Сегодня утром море и к северу все покрыто льдом. Является надежда. Лед теперь стоит сплошь до мыса Эванс, но до Ледникового языка очень тонок. Три или четыре дня без ветра или с легкими ветрами – и он везде окрепнет.
Среда, 5 апреля.
Утро. Восточный ветер с небольшим перерывом в воскресенье держится уже пять дней, постепенно усиливаясь и холодея и все более нагружаясь снегом, до вчерашнего дня, когда после пасмурного дня пошел снег и температура опустилась до –11° [–24°C].
В воскресенье и понедельник ходили вместе с Гриффисом Тэйлором за Касл-Рок. Думаю, что к северу пролив замерз. В понедельник мы видели белую полосу, которая приближалась; вчера она стала ближе к берегу, хотя ветер не ослабел. В эти два дня не было никакого удовольствия от прогулок. Вчера забрались на холмы, чтобы хорошо осмотреть окрестности. Никто, кроме нас, не вышел из дому. Вечером ветер стих, а замерзание продолжилось и ночью. Минимальная температура –17° [–27°C]. Сегодня – везде лед. Думается мне, что на этот раз он продержится. В заливе Прибытия толщина его достигла 7 дюймов, а новые полыньи за ним затянуты эластичной грязноватой ледяной пленкой толщиной в 1 дюйм.
Вчера вечером небо прояснилось, и сегодня, в первый раз за много дней, засияло солнце. Если такая погода продержится хотя бы одни сутки, мы спасены. Наши лакомства подходят к концу, так что нам пора двинуться в путь. Сахар совсем на исходе.
Большие поморники куда-то исчезли; последнего видели в воскресенье. Эти птицы под конец своего пребывания здесь становятся очень дикими и оперение их темнеет. Голодными они не казались; между тем, теперь им, должно быть, нелегко добывать пищу.
Тюлени все еще приходят в нашу бухту. Вчера их было пять. К счастью, собаки еще не заметили их; не узнали и того, что морской лед их (то есть собак) выдержит.
У меня был интересный разговор с Тэйлором о конгломератах и базальтовых плотинах у Касль-Рока. Совершенство маленьких конических кратеров под Касль-Роком подтверждает, по-видимому, теорию, к которой мы пришли, а именно что после отступления великого ледяного покрова были еще вулканические пертурбации.
Большое наслаждение следить за тем, как Райт разрешает задачи, задаваемые льдами; он здесь имел случай наблюдать много интересных явлений. Он записывает изменения, которые происходят со льдами, и зорко следит за всеми этими явлениями. Мы часто ведем с ним беседы.
Вчера Уилсон зажарил тюленьего мяса на пингвиньем жире. Вкус напоминал рыбий жир и не особенно нам понравился. Некоторые из нас съели свои порции и, вероятно, съели бы и все, если бы у нас был такой аппетит, как в те дни, когда мы возили сани.
В этом императорском пингвине весу было около 95 фунтов: побил все рекорды!
Собаки, за исключением двух, здоровы. Хуже всех Дикому; но, кажется, все выживут.
Четверг, 6 апреля.
Утро. Погода и вчера простояла ясная, прекрасная; это был один из весьма немногих хороших дней, выпавших на нашу долю со времени прибытия в наш старый дом.
Солнце сияло с раннего утра до тех пор, как оно зашло за Северные горы, около 5 часов пополудни. Море совсем замерзло; только к северу лед был тонкий. Поднялся довольно сильный северный ветер, от которого этот тонкий лед поломался и пласты стали напирать друг на друга, причем у берега открылось несколько каналов. Мы с Райтом ступили на край нового льда, но далеко не пошли – показалось небезопасно. Интересно наблюдать за движением ломающихся, колышущихся пластов тонкого льда: один пласт расколотым краем поднимается из воды и наползает на другой длинными языками. Это движение совершается под несмолкающую музыку – точно стеклянные колокольчики звенят высокими, но мелодичными нотами, а иногда этот звук напоминает щебетание птиц в лесу. Говорят: «Лед поет».
Вечером. После обеда я прошел почти две мили к северу по молодому льду; толщина его около 3 1/2 дюймов. За ужином мы составляли программу, как в три приема добраться до мыса Эванс: в субботу идти людям, в воскресенье – собакам, в понедельник – лошадям, с условием, конечно, что погода продержится.
Пятница, 7 апреля.
Нас несколько человек прошлось к северу по льду: Аткинсон, Боуэрс, Тэйлор, Черри-Гаррард и я. Лед в толщину везде почти 5 дюймов, кроме открытых полыней, которых еще много. Отходя от берега, мы напали на интересную формацию: лед лежал небольшими блинами, как бы выдавленными снизу, образуя нечто вроде мозаики. Это тот лед, который образовался с подветренной стороны пролива и дошел до наветренной стороны его, против сильных ветров, дувших в понедельник и вторник.
Не менее интересно было, как эти ползучие пласты царапают нижний лед.
Тэйлор провалился, неосторожно стараясь перепрыгнуть через подернутый тонким льдом канал; он был очень бледен, когда мы минуты через две подскочили к нему на помощь, однако сам выкарабкался с помощью своего топорика и пошел домой с Черри. Тэйлор был настолько находчив, что, пока находился в воде, даже придумал шутку, которую тотчас же высказал, как только мы подбежали к нему.
Я с остальными пошел далее, пока мы не поравнялись с северными конусами под Касль-Роком; тут мы перешли на берег, взаимно помогая друг другу, забрались на утес и вернулись сухим путем.
Насколько можно судить, все благоприятствует нашему завтрашнему выступлению; но небо к ночи опять немного затянулось и грозит переменой погоды. В здешних местах, по-видимому, больше трех хороших дней подряд не бывает.
Мы изо льда набрали много вмерзшей рыбы, величиной от селедки до пескаря. Мы полагали, что тюлени загнали ее в снежуру, как раз когда она замерзала, но сегодня Гран нашел одну большую рыбу, замерзшую в то время, как она глотала маленькую. Похоже на то, что большая гналась за маленькой, и обе угодили в лед.
Мы так хорошо здесь устроились, что почти жаль уходить. Чудесная, здоровая жизнь, проводимая по большей части на открытом воздухе и с прогулками, вообще имевшими более или менее интересную цель. Лазание по горам дает превосходный аппетит; на мысе Эванс будем вспоминать эти прогулки. Но меня очень туда тянет – посмотреть, все ли там благополучно, так как меня давно уже мучит сомнение, насколько наша отмель смогла противостоять напору северных ветров. Не могу отделаться от мысли, что волны могли повредить дом во время одной из пронесшихся жестоких бурь.
Наша жизнь на мысе Хижины
Мы собираемся вокруг огня, сидя на ящиках, каждый с добрым куском хлеба с маслом и жестяной мисочкой чая. Тепло, уютно, хорошо. После второго завтрака мы опять уходим. В доме ничто надолго нас не удерживает, а от движения на вольном воздухе мы все сильнее и здоровее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
