А ведь новый уже наступил. И зажжённые свечи выглядели неуместно, наполнили комнату тяжёлым запахом горячего воска. Посадил Несси на постель и потушил их.
— Никита… это ты для меня? — распахнула глаза, задев что-то в душе до искр и вибрации.
Я приоткрыл окно и сел рядом с моей девочкой, смотревшей на шампанское в ведёрке с водой — лёд растаял, на сыр и мёд, на подвявшие фрукты.
— А ты меня изнасиловала и отлупила. До сих пор мягкое место огнём горит.
— Прости… — она доверчиво прильнула ко мне, положила ладошку на мою щёку и смотрела так виновато, что сердце сжалось — да лупи, только будь счастлива, моя конфетка! Собирался поцеловать её и сказать ей об этом, но она продолжила: — Но у тебя такая классная попа, что я буду тебя шлёпать ещё… — в её глазах засверкали золотые смешинки, а губы задрожали, сдерживая улыбку.
Наверное, мой ошарашенный — в который за сегодня уже раз? — взгляд снова развеселил её. Она засмеялась, и я опрокинул её на постель и подмял под себя, глядя в весёлые глаза.
Мне не было смешно. Этот день — самый лучший из всех, что я прожил. Я сегодня действительно жил, вновь почувствовал себя мальчишкой. Этот день для меня сделала эта девчонка — самая лучшая на свете.
Она — моя недосягаемая высота. Единственная женщина, которую я хотел видеть рядом всю жизнь. Но это невозможно. Сколько я ещё проживу, пока моя психика не разрушится? Сколько ещё мне осталось мужской силы? Сколько ещё мне отведено, пока гамартома не переродится в злокачественную убийцу?
Несси перестала смеяться и смотрела в глаза — ждала. Сейчас я должен ей сказать то, что логично завершило бы этот романтический вечер… и перевернуло бы всю её и мою жизнь.
И я сказал:
— Спасибо… — одними губами, не произнося ни звука.
Она ждала не этих слов — я видел это по её взгляду. Те, что она хотела услышать, я написал на запотевшем стекле.
Я полюбил её в первую встречу, но не готов был признать это. Не хотел понимать. Она заставила меня принять это, понять, что я живой, что могу чувствовать… Что я хочу чувствовать. Она изменила меня. Не старалась, но сделала это. Она такая и есть — всё у неё получается само собой, естественно и по-настоящему. Моя милая девчонка…
Я старше Несси на четырнадцать лет, но чем больше времени с ней провожу, чем больше событий нас соединяет, тем меньше помню об этой разнице. Она мудрее, гибче, мягче меня. Она ничего от меня не хочет и не требует, кроме вот этих трёх слов, кроме всего одного чувства.
Да, моя дорогая Несси, я очень тебя люблю. Но никогда не скажу тебе об этом. Сатир должен умереть. Я не хочу, чтобы ты видела мою агонию. Запомни меня таким, каким ты меня сделала.
Провёл кончиками растопыренных пальцев по её лицу ото лба до губ.
Я знаю тебя.
Я вижу тебя.
Я чувствую тебя.
Я люблю тебя.
Глава 18. Я могла бы расшатать Йеллоустон
Таких, как он, судьба не раздаёт,
Вручает, как награду, поимённо.
И та любовь, что в нас двоих живёт
Сильней, чем зло десятка миллионов.[18]
Никита привычно сгрёб меня в охапку, уткнулся носом в волосы и уснул. Снова началась гроза, с открытым окном стало прохладно, а мой мужчина спал обнажённым. Осторожно выбралась из его объятий, нашла одеяло и укрыла его. Спать не хотелось. Я села на подушку у окна и взяла тарелку с сыром и мёдом.
Этот день показался густым и многомерным. Но разве с Никитой может быть иначе? И, может быть, он прав, ведь мы можем встречаться, ходить на свидания… Я сначала обрадовалась этой смелой мысли, но улыбка быстро сползла с лица — это для меня Никита всё изменил, но не для себя. Он по-прежнему дорожит своей клеткой. И что делать с этим, я не знала. Я не могла изменить его…
…но я могла стать ему необходимой, как воздух.
Я буду разной. Смелой. Похотливой. Плевать. Никита — это больше, чем секс. Больше, чем все его миллиарды.
Он — бесценный!
Он — единственный!
Никита — мой!
Люблю его!
* * *
Проснулся, улыбнулся — моя королева не убежала портить мне манную кашу. Будить малышку после длинного дня и жаркой ночи — быть последним негодяем. Тихо вытянул из-под её головы затёкшую руку и встал. Ни свечей, ни тарелок с фруктами не нашёл, подушки тоже, похоже, разложены по местам. А я и не слышал, когда Несси наводила здесь порядок. Кстати, я же её голышом принёс сюда…
Быстро натянул спортивные штаны и принёс Несси домашний костюм. Взял свой «BlackDiamond»[19] и ушёл в тренажёрный зал. Нужно было позвонить юристу и Джейку, с полчаса покачаться и собираться на встречу с Наоми. Не хотелось видеть эту женщину, но безошибочное чутьё бизнесмена подсказывало, что упускать этот ресторанчик не стоит.
Может быть, всё дело в том, что недалеко от него дом Несси. Но это какое-то притянутое за уши объяснение самому себе, потому что я всё равно не собирался там бывать. Но, может, там когда-нибудь пообедает моя девочка.
Я бы отдал ей всё, чем владею, за предстоящее расставание, переделал бы к чертям весь этот затхлый мир, чтобы он приносил ей только радость, чтобы не беспокоиться, что кто-то обидит её, что у неё что-то не получится. Я гнал от себя мысли об этом, но они просачивались сквозь белый шум забот и проблем. Меня давило и оглушало чувство вины.
Если бы она не любила меня, всё было бы просто. Я не полюбил бы её. И всё бы сложилось именно так, как я и хотел: мы бы натрахались в своё удовольствие и расстались. А теперь я… откупался от собственных чувств. Не от Несси, а от всего, что давило грудь, что делало меня живым. Я купался в её любви, но не мог искупать её в своей. Это стало бы началом нашего с ней конца.
Моя золотая девочка, моя радость, моя любимая Несси… Что-то она сделала со мной. Я всё ещё чувствовал похоть, всё ещё реагировал на всевозможные раздражители и избегал их, но её любовь ко мне, моя любовь к ней облегчали это изматывающее чувство.
Я жил предвкушением нашей близости и почти научился контролировать внезапные вспышки ярости, перенаправляя их в сексуальную энергию. Я знал тело моей распутницы лучше, чем собственное, и понимал, что не хочу знать вот так же хорошо больше ни одно женское тело. Я никому, кроме неё, не позволял и не позволю многого из того, что можно моей ненаглядной малышке.
Ей можно всё. И видит Создатель, я был бы рад умереть от её нежной ручки, чтобы не жить больше с больным возбуждением, не знать других женщин, запомнить её последней… и, может быть, переродиться здоровым и попытать личного счастья в другой жизни. Нищим, в Африке под пальмой, бомжом в Нью-Йоркской трущобе — хоть у дьявола на рогах, но без этого проклятия наслаждением.
Я не мог больше. Не хотел. Я устал…
* * *
— Одри, доброе утро.
— Доброе, сэр, — ответила девушка после второго гудка. — Могу быть полезна?
— Можешь. Сегодня в полдень деловая встреча, нужно будет обсудить условия договора и сразу его подписать. Адрес пришлю в сообщении.
— Хорошо, сэр. Дресс-код?
— Отказать. Надеюсь, сложностей не возникнет, и закончим быстро.
Я отбил звонок, отправил сообщение и набрал номер Джейка.
— Здорово, Ник. Думал, раньше позвонишь.
— Спал, — я усмехнулся.
— И хорошо спал?
— Отлично!
— В нетерпении жду встречи.
Я услышал улыбку в его голосе.
— Ты мне должен барбекю. Так что сегодня встречаемся в Брамсхилле.
— Думаю, к пяти вечера.
— Устроит.
Я откинул сотовый в сторону и почти час отлично позанимался. Когда вошёл в кухню, Экен как раз снимал кашу с плиты.
— Доброе утро, Никита. Мисс ещё отдыхает?
— Да, жаль её будить.
— Тенни редко завтракает, но любит плотно пообедать.
— Думаю, сегодня обед не придётся готовить, Экен. Мы с Несси пообедаем в ресторане. А вот ужин доверяю только тебе, — я улыбнулся в ответ на довольную улыбку Экена.
