же плохо. Поверь мне. Я, по сути, королева сквернословия на футбольном поле, — сообщила ей Уэйлей.
— Ты должна повысить мой уровень, — обвинил я. У меня такое чувство, что мои внутренности вот-вот выскочат из тела.
— На самом деле, у тебя всего лишь восьмой уровень. Мы с Ноксом решили, что у Слоан есть преимущество, потому что она девушка, и у неё уже несколько десятилетий идут месячные.
— Да сколько мне лет, по-твоему? — спросила Слоан, затем покачала головой. — Неважно. Просто скажи, на что настроена моя.
— У тебя девятка.
Слоан победно вскинула кулаком в воздух.
— Да!
Наоми снова наблюдала за нами. Я взял тако и дружески кивнул ей.
— Переведи меня на «десятку», — сказал я Уэйлей, когда Наоми отвернулась.
— Ну не знаю. Нокс сказал, что девушкам больше не разрешается применять десятый уровень в баре с тех пор, как Гарт Липтон чуть не наложил в штаны.
— Переключи меня на десятку, — отрывисто настаивал я.
— Нет ничего героического в том, чтобы насрать в штаны, Роллинс, — пробормотала Слоан себе под нос. Её тело снова напряглось, а тако, которое она держала в руках, развалилось, упав на тарелку. — Ооох! Уэйлей, я его не оскорбляла. Я просто давала ему совет.
— Для меня это прозвучало как оскорбление. Кроме того, ты выругалась, а это доллар за банку с ругательствами, а это значит, что тетя Наоми проведёт больше времени в отделе с дурацкими продуктами.
— Уэйлей, как твои тако? — позвала Наоми.
— Они вкусные. Они были бы вкуснее без этих странных скользких овощей, но, думаю, с этим я справлюсь, — сказала девочка.
— Гарт Липтон на сорок лет старше меня, — сказал я Слоан поверх головы Уэйлей.
— Я просто забочусь о тебе. Ты едва справляешься с восьмеркой. Не хотелось бы видеть, что с тобой сделает десятка. Ну то есть, мне бы это понравилось. Но я веду себя как взрослый адекватный человек, — прошептала она в ответ.
— То, что ты не можешь справиться с десяткой, никак не влияет на мою выносливость. Со мной всё будет в порядке.
— Я женщина. Две недели назад у меня были такие сильные спазмы, что мне пришлось лечь на пол в общественном туалете автомастерской. А потом мне пришлось встать, идти и отработать восемь часов в библиотеке. Я рождена, чтобы справляться с десяткой.
— Вы двое не говорите гадостей, но тон у вас становится раздражительным, — предупредила Уэйлей.
— Переключи меня на десятку, — приказал я.
— Отлично. Десятки обоим. Я покажу тебе, как это делается, — огрызнулась Слоан.
— Мне неприятно говорить об этом, потому что я тут определённо развлекаюсь, но, по-моему, вы, ребята, упускаете из виду причину, по которой Нокс позволил мне бить вас электрическим током.
Сначала Нокс, теперь Уэйлей. По ходу развития вечера голоса разума становились всё более неожиданными.
Слоан сердито смотрела на меня поверх головы Уэйлей. Я ответил ей таким же взглядом.
— Укуси меня, — прошептала она мне одними губами.
— Ты не в моём вкусе, — одними губами произнёс я в ответ.
— У вас там всё в порядке? — нервно спросила Наоми.
— Всё в порядке, если не считать того, что Люсьен смотрит на меня хмуро, как… — Слоан охнула, и её лицо исказилось от боли. — Оно того стоило, — прохрипела она.
— Ты такая идиотка, — сказал я ей. И тут я согнулся пополам, уткнувшись лицом в тарелку с тако, когда меня пронзила мучительная боль. — Это у меня в почках.
Теперь Уэйлон и Пайпер отчаянно лаяли.
— Нокс Морган! Почему наша дочь бьёт наших гостей электрическим током? — взвизгнула Наоми.
Мой друг поднял руки.
— Маргаритка, этому есть совершенно логичное объяснение.
— Господи, — пробормотал Нэш. — Я не знаю, кого из них арестовать в первую очередь.
— Знаете что? Я, пожалуй, схожу за пирогом… и ещё выпивкой, — сказала Лина, вставая из-за стола.
— Я помогу, — сказала Уэйлей и выбежала из комнаты, пока её не успели наказать.
— Я буду надзирать за процессом, — вызвался Нэш.
Мы поднялись на ноги и начали срывать электроды. У меня было ощущение, что мои ноги сделаны из хрупкого дерева. Один неверный шаг, и я бы упал. В пояснице до сих пор отдавалось эхо боли.
Я взял Слоан за плечо и повёл её к задней двери.
— На улицу, — отрывисто сказал я.
— Но я хочу посмотреть, как Наоми пропесочит Нокса, — пожаловалась она.
— У тебя впереди целая жизнь, чтобы это лицезреть, — я вытащил её на веранду и закрыл дверь. Было холодно и темно. Голые деревья в скупом свете полумесяца отбрасывали на снег скелетообразные тени.
— Десятый уровень поджарил тебе мозги? — спросила Слоан, высвобождаясь из моей хватки.
— Мы объявляем перемирие, — заявил я.
— Это так не работает.
— Мне сорок лет. Я управляю многомиллионным бизнесом. Я владею недвижимостью. Я плачу налоги. Я голосую. Я готовлю. Я каждый год делаю чёртову прививку от гриппа.
— Поздравляю. Куда тебе послать медальку?
— Мы взрослые люди, — сказал я, указывая на окно, где, казалось, всё ещё царил хаос. — И это было последнее выступление в длинной череде дурацких шоу, в которых мы снимались вместе.
Слоан скрестила руки на груди и опустила взгляд на свои ноги. Её ботинки были коричневыми с фиолетовыми швами.
— Я не говорю, что ты прав. Но ты не совсем неправ.
— Это нужно прекратить.
Она надула щёки. В лучах света, падавшего изнутри, пирсинг в её носу поблёскивал. Она походила на озорную лесную фею.
— Я знаю, — она отвернулась от меня и подошла к перилам. — Я ненавижу, что каждый разговор с тобой превращает меня в подростка, не способного контролировать свои порывы. Это позорно.
— Я ненавижу, что позволяю тебе выводить меня из себя. Это бесит, — признался я.
Она слегка улыбнулась ночному небу.
— Значит, ты признаёшь, что частично являешься человеком.
— Я буду всё отрицать, если ты повторишь это.
Она крепче обхватила себя руками и поёжилась от холода. Я медленно придвинулся ближе, пока моя рука не коснулась её плеча, делясь частью своего тепла.
— Что нам теперь делать? Просто простить и забыть? — спросила она.
— Это невозможно, — сухо сказал я.
Она издала короткий горький смешок.
— Кому ты рассказываешь.
— Мы должны найти какое-то решение. Для них.
Мы оба оглянулись через плечо на кухню, где все собрались вокруг стола с кофе и коблерами.
— Они выглядят по-настоящему счастливыми без нас, — заметила Слоан.
— Тогда мы найдём способ сделать так, чтобы они были счастливы с нами.
— Давай начнём с того, что не будем взаимодействовать друг с другом, находясь на публике, — предложила она. — Я не думаю, что мы готовы к вежливым светским беседам.
Мне было неприятно это признавать, но она
