Толгуев, синюшно-бледный от побоев и холода, глядел, как полудохлая собака, которая приползла в дом, чтобы умереть. Но его губы, разомкнувшись, произнесли членораздельные слова:
— У меня есть около двадцати шести тысяч долларов. Есть способ, чтобы их передать так, что получить вы их сможете только, если я буду на свободе. Вы соглашаетесь и переводите меня в человеческие условия. Если нет, я умру, но есть люди, которые будут искать очень долго и упорно. Пока не найдут вас. Вы же не из воздуха появились — откуда–то у вас была информация о водиле КАМАЗа. Это уже зацепка, и я, уходя, оставил в сейфе записку. На всякий случай.
Если слова узника были правдой, это означало, что при известном старании, поиск мог бы выйти на девушку Егора, которая однажды появлялась в РОВД и там узнала о злополучном водителе Климове. Но сама я была уверена, что Толгуев блефует. Другой вопрос: не является ли даже блеф достаточным основанием для того, чтобы отделаться от меня? Так, на всякий случай, для страховки.
— Я думаю, ты действительно сдохнешь быстро, — спокойно сказал Толик. — Бред у тебя уже начался. За ту сумму, которую ты называешь, я бы и жопу от дивана не оторвал. Поговорим послезавтра, счастливо оставаться.
И Толик развернулся, чтобы уходить. Все мы двинулись вслед за ним.
— Стойте! — крикнул отчаянно Толгуев, дергая свой наручник. — Я же подохну здесь!
— Это твои проблемы, чувачок, — сказал тусклым голосом Джозеф. — Мы тебе санаторий, сам понимаешь, не обещали.
— Но у меня больше нету ни копейки! — воскликнул Толгуев. — Моя фирма, понятно, стоит дороже, но фирму не продашь, находясь в карцере. Никто не согласится на сделку, от которой дерьмом несет за версту!
— Тебе внесли предоплату за заказ больше того, что ты сейчас назвал, — Толик вернулся в подвал и подошел к Толгуеву, пристально глядя на него.
— Ты здорово информирован, парень, — без запинки ответил Толгуев, — но это была безналичка в рублях, из которой уже заплачена аренда за этот месяц и предыдущий. Сотрудники, опять же, получили зарплату, а новых заказов не было.
— Сорок штук, и ни копейки меньше, если хочешь жить, — сказал Толик.
— Это потому что вас четверо? — прикованный к бетонному гробу человек находил в себе силы шутить, и я подумала, что полное ничтожество никогда не могло бы основать и раскрутить фирму, выведя ее, как я знала от Егора, на оборот в миллион долларов. — Я старше вас, ребята, и знаю, как делить, чтобы не потерялся даже дробный остаток.
Но Толик поддержал юмор собеседника:
— Уговорил, старичок. Ты должен сорок одну штуку. Плюс урок арифметики бесплатно.
— Пойми меня, наконец, — устало сказал Толгуев. — Или двадцать шесть, или ничего. Любая сумма больше сказанной требует моего физического присутствия в офисе и в банке. Ни у кого другого нет права подписи, это же просто, парни, поймите и берите то, что есть.
— Ну, что скажешь? — Толик обратился к Джозефу.
— А что это за безопасный способ передачи? — спросил тот.
— Я делаю несколько звонков с ближайшей станции, или что тут поблизости есть. Потом встречаетесь с моим доверенным лицом и забираете деньги, а я еду домой на электричке.
— Нам надо посоветоваться, — сказал Толик.
— Дайте хоть одеться, братва, — попросил Толгуев. — Вы же выиграли. Вчистую.
— Хорошо, — сказал Толик и кивнул Хохлу, который пошел за одеждой бизнесмена.
Я была отстранена от участия в разговоре, который состоялся через считанные минуты наверху. Впрочем, вмешиваться мне никто не запрещал, просто мнение мое никого не интересовало, и я сочла за благо молчать, пока бандиты совещались. Собственно, решение брать то, что предлагают, было единогласно и с немалым облегчением принято почти сразу. Камнем преткновения стало решение, кого отправлять для встречи с посыльным Толгуева. Джозеф рвался ехать сам, но Толик настоял на том, чтобы отправились мы с Хохлом.
— Наше место здесь, — вдалбливал Толик жадному Джозефу. — Если возникнет обострение, мы разрулим ситуацию отсюда, а малую никто ни в чем не заподозрит. Она скажет, что ее наняли за две копейки, как курьера, доставить пакет. Ты же не заявишь, Буренка, что писалась в такое паленое дело, как похищение с целью выкупа? Ты маленькая и молодая — они и не подумают, что ты в теме.
— А вдруг они пробьют ментов с Юго-Запада… — начала я.
— Дура! — перебил меня Толик. — Он убийство заказывал, или нет? Какие на хрен менты! Он сам побоится к ним соваться. Крыша у него тоже ментовская, братвы за ним нет, но даже если и будет какой–то друг-одиночка, тебя–то он не приплетет к этой теме. Информацию ты только сама о себе можешь дать, пойми это!
— Да и сумма, в общем–то, смешная, — вставил Хохол. — Не будет подставы из–за таких бабок.
Ну вот, если вам привычны чемоданы с пачками денег, погони и перестрелки, то боюсь, вы разочаруетесь. Скорее включайте любимый сериал, где герои мыслят категориями миллионов и мочат всех подряд. Я же обещала писать только правду, так что извините, если скажу, что двадцать семь тысяч по размеру меньше упаковки тампонов, и эта отнюдь не астрономическая сумма благополучно доехала в моей наплечной сумке до дачи Толика, где в подвале ждал по-прежнему прикованный Толгуев. Правда, он уже был накормлен и полностью одет.
Единственный раз он поднимался наверх, чтобы сделать звонки. Мне показалось, он расстроился, когда узнал, что у бандитов есть мобильный телефон, и не придется никуда выезжать. Но отступать он не мог, к тому же ему завязали глаза, выводя наружу, и пообещали в дальнейшем тоже вывезти на МКАД с повязкой, закрывающей зрение. Такую заботу вроде бы бессмысленно проявлять к человеку, которому осталось жить не дольше момента передачи денег, — и бизнесмен, кажется, расслабился, четко распорядившись насчет оговоренной суммы.
В том, что денег оказалось меньше ожидаемого, были и положительные моменты. Во-первых, я не взяла на душу грех нарушения пятой заповеди, и соответственно, никому не было нужды избавляться от меня самой. Во-вторых, мне настолько опротивело общество бандитов (хоть спала я пару раз только с Толиком), что месть за смерть Егора перестала казаться мне достаточным поводом для пересмотра всех своих жизненных планов. А за пару дней на даче я поняла, что возмездие способно так изменить того, кто сполна отдается ему, что последствия мести камня на камне не оставят от того, что казалось раньше важным и любимым. А впрочем, если вы считаете меня недостаточно крепкой духом, это ваше право. В конце концов, я была только двадцатилетней шлюшкой, так что мои решения, как видите, страдали переменчивостью и непостоянством.
