Я бросилась к ближайшей двери, но она оказалась запертой. Перебежав через грязную улицу, я рванула на себя другую дверь – крепкую, из тяжелого дерева, – и она, к счастью, распахнулась. Я дрожащими руками закрыла за собой железную задвижку. Теперь меня и преследователей разделяла хоть какая-то преграда. Я пересекла внутренний дворик, успев краем глаза заметить удивительно красивый фонтан, цветущие клумбы и густой кустарник. И в этот момент мне самым бесцеремонным образом напомнили, что любоваться изяществом здешней архитектуры не время: раздался грохот выстрела, и пуля просвистела возле моего уха. Я резко оглянулась и с ужасом увидела, что прямо на меня из маленького окошка, проделанного в двери, смотрит дуло пистолета. Я пригнулась и отчаянным прыжком бросилась в густые кусты – как раз вовремя, потому что вторая пуля ударила в стену в полуметре от меня.
«Дело принимает серьезный оборот», – подумала я со спокойствием обреченного. Их двое, они поняли, что я знаю их тайну, и теперь они прикончат меня здесь же, не теряя времени на театральные эффекты в зеркальной комнате. Надев маску, я совершила самый неосмотрительный поступок, какой можно было себе вообразить. Одной мне ни за что не перехитрить озлобленных убийц. В этом переулке они могут стрелять по мне до тех пор, пока не попадут: все жители на главной улице любуются шествием, и там стоит такой невообразимый шум, что звук выстрела покажется не громче треска вспыхнувшей спички.
Прячась за кустами, я неслышно пробралась вдоль стены и здесь, в углу дворика, вновь достала из кармана маску-домино. Быть может, мне удастся ввести злодеев в заблуждение – ведь мой костюм сам по себе не столь уж выделялся среди других женских нарядов.
Теперь нужно было каким-то образом выбраться из ловушки, в которую я сама себя заманила. Оставалось лишь два пути – дверь на улицу, за которой меня ждала неминуемая гибель, и дверь, ведущая в дом, надежно закрытая хозяевами.
Тогда я сняла туфлю, выбила каблуком окно и, быстро удалив из рамы осколки, сумела, наконец, пробраться в дом. Пробежав через роскошно обставленную гостиную и миновав коридор, я оказалась у парадной двери, выходившей на соседнюю улицу. Осторожно выглянув, я не заметила ничего подозрительного. По переулку быстро приближалась толпа празднично одетых горожан: видимо, они хотели обогнать шествие, неспешно двигавшееся по главной улице, и еще раз поприветствовать его участников. Когда горожане поравнялись со мной, я выбежала из дома и смешалась с толпой, как и все, танцуя и издавая восторженные возгласы.
Вновь попав на главную улицу, я решительно повернула направо и заспешила к гостинице.
Внезапно я оказалась в крепких объятиях некоего мужчины в костюме дьявола-обольстителя, который, горячо расцеловав меня, с торжествующим воплем бросился за очередной жертвой. Тряпичная кукла не среагировала бы на происшедшее столь безучастно, как я. Не чувствуя ничего, кроме почти животного страха, я упрямо пробивалась сквозь толпу ко входу в гостиницу. Не исключено, что злоумышленники уже ждали меня там, но ничего другого мне не оставалось. Если я не успею встретиться с Тео – я пропала. Только он мог меня спасти.
Мне повезло – я успела добраться до гостиницы без происшествий. Замирая каждые несколько шагов и настороженно оглядываясь, я поднялась по лестнице, пробежала по коридору, как можно тише повернула ключ в замке, толкнула дверь… и тут сильные мужские руки схватили меня и втащили внутрь.
Дикий крик ужаса застыл у меня на устах – передо мной стоял Тео. Издав возглас торжества, он наклонился ко мне и припал поцелуем к моим губам. Он целовал меня так долго и так крепко прижимал к себе, что я едва не лишилась чувств.
Наконец он отпустил меня и, заперев дверь, смущенно развел руками:
– Извини, Нэнси, ради Бога, я так хотел прийти пораньше, но дела… Устроители праздника готовы были разорвать меня на части, чтобы я присутствовал и там и сям…
– Все это пустяки, – сказала я, готовая расплакаться от радости. – Главное – теперь ты со мной. За последний день столько произошло! Я нашла зеркальную комнату.
Улыбка вмиг исчезла с его губ.
Я поведала ему обо всех ужасных происшествиях, закончив тем, как в меня стреляли несколько минут назад.
– Тебе удалось рассмотреть незнакомцев в масках?
– Постольку-поскольку. Они были совсем рядом, еще немного, и…
– Это были мужчины или женщины?
– Трудно сказать.
– А ты уверена, что скелет в трюме – женский?
– Несомненно. Ведь ты сам говорил, что Роуз была тонкой, изящной девушкой.
– Да, действительно… Значит, ты упала с табурета в каретном сарае, потеряла сознание…
– Вряд ли упала. Разве что я уже была в полусознательном состоянии. По-моему, меня кто-то напоил сильнодействующим снотворным. И так уже было однажды – помнишь? – когда я очнулась на кладбище среди ночи?
– Тогда Алвина предполагала ритуальные благовония или какое-то зелье…
– Может быть, – прервала я Тео, – но вчера ночью такого запаха точно нигде не было. Скорее всего снотворное подсыпали в молоко. Ты знаешь, я имею обыкновение пить на ночь несколько глотков молока. Вчера я осталась одна, и очень легко было догадаться, что я долго не сумею уснуть и спущусь на кухню за своим любимым молоком… В чулане стоял кувшин, а сверху лежала записка, что это самое свежее молоко. Я обрадовалась, что обо мне кто-то трогательно позаботился, и выпила. Вот в этот-то кувшин и подсыпали снотворное!
– Кто написал записку? Ты узнала почерк?
– Написано было печатными буквами.
– Так я и знал! А на плавучем доме – не заметила ли ты там каких-либо следов, оставленных преступниками?
– Никаких. Конечно, была темная ночь, и я опасалась привлечь внимание слишком ярким светом. Может быть, я на что-нибудь не обратила внимания.
Тео с досадой хлопнул рукой по колену.
– Ты не знаешь, кто сегодня приехал на праздник? – спросил он.
– Карла – мы ехали вместе. Наверное, Ситоны тоже здесь. Не знаю, как старый Мэртсон, а вот Алвина и Бесс даже, по-моему, не собирались покидать дом.
– Не может быть! В своей жизни они не пропустили еще ни одного Марди-грас. Нет, сестрицы наверняка в городе.
– Но на балу у Комуса их не будет?
– Нет – ни моих сестер, ни Сары. Это бал, где правим мы, мужчины. Из женщин же туда допускаются лишь избранные – самые прекрасные, самые очаровательные в наших краях. И попасть в число кандидаток – еще не значит стать участницей. Из каждых десяти счастье выпадает лишь одной. Я предлагал Алвину и Бесс. А какие гигантские усилия приложил Эдвин, чтобы его сестра попала в число приглашенных! Все напрасно! Когда кандидатуру отвергают, никто не объяснит тебе, почему. Быть может, по той причине, что зачастую это действительно необъяснимо. Бесс, к примеру, до войны была красавицей, какую редко встретишь. Это сейчас она подрастеряла свои необычайные достоинства – вместе с надеждой попасть на бал, – но тогда…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
