немцев, заложили интеллектуальные основы нацизма. Но он не объясняет, почему эти идеи, пришедшие в Германию извне и отвергнутые ее мыслящим большинством, породили нацизм именно в Германии, а не в других странах.
Потом, опять в связи с Фихте и Гегелем, он говорит: «Это философия откровения. Наследие иудаизма. Она не могла бы исходить из наблюдений за жизнью и природой, как это было с философией Греции или Ренессанса. Это рационализированная протестантская идеология»[69]. То же самое и с равным основанием можно сказать о доктринах многих английских и американских философов.
Согласно Сантаяне главным источником немецкого национализма является эготизм. Эготизм «не следует путать с природным эгоизмом или самоутверждением, присущим всем живым тварям». Эготизм «если и не утверждает открыто, то предполагает, что источник силы и бытия находится внутри, что воля и логика по праву всемогущи и что ничто не должно контролировать волю или совесть кроме самой воли или совести»[70]. Но эготизм, если использовать этот термин в соответствии с определением, данным Сантаяной, представляет собой исходный пункт философии Адама Смита, Рикардо, Бентама и обоих Миллей, отца и сына. Однако британские ученые из своего главного принципа не сделали выводов нацистского характера. Они создали философию либерализма, демократического правления, общественного сотрудничества, доброжелательства и мира между народами.
Существенными чертами немецкого национализма являются не эгоизм и эготизм, а его представления относительно методов достижения высшего блага. Немецкие националисты убеждены, что существует неразрешимый конфликт между интересами отдельных народов и содружества народов, охватывающего весь мир. Эта идея также возникла не в Германии. Это очень старое мнение. Оно господствовало вплоть до эпохи Просвещения, когда вышеупомянутые британские философы развили фундаментально новую концепцию гармонии между – правильно понимаемыми – интересами всех людей и всех наций, народов и рас. Еще в 1764 г. не кто иной, как Вольтер, мог небрежно заметить в статье «Отечество» своего «Философского словаря»: «Быть хорошим патриотом – значит желать, чтобы твое сообщество приобрело богатство посредством торговли и власть посредством оружия. Ведь очевидно, что страна может получить выгоду только за счет интересов другой страны и может быть победоносной, только заставив другие народы страдать». Это отождествление результатов мирного сотрудничества между людьми и взаимного обмена товарами и услугами с результатами войны и разрушения является главным пороком нацистской доктрины. Нацизм – это не просто эгоизм или эготизм; это эгоизм и эготизм, введенные в заблуждение. Это повторение давно опровергнутых заблуждений, возврат к меркантилизму и возрождение идей, которые Герберт Спенсер называл милитаристскими. Короче говоря, это отказ от либеральной философии, которую сегодня уничижительно именуют философией манчестерства и laissez faire. И такие идеи, к сожалению, характерны не только для Германии.
Вклад немецкой философии в зарождение нацизма был совсем иным, чем принято думать. Немецкая философия всегда отрицала этическую доктрину утилитаризма и социологию сотрудничества между людьми. Немецкая политология так и не смогла понять значение общественного сотрудничества и разделения труда. Не считая Фейербаха, все немецкие философы высмеивали утилитаризм как убогую систему этики. Для них основой этики была интуиция. Звучащий в душе мистический голос учит человека тому, что есть добро и что есть зло. Нравственный закон – это узы, налагаемые на человека для блага других или исходя из интересов общества. Они не понимают, что каждый человек лучше служит собственным – правильно понимаемым, т. е. долгосрочным, – интересам, когда следует правилам морали и своими действиями способствует функционированию общества, чем когда поддается соблазну действовать в ущерб обществу. Таким образом, они так и не поняли теорию гармонии интересов и чисто временный характер жертв, когда человек отказывается от ближайших выгод, чтобы не создать опасность для существования общества. По их мнению, цели отдельного человека и цели общества находятся в неразрешимом конфликте. Они не видят того, что нравственным следует быть не для пользы государства, общества или кого-то еще, а прежде всего для своего собственного блага. Этические доктрины немецких философов гетерономны{80}. Некая мистическая сущность велит человеку быть нравственным, т. е. отказаться от собственных эгоистических интересов ради интересов более высокого, благородного и могущественного бытия, т. е. ради общественных интересов.
Тот, кто не понимает, что законы морали служат интересам всех и каждого и что не существует неразрешимого конфликта между личными и общественными интересами, тот не способен понять и того, что нет неразрешимого конфликта между различными коллективными образованиями. Логическим следствием его философии будет вера в неустранимый антагонизм между интересами каждого отдельного народа и всего человечества. Человеку приходится делать выбор между преданностью своему народу и верностью человечеству в целом. То, что всего полезнее для великого международного сообщества, причиняет вред каждому отдельному народу, и наоборот. Но, добавляет националистически настроенный философ, только народы представляют собой истинные коллективные сущности, тогда как концепция человечества как такового – это иллюзия. Концепция человечества – это дьявольский дурман, состряпанный еврейскими создателями христианства, а потом западными и еврейскими философами-утилитаристами, чтобы ослабить арийскую расу господ. Первый принцип нравственности – верно служить своему народу. Отсюда следует: хорошо все, что наносит ущерб расам, которые упрямо противятся немецким притязаниям на мировое господство.
Это очень уязвимая логика, и легко продемонстрировать ее слабые места. Нацистские философы отлично сознают, что не в силах опровергнуть учение либеральной философии, экономики и социологии средствами логики. Поэтому они прибегли к полилогизму.
6. Полилогизм
Полилогизм не является изобретением нацистов. Они всего лишь создали свой вариант полилогизма.
До середины XIX в. никто не пытался оспорить тот факт, что логическая структура сознания неизменна и едина для всех людей. На этом предположении об единообразии логической структуры покоятся все взаимоотношения между людьми. Мы можем говорить друг с другом лишь потому, что имеем возможность воззвать к чему-то общему для всех нас, а именно к логической структуре разума. Некоторые способны к более глубокому и утонченному мышлению, чем большинство. Есть такие, кому, к сожалению, не доступны выводы из длинной цепочки дедуктивных умозаключений. Но поскольку человек вообще способен мыслить и следовать процессу дискурсивного мышления, он всегда подчинен тем же самым базовым принципам разума, что и все остальные люди. Некоторые в состоянии сосчитать только до трех, но при этом их процесс счета подчинен тем же закономерностям, что и у Гаусса или Лапласа. Еще ни один историк или путешественник не поведал нам о людях, для которых бы а и не-а были тождественны, так что они не могли бы проводить различие между утверждением и отрицанием. Безусловно, в повседневной жизни люди нередко совершают логические ошибки. Но компетентный анализ легко находит и вскрывает эти ошибки.
Поскольку все принимают эти факты
