Ознакомившись с историей болезни и допив кислый кофе, способный одним приемом вызвать спазм поджелудочной, я вернулся в корпус, где содержали Лауру. Ее переместили в кабинет, предназначенный для терапии, и когда я вошел внутрь, то увидел ее лежащей на полу в углу. Мы остались наедине. Я сел за стол. Разложил бумаги и обратился к ней по имени:
— Лаура. Лаура Хитченс. Лаура Арчер. Мне нужно поговорить с Лаурой.
Пациентка не отозвалась. Я встал, подошел ближе, присел рядом на корточки:
— Лаура. Я хочу поговорить с Лаурой. Это очень важно. Я доктор. Доктор Курт Мак-Келли. Я приехал из Соединенных Штатов, чтобы помочь.
Девушка дернулась и повернула ко мне лицо. Измученное, осунувшееся лицо с почти прозрачными желтыми глазами. Вероятно, я не видел никого красивее. Но состояние, в котором она находилась, было плачевным. Волосы сбиты в колтуны, кожа сильно обезвожена.
В первый день я не добился значительных успехов, кроме того, что она меня услышала. «Можно достучаться», — отметил я в записях. Мы продолжили терапию, и очень скоро я заметил, что Лаура ждет меня. В один из дней, спустя неделю после начала лечения, когда я зашел в кабинет, пациентка сидела на стуле, сложив руки на коленях, как школьница. Она явно готовилась к встрече. Волосы ее были причесаны и убраны в хвост.
— Лаура? — спросил я.
— Труди.
Я сел. Присмотрелся. Отметил в записях: «Пациентка вышла из состояния дефлексии».
— Хорошо, Труди. Очень приятно познакомиться. Я Доктор Курт Мак-Келли из Соединенных Штатов. Я приехал помочь вам. Ваша страна беспокоится за вас и хочет вернуть на родину.
— Нет разницы, где гнить в психушке, — отозвалась она дрогнувшим голосом.
Да, от астенического состояния, в котором я видел ее ранее, не осталось и следа. Я сел поудобнее. Разговор будет длинным, и как чудно, что он начался.
— Из любой точки, в которой оказывается человек, есть лучший и худший исход. Наша с вами цель — прийти к лучшему.
— Лучшему для кого? Для вас? Для Соединенных Штатов? Шри-Ланки? Лауры? Джессики? Родных погибших? Или для меня?
— Думаете, это разные исходы?
— Думаю.
Не исключено, согласился я про себя. Но эта демагогия для дела не полезна.
— Я хотел бы поговорить с Лаурой. Это возможно?
— Лаура спит.
Труди явно не была довольна моим желанием говорить с другой, а не с ней.
— Вы заставляете ее спать? — уточнил я.
— Нет, она сама. Лаура ранима. Она уснула, когда погиб ее жених Коул. До этого она засыпала эпизодически, чтобы справиться с некоторыми событиями жизни. Тогда и появились мы с Джессикой. Точнее, не так. Я всегда была рядом с Лаурой. Мы играли. Но выходить я стала только тогда, когда умерли ее родители. От Лауры внезапно потребовалось стать взрослой. Она не справлялась. А я могла. Ее младшая сестра Салли ничего не понимала. Средняя, Карин, все время плакала. Я поддерживала обеих. Читала девочкам сказки, придумывая интересные истории.
Разговор с Труди был натянутым и отрывистым. Я сказал, что мне важно услышать Лауру, и к концу сессии она больше прониклась ко мне доверием и обещала помочь. Через несколько дней после того диалога и моего обещания не давить появилась Лаура. Труди дернула головой, прикрыла глаза. По сути, это был момент Х. Терапевт, работая с пациентом, у которого подозревается множественная личность, делает для себя вывод в миг первого переключения. И дальше он собирает доводы «за» и «против», но решение о том, кто перед ним — больной или актер, принимает сразу.
В миг переключения резкое напряженное лицо Труди расслабилось, будто все мышцы разом потеряли тонус. Она стала озираться. Я поспешил ее успокоить:
— Лаура, все хорошо, пожалуйста, не волнуйтесь. Я Доктор. Доктор Курт Мак-Келли. — Эта фраза уже стала моей мантрой.
— Где я? — спросила она тихим низким голосом.
— Вы в больнице.
— Что я тут делаю?
— Вы не помните?
— Нет.
Я почесал бороду:
— Случилось кое-что.
— Я заболела?
— Можно и так сказать.
— Это смертельно?
— Нет. Но это серьезный недуг, и чтобы разобраться, важно все разложить по полочкам. — Я улыбнулся и попытался придать лицу дружелюбное выражение. — А давайте-ка вы расскажете все, что помните. Идет, Лаура?
— Все, что помню? С какого момента?
— С самого начала.
— С самого начала? — Она скрестила руки на груди. — А можно стакан воды?
Я откупорил бутылку, стоявшую на рабочем столе, взял одноразовый стаканчик, налил воды и пододвинул его собеседнице. Она сделала короткий глоток. Мне показалось, ей хотелось еще что-то спросить.
— Я сумасшедшая?
— Почему вы спрашиваете?
— Я не знаю. Иногда я слышу голоса в голове. — Она опустила глаза. Ее губы подрагивали так, будто она говорила что-то про себя.
— Лаура, не волнуйтесь. Давайте вы расскажите все, что помните, с самого начала.
Она опять испытующе поглядела на меня, но я знал, что сегодня услышу историю. Момент перелома для любого практика сродни ликованию Казановы, растопившего лед неприступной красавицы.
— Я потеряла маму с папой, когда мне было десять, — начала она, замолчала и переспросила: — Точно с начала?
— Да. Просто говорите все, что помните.
— Хорошо. Средней моей сестре Карин тогда было девять, а младшей Салли — пять, почти шесть. Нас взяли на воспитание мамины братья Теодор и Томас. — Лаура опустила глаза. Руки ее стали теребить край футболки. — Дяди были предпринимателями, статными такими красавицами. Мы с Карин мечтали выйти замуж за них, когда вырастем. Еще при жизни родителей дяди помогали нам. Приезд к ним в загородный дом — имение Палмеров «Хайзер Хэвен» — был для нас праздничным событием. Дяди были двойняшками, вели совместный бизнес и жили вместе. Они занимались добычей леса. Дело перешло к ним от отца, а ему — от его отца. Четвертое, кажется, поколение Палмеров, которое занималось древесиной в Вермонте. Тед и Том всегда баловали нас. И когда случилось так, что мамы с папой не стало… Авария на дороге… — Лаура замолчала. — Мы оказались под их опекой. Под опекой Тома и Теда. Оба они не были женаты и считались завидными холостяками. Своих детей у них не было. Дяди очень ждали нашего приезда и обустроили каждой отдельную комнатку. Обставили в лучшем виде. Накупили кукол, нарядов и плюшевых зверят. В своих новых комнатах мы и сами походили на куколок. Но, несмотря на их старания, нам было грустно, страшно и неуютно в новом месте. Мы скучали по маме с папой. И хотя жить в фамильном имении Палмеров было нашей мечтой, никто из нас не хотел оказаться там такой ценой. По вечерам мы с Карин приходили в комнату Салли. Забирались в ее кроватку, и я рассказывала сказки. Когда Салли засыпала, я провожала Карин до ее комнаты и потом шла спать сама. Но часто мы так и засыпали втроем, обнявшись, как котята. Том и Тед ругались на это. Они говорили, что сделали нам чудесные спаленки, что мы должны быть благодарны и должны спать каждая в своей комнате, как настоящие леди. Им нравился золотой век Голливуда. Весь дом был увешан постерами старых фильмов. Моя комната была декорирована под «Волшебника страны Оз», а в моем шкафу было полно платьев, как у Дороти Гейл. Карин носила длинные белокурые волосы, и ее комната была выполнена в стиле «Алисы в Стране чудес» 1933 года. Малышка Салли, наш кудрявый ангелочек, так походила на Ширли Темпл, что ее спальня была посвящена хитам этой юной актрисы — «Маленькой принцессе» и другим картинам. Нам с Салли нравились наши комнаты. А Карин ее комната пугала. Она боялась изображения этого жуткого Шляпника, а еще Труляля и Траляля. Она говорила, что они наблюдают за ней с картины. Что у них глаза живые. А еще говорила, что видела, как они по ночам ходят по ее комнате.
— А вы ничего такого не видели?
Лаура дернулась. Я понимал, что реакция ее — верный признак вытеснения воспоминаний. В подтверждение моей теории она сменила тему.
— Мы не посещали обычную школу, потому что имение Палмеров стояло в отдалении от города. Местную школу «Эйвери холл», в которой учились дяди с мамой и папой, закрыли, когда они были подростками, из-за какой-то мрачной истории. К нам приходили частные учителя. И мир, который дяди для нас создали, стал красивой декорацией.
