Лев скрипнул зубами, в одном из проходов показались перепуганные стражники.
— Эй, почтеннейший лекарь, тут шайтан не пробегал? Маленький такой, с рожками, весь в синяках и прихрамывает.
— Воистину нет.
— А вы что тут делаете?
— Гуляю себе, — буркнул наглый россиянин, выпрямился и уточнил: — В какую сторону выход?
Ответить стражи даже не успели, просто потому, что было уже некому. На том месте, где стоял Оболенский, лишь таяло облачко пыли да вдалеке слышался мелодичный перезвон ударяющихся друг об друга амулетов назер бонюк.
Разумеется, стражи эмира тоже не были круглыми идиотами, но, прежде чем пуститься в погоню, проверили наличие задержанных в зиндане. Оба на месте, да ещё и чудесным образом связанные, на вопросы не отвечают, но ругаются вяло. Наверное, спать хотят. В общем, когда воины пустились в погоню, от удравшего псевдолекаря уже и перезвона не осталось…
Ловко выбравшись в садик за гаремом, Лев наконец-то с наслаждением скинул с себя всю врачебную сбрую. Отыскать за кустами нужный камень, открывающий проход, тоже не составило труда: как профессиональный вор, он отметил ещё в первый раз, как и куда белый ослик нажимал копытцем. Но в тот момент, когда часть стены отошла, кто-то грязный, маленький и жутко потный вцепился в его ногу…
— Э-э, стой, обманщик! Тебе не уйти от меня, я… э-э… в ярости! Меня побили! Это не… э-э… грех, это развлечение для праведных мусульман!
— Намекаешь на то, что я тебя подставил?
— Э-э… да, не наш человек!
— Я давно свой в этом мире. Хочешь, покажу, чего наворовал, пока ты бегал от толпы красавиц с поцелуями?
Лев вытащил из-за пазухи волшебный кошелёк, недолго думая схватил шайтана за шкирку и сунул внутрь. Нечистый не успел даже пискнуть!
— Протесты не принимаются. — Оболенский быстрыми шагами уходил в ночную Бухару. — Веди себя смирно и ничего там не ломай. Всё-таки антикварные вещи…
В кошельке пару раз что-то трепыхнулось, и наружу вырвался лёгкий запах серы вперемешку с ароматом протухших яиц. Потом всё стихло, либо шайтан как-то умудрился сбежать, либо пригрелся и уснул. Оно и к лучшему, в конце концов, там ему куда как безопаснее.
А сам Оболенский, не тратя лишнего времени ни на размышления, ни на стенания, дотопал до стойла Рабиновича, забрал обоих ослов и погнал их впереди себя в еврейский квартал. Конспиративная явка, место которой было оговорено заранее, уже никакого смысла не имела. Руководствуясь привычным и бронебойным русским «авось», бывший москвич направил свои стопы к лавке ребе Забара…
— Четыре часа утра, кто стучится в такую рань в дом тихого еврея? Приходите завтра.
— Дедуля, лучше сам открой, не доводи до погрома!
— Зачем такие нервы? — искренне удивился ребе, почти сразу открыв дверь. — Таки кого я вижу? Мой молодой, но уже имеющий надёжный гешефт, друг! Прошу в дом. Сарочка, дорогая, спи дальше, в доме гости!
Оболенский провёл за ворота в маленький дворик двух ослов и, вернувшись за хозяином в дом, сразу перешёл к делу. Подробно, но без истерик бывший помощник прокурора объяснил, как выглядит с его точки зрения сложившаяся ситуация и почему лично он не видит в ней ничего хорошего. Впрочем, сам ребе воспринял печальные известия более стоически…
— Ну, может быть, всё ещё как-то сложится? Надо просто не высовываться и переждать. Таки уж поверьте, мы, евреи, переживали и не такие жуткие гонения, начиная ещё с времён Ветхого Завета. В конце концов, мы всегда найдём новую Юдифь на любого тирана Олоферна…
— У меня там Ходжа в зиндане. В честь прибытия Хайям-Кара его казнят первым.
— Всё в воле Еговы, возможно, срок его жизни уже окончен, но я не верю в это. Таки знаменитого Насреддина уже столько раз казнили, а он всё ещё жив!
— Значит, зло восторжествует, добро выжидательно отступит по всем фронтам, а бедный эмир так и останется белым ослом?
— Ша, не надо так громко, вы разбудите мою девочку. — Старый еврей укоризненно приложил палец к губам. — Таки вот, уже разбудили!
Из-за занавески в углу высунулась миловидненькая девушка лет семнадцати, стрельнула глазками на мрачного Льва и, поправляя простое платье, вышла во двор. После чего буквально в ту же минуту впрыгнула обратно в дом:
— Папа, ты таки уже предупреждай, когда приводишь столько незнакомых мужчин.
— Там два осла во дворе, — на автомате поправил Оболенский.
— Нет, уважаемый, осёл один, а второй — превращенный человек.
— Дитя моё, откуда ты это знаешь? — поразился старый ребе. — Воистину, тот, что в белом, наш несчастный эмир Сулейман аль-Маруф. А превратил его, между прочим, твой бывший… Не хочу говорить о нём плохо, но таки теперь в этом обвиняют твоего тихого папу!
— Ой вей, ну так расколдуйте его, и всех делов! — всплеснула руками юная еврейка. — Немного воды, соль, пара строк из Торы, и таки…
— Абзац, неверные! — аж подскочил потомок русского дворянства. — То есть ты, крошка, знаешь, как снова сделать его человеком?
Девушка подумала, кивнула и вопросительно изогнула бровь.
— Цену назначишь сама, — хриплым от волнения голосом подтвердил Лев. — Я заплачу. Но он мне нужен в деле уже через час.
— Через полтора, — уверенно вмешался ребе. — Моей Сарочке тоже требуется время на подготовиться. Таки надо же, вот и не подозревал таких криминальных талантов у собственной дочери. Шоб я так жил!
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
А те, кто устроили мечеть из стяжательства, суеверия, разделяя верующих, будут клясться: «Мы желали только блага!» — о них Аллах свидетельствует, что они лжецы!
Сура 9
Их разговор прервало утреннее пение муэдзинов, а вслед за ним длинный рёв медных труб. Сотни подготовленных людей на пробуждающихся улицах громогласно славили восход новой звезды, прибытие святого «пророка», щита истинной веры, преподобного чёрного шейха Хайям-Кара!
Вся Бухара была поднята на ноги, верные адепты в чёрных чалмах, угрожая ножами и палками, методично сгоняли народ на главную дворцовую площадь. Возражения и оправдания не принимались, городская стража бездействовала, стыдливо отводя глаза. В иной ситуации, возможно, вооружённым воинам потребовалось бы не более часа для того, чтобы за шиворот выбросить с хорошо охраняемых улиц весь религиозный сброд. Но приказа не было, их командир исчез, бросив стражников на произвол судьбы, и теперь никто не знал, что делать.
Дворцовая охрана по указу визиря впустила в покои эмира мятежного шейха. Если кто из читателей искренне думает, что на Востоке радостно приветствовали любое разночтение Корана и оголтелой толпой мчались за любым вышедшим из пустыни психованным дервишем, надсадно вопящим, как именно на него снизошло откровение Аллаха, то… Поверьте, вовсе нет.
Во-первых, Мухаммед чётко обозначил себя последним пророком, то есть после него — никого. Ни-ко-го! И любая мысль о новопришедшем посланнике Всевышнего уже по сути своей не просто греховна, но даже преступна. Любой мусульманин с детства впитывает с молоком матери одну из первых заповедей Корана: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его!» Так как после этого истинному правоверному принять свежеиспечённого шейха — ревнителя нового ислама? Правильных ответов, увы, множество…
— Ходжа, почему? — снова и снова горячился я. — Бухара — исламский город в центре исламского мира. Причём город, исторически живущий именно торговлей, а не войной.
— Воистину ты прав, почтеннейший…
— Но получается, что Хайям-Кару была нужна не только покорность Бухары, не только её деньги и торговые связи, он наверняка хотел пополнить пушечным мясом свои ряды. Как я понимаю, в его так называемом войске было полно преданных фанатиков, но явно не хватало профессиональных военных. Людей, умеющих владеть саблей и луком лучше, чем разбираться в разночтениях святых текстов и восхвалять каждый шаг чёрного шейха.
— Воистину, уважаемый, ты словно читаешь по книге сокрытого…
— Тогда почему? Почему все всё знали, все всё понимали, ничего не делали?! Где стихийно сформированные народные дружины? Где праведные муллы, грозно вставшие на пути злодея, провоцирующего раскол исламского мира? Где, в конце концов, народный бунт, бессмысленный и беспощадный?! Это неправильно, это несправедливо, так не должно было быть!
— Воистину, — ещё раз кивнул Насреддин, помешивая половником шурпу, не отходя от плиты. — Всё, что ты сказал, правильно. Твои мысли чисты, а слова полны глубокого смысла. Жаль, что тебя там не было, возможно, эта история вершилась бы иначе, а так… Восток- дело тонкое…
Ох, да кто бы сомневался! Я демонстративно ушёл с кухни приводить в порядок свои записи. Домулло, как всегда, преспокойно продолжил кухарничать в одиночестве, с неизменной улыбкой на лице и длинными узбекскими песнями о караванах, верблюдах, песках, пустынях и прохладных оазисах глаз возлюбленной.
