Томас откололся от Строителей и принялся помогать Минхо, перенося наверх ящики с ножами и мотки колючей проволоки. После этого Минхо сказал, что получил особое задание от Ньюта, отказался отвечать на вопросы и вежливо попросил Томаса свалить ко всем чертям.
Томас обиделся, но ушёл, поскольку ему нужно было переговорить с Ньютом кое о чём важном. Когда он наконец нашёл его, тот спешил на Живодёрню.
— Ньют! — закричал Томас, пускаясь бегом на перехват. — Ты должен меня выслушать!
Ньют остановился так резко, что Томас чуть не врезался в него. Бывший Бегун обернулся и окинул Томаса таким раздражённым взором, что тот дважды подумал, прежде чем открыть рот.
— Давай по-быстрому! — приказал Ньют.
Томас стушевался, не зная, в какие слова облечь то, что было у него на уме.
— Ты должен выпустить девушку. Терезу. — «Она ведь готова помогать, и к тому же наверняка помнит что-то ценное...» — мысленно молил он.
— О, да вы сдружились, как я посмотрю! — Ньют продолжил свой путь. — У меня нет времени на всякие глупости, Томми.
Но Томас ухватил его за руку.
— Выслушай меня! Она здесь неспроста. Думаю, нас с нею послали сюда, чтобы помочь вам положить конец всей этой затее.
— Хорошенькая помощь! Положить конец, да? Проклятые гриверы очень быстро положат конец нам всем. Я слышал много всяких идиотских предположений на этот счёт, Чайник, но твоё даст любому из них сто очков вперёд!
Томас застонал от досады и отчаяния. Ну как ему втолковать?!
— Да нет! Я не думаю, что нас хотят всех убить! Наверняка Двери не закрылись по другой причине!
Ньют с сердитым видом сложил руки на груди.
— Чайник, что за чушь ты мелешь?
С того самого момента, как Томас увидел в Лабиринте, на стене, слова «ПЛАНЕТА В ОПАСНОСТИ: РАБОЧАЯ ОПЕРАТИВНАЯ КОМИССИЯ — УБИЙСТВЕННАЯ ЗОНА», он не переставал ломать над ними голову. И если есть кто-либо, способный поверить ему, то это, безусловно, Ньют.
— Я думаю, что мы все — часть какого-то фантастического эксперимента, или теста, или... словом, чего-то в этом роде. Но пришло время завершить эксперимент; мы не можем жить здесь бесконечно. И те, кто послали нас сюда, хотят, чтобы всё закончилось, не так, так эдак. — Ну вот, наконец, он сказал это — и как гора с плеч упала.
Ньют потёр усталые глаза.
— И твои доводы должны убедить меня, что всё идёт как надо, и поэтому я должен выпустить девчонку? Потому что она, видите ли, явилась, и теперь мы поставлены перед выбором: шевели лапами или умри?
— Да нет, ты никак не можешь ухватить суть! Я думаю, она не имеет никакого отношения к тому, почему мы здесь. Она лишь пешка. Ее послали сюда, чтобы она послужила нам инструментом, или подсказала что-то, или ещё что, не знаю, но всё равно — для того, чтобы вытащить нас отсюда. — Томас перевёл дыхание. — И меня тоже послали сюда с тем же, я думаю. То, что она привела в движение механизм конца, ещё не делает её преступницей.
Ньют бросил взгляд в сторону Кутузки.
— Знаешь, мне сейчас на это наплевать. От одной ночи за решеткой её не убудет; там, во всяком случае, куда безопаснее, чем в других местах.
Томас кивнул: похоже, что это компромисс:
— О-кей, сегодняшнюю ночь мы как-нибудь переживём. А завтра, когда у нас будет целый день в безопасности, придумаем, что с нею делать. Может, сообразим, как её использовать...
Ньют фыркнул.
— Томми, а что изменится завтра? Мы тут уже два долбаных года, если ты помнишь...
Томаса охватила непреодолимая уверенность, что все эти изменения — не что иное, как катализатор конца. Их пришпорили, как лошадей, — а ну-ка шевелитесь!
— Да ведь теперь мы вынуждены решить загадку — просто ничего другого не остаётся! Закончилась жизнь, в которой мы думали только о том, как бы вовремя вернуться в Приют, в целости и сохранности.
Несколько мгновений они стояли молча, а вокруг кипела суета — приютели готовились пережить ночь. Наконец Ньют раздумчиво молвил:
— Копнуть бы глубже. Остаться снаружи в то время, когда движутся внутренние стены.
— Дошло, — сказал Томас. — Как раз об этом я и говорю. Может, нам удастся забаррикадировать или уничтожить вход в Нору гриверов. Выиграем время, чтобы разгадать Лабиринт.
— Алби не согласится выпустить девчонку, — кивнул Ньют на Берлогу. — Парень не в восторге от вас обоих. Но давай пока не высовываться. Главная задача — дожить до утра.
— Мы можем их побить! — воскликнул Томас.
— Ну, ты прямо Геркулес — победитель чудовищ.
И не улыбнувшись и даже не дожидаясь реакции, Ньют пошёл прочь, окриками подгоняя людей заканчивать с делами и отправляться в Берлогу.
Томас остался вполне доволен результатом беседы — всё прошло как нельзя лучше, на большее он и надеяться не смел. Он решил поторопиться — поговорить с Терезой, пока не поздно. И припустил к Кутузке, на бегу замечая, что приютели потянулись внутрь Берлоги с охапками всякой всячины в руках.
Томас остановился у зарешечённого оконца тёмной камеры, перевёл дух и позвал:
— Тереза!
Её лицо так неожиданно возникло из темноты с другой стороны решётки, что Томас вздрогнул и невольно ойкнул. Через мгновение, придя в себя, он выдохнул:
— Ну и ну, во жуть...
— Как мило с твоей стороны, — сказала она. — Спасибо. — В темноте казалось, что её синие глаза светятся, как у кошки.
— Пожалуйста, — ответил он, не обращая внимания на её сарказм. — Слушай, я тут подумал... — и он замолчал, собираясь с мыслями.
— Что не помешало бы сделать и этому уроду Алби, — пробормотала она.
Томас не мог не согласиться. Вот только то, что он собирался ей сообщить, вгоняло его в пот.
— Из этого места должен быть выход. Нам только надо подналечь немного. Оставаться в Лабиринте подольше. То, что ты написала на руке и сказала о коде — в этом ведь есть особый смысл, так ведь? — Должен быть! В нём загорелся слабый лучик надежды.
— Да, я думала о том же самом. Но сначала — ты можешь вытащить меня отсюда? — Из темноты возникли её руки — она схватилась за прутья решётки. У Томаса возникло нелепое желание накрыть их своими ладонями.
— Ну... Ньют сказал, может, завтра... — Томас был рад, что достиг хотя бы такой уступки. — Ночь тебе придётся провести здесь. Но, сказать по правде, наверно, сейчас это самое безопасное место в Приюте.
— Спасибо, что похлопотал за меня. Будет чистым наслаждением спать на этом холодном полу. — Она ткнула большим пальцем себе за спину. — Хотя, конечно, гриверу через это оконце не протиснуться, так что я действительно должна быть благодарна за выпавшую мне удачу, не так ли?
Упоминание о гриверах удивило его — что-то он не помнил, чтобы рассказывал ей о них.
— Тереза, ты уверена, что всё полностью забыла?
Она на секунду задумалась.
— Ты знаешь — странное дело, но я кое-что помню. Ну разве что, может, просто слышала чужие разговоры, когда лежала в коме.
— Ладно, я думаю, пока это неважно. Мне просто хотелось повидать тебя, прежде чем уйду в Берлогу на ночь.
Но как же ему не хотелось уходить! Он чуть ли не жалел о том, что его не бросили в застенок вместе с нею. И мысленно улыбнулся, представив себе, что изрёк бы Ньют, выскажи Томас подобное желание.
— Том? — позвала Тереза.
Томас обнаружил, что, уйдя в свои мысли, стоит и пялится в одну точку.
— Ох, извини. Да?
Её руки вновь исчезли; теперь он видел лишь бледное лицо и блестящие синие глаза.
— Я не уверена, что смогу выдержать это — просидеть в тюрьме целую ночь.
Томасу стало невероятно, невыносимо грустно. «Эх, украсть бы у Ньюта ключи и помочь ей сбежать!» Ясное дело, мысль глупая до смешного. Придётся ей потерпеть. Он стоял и пристально смотрел в эти горящие глаза.
— По крайней мере, совсем темно не будет. Похоже, у нас теперь одни сплошные идиотские сумерки — сутки напролёт.
— Да... — Она посмотрела мимо него — на Берлогу, затем снова сфокусировала взгляд на своём собеседнике. — Я сильная. Со мной всё будет в порядке.
Томасу страшно не хотелось покидать её, но что ему оставалось?
— Я прослежу, чтобы утром они первым делом выпустили тебя на свободу, хорошо?
Она улыбнулась, и ему сразу стало легче.
— Обещаешь?
— Обещаю, — сказал Томас и, постучав себя по правому виску, добавил: — А если соскучишься, говори со мной... ну, ты знаешь, как... сколько хочешь. Я попытаюсь ответить тебе. — Он уже не противился, даже наоборот — ему этого хотелось. Вот только нужно узнать, как это делается, научиться отвечать, так чтобы они могли беседовать...
«Ты скоро научишься», — сказал голос Терезы в его мозгу.
— Хорошо бы. — Он так и стоял, не желая уходить. Совсем не желая.
— Тебе лучше уйти, — сказала она. — Не хочу, чтобы твоя жестокая смерть была на моей совести.
Томасу удалось выдавить бледное подобие улыбки.
