– Да, Адам Первый над тобой поработал как следует. Он мог гнать эту пургу часами.
– Я могу следовать цепочке его рассуждений, так что в каком-то смысле я согласна, что он надо мной поработал. Но когда дело доходит до «веры», я уже не так уверена. Хотя, как сказал бы тот же Адам Первый, что есть вера, как не добровольный отказ от неверия?
– Ага, ага. Я никогда не мог понять, верил ли он в то, что сам говорил. Настолько, чтобы положить руку в огонь за свои убеждения. Он был тот еще жук.
– Он говорил, что если поступаешь в соответствии с постулатами веры, это все равно, как если бы ты на самом деле верил.
– Только бы его найти. Хотя бы мертвого. Что бы там ни произошло, я хочу об этом знать.
– Это называется «закрытие», – говорит Тоби. – В некоторых культурах считалось, что дух человека не может вылететь на свободу, пока тело не получило достойного погребения.
– Люди – странные зверюшки, правда? Были. Ну вот, мы пришли. Делай свое дело, рассказчица.
– Не знаю, получится ли. Может, сегодня лучше не надо. У меня до сих пор в голове шумит.
– Ну попробуй. Хотя бы покажись им. Ты же не хочешь, чтобы они подняли бунт.
Спасибо вам за рыбу.
Я не буду есть ее прямо сейчас, потому что я должна сказать вам нечто важное.
Вчера я послушала, что сказал мне Коростель через блестящую вещь.
Пожалуйста, не надо петь.
И Коростель сказал, что надо готовить рыбу чуть дольше. Пока она не будет горячая вся насквозь. Никогда не оставляйте рыбу на солнце перед тем, как ее приготовить. И на ночь тоже не оставляйте. Коростель говорит, что так лучше всего обращаться с рыбой, и Джимми-Снежнычеловек тоже всегда хотел, чтобы ее готовили именно так. А Орикс говорит, что когда для кого-нибудь из ее Детей приходит пора быть съеденным, она желает, чтобы его съели наилучшим образом. А это значит – хорошо прожаренным, насквозь.
Да, Джимми-Снежнычеловеку лучше, но сейчас он спит в доме, в своей комнате. И нога у него болит уже меньше. Очень хорошо, что вы над ней столько мурлыкали. Он еще не может быстро бегать, но каждый день тренируется в ходьбе. И Рен с Голубянкой ему помогают.
Аманда не может ему помогать, потому что она слишком печальна.
Сейчас нам не нужно говорить о том, почему она печальна.
Сегодня вечером я не буду рассказывать историю. Из-за рыбы. Из-за того, как ее надо готовить. И еще я немножко… Я немного устала. И от этого мне труднее услышать историю, когда я надеваю красную кепку Джимми-Снежнычеловека.
Я знаю, что вы разочарованы. Но я расскажу вам историю завтра. Какую историю вы хотели бы услышать?
Историю про Зеба? И Коростеля?
Историю, в которой есть они оба. Да, я думаю, что такая история есть. Может быть.
Родился ли Коростель? Да, я думаю, что он родился. А вы как думаете?
Ну, я не знаю точно. Но все же я думаю, что он родился, потому что он выглядел как… как человек. Когда-то. Зеб тогда его знал. Поэтому может существовать история, в которой есть они оба. И Пилар тоже.
Черная Борода? Ты что-то хочешь сказать про Коростеля?
Он на самом деле не родился из костяной пещеры, а только надел на себя кожу человека? Как одежду? Но внутри он был другой? Твердый и круглый, как блестящая вещь? Понятно.
Спасибо, Черная Борода. Пожалуйста, надень красную кепку Джимми, то есть Джимми-Снежнычеловека, и расскажи нам эту историю.
Нет, кепка не сделает тебе плохо. Она не превратит тебя в кого-нибудь другого. Нет, у тебя не вырастет другая кожа; и одежда, как у меня, тоже не вырастет.
Все в порядке. Тебе не обязательно надевать красную кепку. Не плачь.
– Очень неудобно вышло, – говорит Тоби. – Я не знала, что они боятся этой красной кепки.
– Я сам боялся «Ред Соксов», – говорит Зеб. – В детстве. Я уже тогда умел идти на риск.
– Похоже, эта кепка для них священный объект. Что-то вроде табу. Они могут брать ее в руки, но не надевать.
– Очень их понимаю. Она же чудовищно грязная! Спорим, в ней вши.
– Я тут вообще-то пытаюсь обсуждать вопросы антропологии.
– Я тебе говорил в последнее время, что у тебя очень красивая попа?
– Не изображай сложную личность.
– Сложная личность – это, надо полагать, то же, что жалкий моральный урод?
– Нет, – заверяет его Тоби. – Просто…
Просто что? Просто она не может поверить, что он это всерьез?
– Послушай, это был комплимент. Ты еще помнишь, что такое «комплимент»? Мужчины говорят их женщинам. Это часть ритуала ухаживания – вот тебе, кстати, и антропология. Представь себе, что это букет цветов. Годится?
– Ладно, годится.
– Давай начнем сначала. Я обратил внимание на твою красивую попу как раз в тот день, когда мы компостировали Пилар. Когда ты сняла мешковатые тряпки вертоградарши и надела комбинезон парковой службы. И я преисполнился желания. Но тогда ты была недосягаема.
– Нет, неправда. Я…
– Была-была. Ты была вся такая «Мисс Вертоградарь», олицетворение чистоты и непорочности, насколько я мог судить. Преданная девушка-алтарница Адама Первого. Я, кстати, подозревал, что он с тобой развлекается. И ревновал.
– Ни в коем случае! Он никогда, ни за что…
– Я тебе верю. Но тысячи людей на моем месте не поверили бы. И вообще на мне тогда висела Люцерна.
– И тебя это остановило, мистер Персональный Магнит?
Вздох.
– Конечно, меня как магнитом тянуло к женщинам. В молодости. Это гормональное, все равно что волосатые яйца. Чудеса природы. А вот женщин ко мне тянуло не всегда. – Пауза. – Как бы там ни было, я верен. Когда я с какой-нибудь женщиной, то я с ней всецело. Я, можно сказать, серийный моногамист.
Верит ли ему Тоби? Она сама не знает.
– Но потом Люцерна ушла от вертоградарей, – говорит она.
– А ты стала Евой Шестой. Беседовала с пчелами и отмеряла грибочки для психоделических трипов. Практически мать-настоятельница. Я решил, что если полезу к тебе, ты меня осадишь. Рогатая Камышница, воинственная бойцовая птица, – это он вспомнил ник, которым она когда-то пользовалась в чате Беззумных Аддамов. – Точно, это ты и есть.
– А тебя звали Белый Барибал. Индейцы еще называют его «медведь-призрак». Его очень трудно увидеть в лесу, но кто увидит, тому он принесет счастье. Так говорилось в индейских сказках – пока этот вид не вымер полностью.
Тоби начинает хлюпать носом. Еще одно побочное действие смеси для медитации – она рушит неприступные стены крепостей.
– Эй, ты чего? Я тебя чем-то обидел?
– Нет, – уверяет Тоби. – Просто я сентиментальна.
Она хочет сказать: «Все эти годы ты был моим спасательным тросом». Но не говорит.
Юность Коростеля
– Сегодня я обязательно должна им что-нибудь рассказать, – говорит Тоби. – Историю, в которой действует Коростель, а кроме него – еще и ты. Коростель был в юности знаком с Пилар, это я вычислила. А что мне сказать про тебя?
– По странной случайности, это будет чистая правда, – говорит Зеб. – Я знал его, когда никаких вертоградарей еще и в проекте не было. Но тогда он еще не был Коростелем, даже близко к этому не подошел. Он был просто мальчишкой с большими проблемами, и звали его Гленн.
Оказавшись в «Здравайзере-Западном», Зеб постарался как можно быстрей усвоить местные мемы, а усвоив, начал их старательно использовать. Знание правильных мемов – волшебная дорожка из желтого кирпича, ведущая к слиянию с фоном и, таким образом, к выживанию. Когда злое око преподобного начнет гигантским прожектором обшаривать «Здравайзер» по сети своих контактов, его взгляд скользнет над головой Зеба, не заметив. Защитная окраска – вот что сейчас нужно было Зебу.
Официальная концепция, продвигаемая начальством «Здравайзера-Западного», заключалась в том, что вся корпорация – одна большая счастливая семья, дружно идущая по пути поисков истины во имя улучшения участи человеческого рода. Была и еще одна цель, обогащение акционеров, но слишком распространяться о ней считалось дурным тоном. С другой стороны, сотрудники получали право приобрести акции компании по сниженной цене. От сотрудников ожидалось следующее: неизменно бодрое расположение духа, трудолюбие, прилежная работа над достижением установленных целевых показателей и – совсем как в обычных семьях – отсутствие чрезмерного интереса к истинному положению вещей.
Еще – опять же, как в настоящих семьях, существовали запретные зоны. Одни были умозрительными, другие – весьма осязаемыми. В частности, такой зоной был плебсвилль за пределами охраняемого поселка «Здравайзера», куда нельзя было выходить без пропуска и выделенной личной охраны. Интеллектуальная собственность компании была обнесена толстыми файрволлами, кое-где непроницаемыми, если у тебя не было «троянского коня» внутри стен; поэтому те, кому не удавалось взломать систему, старались добраться до первичных источников материала. Высоколобых гениев из всех корпораций похищали и контрабандой увозили за границу (а иногда, по слухам, в охраняемые поселки конкурирующих корпораций), а там уже вычерпывали досуха в поисках спрятанных внутри сокровищ.
