из комнаты.
Я неуверенно иду на него. Дверь в комнату Войнова открыта, и там уже разложен диван. Одно одеяло, две подушки – вот, что я вижу.
Парень протягивает мне какой-то свёрток, который оказывается его футболкой.
Теперь у меня кружится голова от того, что всё это происходит на самом деле. И он действительно намерен уложить меня к себе в кровать.
Он это серьёзно?..
Я не могу остаться, – пячусь обратно в прихожую, всё ещё сжимая в пальцах футболку Остапа.
– Не можешь? Почему? – парень спрашивает с явным недоумением, без намёка на вызов. – Кажется, мы уже решили, что домой тебе нельзя.
Вновь смотрю на диван, и до Остапа вроде доходит. Его глаза сужаются, на губах появляется лукавая улыбка.
– Я лягу на полу, раз уж ты так боишься.
Демонстративно хватает подушку и швыряет её на пол.
– Ну что? Так лучше?
Теперь я смотрю на пол. Как он будет там спать? Ляжет просто на ковёр?
– Почему бы тебе не переночевать в другой комнате? – робко предлагаю Остапу, кивнув на соседнюю дверь.
– Это комната матери. Я там спать не хочу… Видишь ли, Варь, – парень делает несколько торопливых шагов, сокращая между нами расстояние. – Мне чертовски одиноко одному. И я правда нуждаюсь в твоей компании.
Его голос хрипнет, а мой совсем пропадает. Остап нуждается в МОЕЙ компании – так он только что сказал. Я уверена, что найти себе кого-то на вечер – для него не проблема. Тот же Гуреев вполне мог заняться его досугом, ведь перед этим парнем открыты почти все двери. Но Остап выбрал меня. Явился на вечеринку, хотя не планировал этого делать. И спас меня от Нестерова.
Сейчас я как никогда хочу отплатить ему добром. И вполне могу остаться здесь. А все прошлые грехи его матери и Аверина вообще нас не касаются. Мы же просто школьники. Можно хотя бы сегодня не забивать наши головы взрослыми проблемами?
– Ладно, останусь, – несколько нерешительно отзываюсь я. – Переоденусь и вернусь, – направляюсь к дверям ванной. А когда захожу и почти закрываю дверь, бросаю негромко: – Положи обратно подушку, на полу ты замёрзнешь.
Прежде чем запереться в ванной, слышу, как Остап хмыкает, и тоже улыбаюсь. Иногда мне не хватает именно лёгкости в нашем общении. Такой обычной подростковой прямолинейности, простоты. Чтобы мы оба могли говорить то, что думаем. А не размышлять над каждым вопросом и ответом.
Раздевшись и стопкой сложив свои вещи, примеряю футболку Остапа. Она светло-синяя, приятная на ощупь и пахнет морской свежестью стирального порошка. Достигает середины моего бедра и, в общем-то, прикрывает всё, что не стоит выставлять напоказ.
Посмотревшись в зеркало над раковиной, обнаруживаю, что макияж потерял первозданный вид, и тушь для ресниц отпечаталась под глазами. Тщательно умываюсь и расчёсываю спутанные волосы. Потом заплетаю их в косу.
Взяв стопку со своей одеждой, возвращаюсь в комнату. У меня немного дрожат ноги, и я иду очень осторожно. К тому же Остап уже выключил свет. Благо я успела достать телефон из кармана джинсов и теперь свечу экраном, чтобы не упасть. Пристроив одежду на стуле возле письменного стола, подхожу к дивану. Замираю рядом с ним в нерешительности и натыкаюсь на серые глаза парня. Его взгляд изучающе скользит по футболке на мне, по моей косе, лежащей на плече, и, наконец, фокусируется на лице.
– Ложись, снежинка, – негромко говорит Войнов, явно растеряв самоуверенность.
Поджав ноги, освобождает пространство, чтобы я забралась на диван и легла возле стенки. Коснувшись подушки, накрываюсь одеялом и тут же подношу свой телефон к лицу. Проверяю входящие и смс. Странно – от мамы ничего нет. Интересно, какую легенду придумала Вася?
У меня возникает желание написать ей прямо сейчас, но потом я понимаю, что время не просто не подходящее, а, скорее, даже неприличное. Часы показывают первый час ночи. Похоже, мы очень долго колесили по району, прежде чем Гуреевы нас высадили…
Я блокирую экран и убираю телефон под подушку. Ложусь набок лицом к Остапу, но сейчас, в кромешной темноте, мне его почти не видно. Но вот взгляд серых глаз я, безусловно, чувствую.
– Как ты, Варь? – спрашивает он негромко. – Голова не болит? Может, нужно было тебя накормить, а не поить дурацким чаем?
– Всё нормально, – тут же убеждаю его. – Поверь, я даже думать не могу о еде. С головой всё сносно, а вот в желудке как-то не очень.
И я почти не лукавлю, только вот уверена, что странная тяжесть в животе никак не связана с этим соком от Нестерова. Мне просто немного волнительно быть здесь. Мои внутренности закручиваются в тугой узел от того, что Войнов так близко, мы одни в квартире и лежим на одном диване.
Хоть он меня и не трогает… Да и расстояние между нами практически полметра – ведь я спиной вжимаюсь в стену, а он наверняка повис на самом краю… Но всё же волнение я не могу выключить.
– Спи, Варь. Завтра всё пройдёт, – говорит он негромко, и зевает.
Остап явно старается сделать свой голос расслабленным, но мои глаза уже привыкли к темноте, и я вижу его напряжённое лицо и изучающий взгляд.
– Мне пока не спится, – отвечаю я, положив ладони под щёку и в открытую его разглядывая.
Немного поёрзав, Остап переворачивается на спину и вперивает взгляд в потолок, положив руки под голову.
– Ты ещё хочешь со мной о чём-нибудь поговорить? – спрашивает он ровным голосом.
– Не думаю, что это уместно сейчас… Но мне бы хотелось знать, что же всё-таки произошло между Авериным и твоей мамой. И почему она в больнице. С ней всё хорошо?
– Нет там ничего хорошего, – достаточно резко говорит Остап. – Мама была в него влюблена… И до сих пор, кстати, любит. Он наобещал ей до хрена всего – и не выполнил. А теперь она беременная и одинокая. Ты хочешь того же для своей матери? Ведь уже завтра этот ублюдок может увлечься кем-то другим.
Меня его слова ранят почти физически. Мне жаль его маму. И жаль свою, потому что она связалась с таким ужасным человеком. Мне определённо нужно с ней поговорить…
Так как я молчу, Остап вновь поворачивается набок и придвигается чуть ближе. Внезапно протягивает руку к моему лицу и подушечками пальцев нежно проводит по щеке.
– Скажи, снежинка… Ты что-то почувствовала, когда Нестеров был так же близко, как я сейчас?
Моё сердце прямо сейчас готово выпрыгнуть из груди. Мурашки бегут по позвоночнику, а дыхание застревает где-то в горле.
Я и близко не чувствовала ничего подобного.
Просто качаю головой, не в состоянии ответить на вопрос Остапа. Его пальцы с моей щеки устремляются к губам и, едва уловимо касаясь, проходятся и по ним.
Моё тело цепенеет. А гипнотический взгляд серых глаз становится ласковым, показывает, что
