секса неинтересно, – сказал он.
– Ха, а с чего же интересно?
– Начинать надо со смерти. Сначала организуем небольшую смертушку, а потом можно и любовью заняться. Вы даже не представляете себе, как это вдохновляет. Она ничего не ответила.
На сцене сменные музыканты взяли в руки инструменты.
Он быстро сказал:
– Тот, кого вы хотите пришить, – это парень?
– Д-да.
– Живет далеко отсюда?
– Минут двадцать на машине.
– Поехали.
Музыканты начали настраивать инструменты, хотя, если учесть характер исполняемой ими музыки, занятие это было совершенно бессмысленным. Главным было не то, что они играли, а как громко они это делали, и тут уж им нельзя было давать промашки, потому что заполнявшая этот клуб по ночам орава не остановится и перед тем, чтобы намылить музыкантам холку, если те не потрафят ее вкусам.
Наконец блондинка сказала:
– У меня есть немного наркоты. Нюхнем на пару?
– Пыльца ангелов? Да я вообще без нее ни шагу.
– Тачка имеется? – Имеется, пошли.
Когда они выходили, он придержал перед ней дверь. Она ухмыльнулась.
– Ну ты даешь!
Электронные часы на ночном столике показывали 1 час 28 минут ночи. Хотя Хатч поспал всего несколько часов, сонливости как не бывало, и ложиться обратно в постель совсем не хотелось.
К тому же у него здорово першило в горле. Словно туда каким-то образом попал сухой песок. И ужасно хотелось пить.
Обмотанный полотенцем торшер давал достаточно света, чтобы, ничего не зацепив на ходу, добраться до комода и без шума выдвинуть нужный ящик, не разбудив при этом Линдзи. Дрожа всем телом от холода, он вынул из ящика спортивный свитер и натянул его на голое тело. На нем были только пижамные брюки. Тонкая ткань была явно не в состоянии согреть его и помочь унять дрожь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
