И опять у него в глазах блеснуло что-то особенное, но приятное, почти как у профа.
– Ваше судейство, очаровательная мысль!
– Я уже не «ваше судейство». Двумя уровнями выше есть подходящее местечко, так что предложите Тиш пройтись с вами под руку.
Он поклонился, сделал руку крючком.
– Позвольте, сударыня?
Тиш разом будто подросла.
– Сэпсибоу, гаспадин. Очень приятно.
Я их специально повел в дорогое заведение, где их жуткие наряды и роспись по телу не в дугу до упора. В глаза бросались. Но сделал всё, чтобы они не стеснялись, а Стюарт Ла Жуа против моего вдвое, причем успешно. Я на всякий случай записал их имена и адреса. У Ваечки было одно ответвление, которое специально интересовалось стилягами. Они выпили, встали, поблагодарили и подались. А мы с Ла Жуа остались.
– Сударь, вы одно странное словцо обронили, – говорит он. – На мой слух странное, я имею в виду.
– Детишки ушли, так что можете называть меня «Манни», – говорю. – А что за словцо?
– Ну, когда вы настаивали, чтобы эта, скажем так, юная дама, Тиш эта, тоже денежки выложила. «Элденба», или что-то в этом роде.
– А-а, «элдээнбэ»! Это значит: «Ленчей даром не бывает». Их и вправду не бывает, – говорю, причем показываю на лозгун вдоль стены «ЛЕНЧ ДАРОМ», – иначе выпивка была бы здесь вдвое дешевле. Напомнил ей, что когда тебе что-то надо, то либо плати вдвое, либо отвали.
– Интересная философия.
– Не философия, а факт. Так или иначе, платишь за всё, что получаешь, – говорю и вентилятор на нас направляю. – Случилось мне быть на Эрзле, там у вас говорят: «Бесплатно, как воздух». А здесь даже воздух не бесплатно, за каждый вдох платим.
– Вправду? Пока что с меня не требовали, – улыбнулся он. – А то, чего доброго, я дышать перестал бы.
– Запросто могли бы нынче вечером хлебнуть вакуума. Не требовали, потому что вы уже заплатили. Как часть стоимости билета туда-обратно. А с меня ежеквартально берут, – начал было ему объяснять, как продаем и покупаем воздух у местного аэрокооператива, да решил, что слишком сложная материя. – Так что и с вас берут, и с меня.
Он с довольным видом призадумался.
– Вы правы, от экономики никуда не деться. Просто я как-то себе не представлял. Но скажите мне, Манни, – кстати, предпочитаю, чтобы меня звали «Стю», – я всерьез нынче вечером мог бы вакуума хлебнуть?
– Мало я вам влепил.
– То есть?
– Не убедил. Ребятишек ободрал начисто и еще штрафанул их, чтобы впредь мозгами шевелили. Вам влепить покрепче, чем им, не мог. А надо было, ведь вы всё это за хохму приняли.
– Ни в коем случае, сэр. Наоборот, меня потрясло легкомыслие, с которым ваши местные законы распоряжаются человеческой жизнью. Причем за такой тривиальный проступок.
Я вздохнул. С чего приступиться, когда из слов мужика видно, что ничегошеньки он по делу не понял, заранее настроен мимо фактов и даже не в курсе этого.
– Стю, – говорю. – Возьмем, к примеру, ваш случай. Никаких «местных законов» нет, так что вашей жизнью не законы распоряжались. И проступок ваш вовсе не тривиальный, просто я вам навстречу пошел, видя вашу нетянучесть. И никакое это не легкомыслие, а то мальчики оттащили бы вас к ближайшему шлюзу, запхнули бы туда и врубили бы рабочий цикл. Они очень серьезно подошли, – это же золотые парни! – и даже все свои денежки выложили за суд. И даже не пикнули, когда вышло, что приговор вовсе не тот, которого они просили. Неужто и теперь ничего не понятно?
Он улыбнулся, на щеках у него ямочки сделались, как у профа. Чувствую, нравится мне мужик.
– Боюсь, что ничего. Я словно в Зазеркалье попал. Так я и думал. Побывавши на Эрзле, немножко усвоил, как у них мозги работают. Эрзлику подай закон, чтобы черным по белому и на любой случай. У них даже есть законы насчет несоблюдения личных договоренностей. Не, вот падло буду! Будто кто-то договариваться полезет с таким, кто их не соблюдает. Будто слух не прошел, какая у него репутация.
– Законов у нас нет, – говорю. – Нам их иметь не разрешено. Обычаи есть, но неписаные и не навязанные, вернее сказать, самонавязавшиеся, поскольку просто оговаривают порядок вещей в условиях, из которых вытекают. Можно сказать, естественные законы, поскольку устанавливают, как себя вести, чтобы выжить. Когда вы рукам волю дали, вы преступили естественный закон. Вот и чуть не хлебнули вакуума.
Он заморгал, призадумался.
– Не объясните ли, какой естественный закон я преступил? Либо я должен его понять, либо вернуться на корабль и оставаться там до самого отлета, а то жив не буду.
– Уж это-то точно. А он прост. Разок поймете – и впредь ничто вам не грозит. Нас здесь два миллиона мужиков и всего миллион женщин. Факт, как говорится, налицо, так же, как вакуум и каменюга. Отсюда в первую очередь возникает идея «элдээнбэ». Что в дефиците, то дорого. Женщины в дефиците, на всех не хватает. Они на Луне дороже всего, дороже льда, дороже воздуха, потому что мужикам без женщин жизнь не мила. Разве что киберам всё равно, если вам угодно их за мужиков считать в отличие от меня.
Перевел дух, продолжаю:
– Что из этого следует? Причем заметьте себе, что в ту пору, когда этот обычай, этот естественный закон, сложился в конце двадцатого века, соотношение было много хуже. По десять мужиков на одну женщину, а то и больше. В тюрьмах это к чему ведет? К тому, что мужики на мужиков кидаются. Но это не помогает, поскольку большинству мужиков нужны всё-таки женщины и на подмену их не сговоришь, когда всё же есть реальный шанс разгрузиться в натуре. Особо озабоченные крушили друг дружку будь здоров. Старожилы про эти дела такое рассказывают, что у вас волосы дыбом встали бы. Но через некоторое время те, кто жив остался, нашли, как приспособиться, утрясли это дело. Ведь оно, как сила тяжести, в любых штанах достает. Кто сумел приспособиться, тот жив, кто не сумел, помер, и проблемы нет. А применились так, что раз женщины в редкость, то дудка у них, а вы один из двух миллионов окружающих мужиков, что под эту дудку пляшут. У вас нет права выбора – право выбора у женщины. Она может вас дольками нарезать, а вы и пальцем пошевельнуть не смеете. Вот вы эту Тиш обнять изволили, может, даже чмокнуть хотели. Результат знаете. А что было бы, если бы она взяла да повела бы вас с собой в гостиницу?
– Господи! Да эти ребята меня в клочья разнесли бы!
– И с места не тронулись бы! Вздрогнули бы и сделали вид, что не видят. Потому что право выбора за ней. Не за вами. Не за ними. А исключительно за ней. Не дай вам готт самому пригласить ее в гостиницу: если бы она вдруг обиделась, вот тогда от вас мокрого места не осталось бы. Но опять же возьмем ту же Тиш. Дурочка, шлюшка. Посвети вы ей теми грошми, что я у вас в сумке видел, ей могло бы взбрести в голову, что эники-беники с туристом – это как раз то, что ей нужно, что это в натуре ее мысля. И в этом случае вы были бы в полнейшей безопасности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
